Отсюда следовало очередное направление моих исследований, но мне хотелось прежде разобраться с нынешним, а уж потом двигаться дальше.
– Расскажи про самые любимые из мест, где ты уже побывала.
– Мм… мне понравился пирс Санта-Моники. Мама говорила, что в Монтерее еще лучше, но так далеко по побережью мы не заезжали. Если мы и ездили куда-то, то в пределах Аризоны: времени на поездки у нас было немного, и маме не хотелось тратить его зря, сидя в машине. Ей нравилось бывать там, где якобы водятся привидения – в Джероме, Доуме, да в любом заброшенном городе-призраке. Никаких привидений и призраков мы не видели, но она говорила, что только из-за меня. Я настроена слишком скептически, вот и отпугнула их. – Она снова рассмеялась. – Она обожает ярмарки возрождения, мы каждый год ездим на одну из них в Голд-Каньон… ну, наверное, в этом году я ее пропущу. Однажды мы видели диких лошадей у Солт-Ривер. Вот это было здорово.
– А самое дальнее место от дома, где ты побывала? – Я вдруг слегка забеспокоился.
– Наверное, это здесь, – ответила она. – Во всяком случае, самое дальнее к северу от Финикса. А самое дальнее к востоку – Альбукерке, но тогда я была такая маленькая, что ничего не помню. А к западу – видимо, побережье в Ла-Пуше.
Она вдруг умолкла. Интересно, может, задумалась о последней поездке в Ла-Пуш и о том, что там узнала? В тот момент мы стояли в очереди в кафетерии, она быстро выбрала, что хотела, вместо того чтобы ждать, когда я накуплю всего понемногу. И стремительно расплатилась за себя.
– А за границу ты никогда не выезжала? – продолжал расспросы я, когда мы подошли к нашему пустующему столику. Мимоходом я задался вопросом, неужели он всегда будет под запретом для остальных теперь, после того как я несколько раз сидел за ним.
– Еще нет, – бодро отозвалась она.
Хотя времени для поездок у нее было не так уж много – всего семнадцать лет, я удивился. И мне стало… совестно. Она так мало повидала, испытала ничтожную долю того, что предлагала жизнь. Сейчас она никак не могла знать, чего хочет на самом деле.
– «Гаттака», – вспомнила она, задумчиво прожевывая яблоко. Мою внезапную перемену настроения она не заметила. – Хороший был фильм. Ты смотрел?
– Да. Мне тоже понравился.
– А какой у тебя любимый фильм?
Я покачал головой и улыбнулся:
– Твоя очередь еще не пришла.
– Ну правда, я такая скучная. И вопросы у тебя наверняка кончились.
– Сегодня мой день, – напомнил я. – И мне нисколько не скучно.
Она поджала губы, будто собираясь поспорить насчет моей заинтересованности, но вдруг улыбнулась. Видимо, на самом деле она не поверила мне, но решила, что должна сдержать обещание. День вопросов был и вправду мой.
– Расскажи про книги.
– Только не вынуждай меня выбирать любимую, – почти рассвирепела она.
– Не буду. Рассказывай про все, какие тебе нравятся.
– С какой бы начать?.. А, «Маленькие женщины». Первая большая книга из всех, какие я прочитала. И до сих пор перечитываю практически каждый год. Вся Остин, вот только «Эмму» я не очень…
Про Остин я уже знал, увидев у нее потрепанный сборник в тот день, когда она читала на лужайке, но заинтересовался исключением.
– Что так?
– Да ну, она такая самодовольная.
Я усмехнулся, а она продолжала по своей инициативе:
– «Джен Эйр». И ее, конечно, я перечитываю довольно часто. Прямо-таки мой идеал героини. Все остальные книги всех сестер Бронте. «Убить пересмешника» – безусловно. «451 градус по Фаренгейту». Все хроники Нарнии, особенно «Покоритель Зари». «Унесенные ветром». Дуглас Адамс, и Дэвид Эддингс, и Орсон Скотт Кард, и Робин Маккинли. А Л. М. Монтгомери я уже называла?
– Насчет нее я понял – по путешествиям твоей мечты.
Она кивнула, но вид у нее стал смущенный.
– Продолжать? Я могу еще долго.
– Давай, – подбодрил я. – Хочу еще.
– Только я буду называть вразнобой, – предупредила она. – У мамы куча книг Зейна Грея в бумажных обложках. Среди них попадались очень даже неплохие. Шекспир – в основном комедии. – Она усмехнулась. – Как видишь, и правда вразнобой. Мм, вся Агата Кристи. Энн Маккефри про драконов… и, кстати, про великих драконов: «Клык и коготь» Джо Уолтон. «Принцесса-невеста» – книга гораздо лучше фильма… – Она задумчиво постучала пальцем по губам. – Есть еще множество других, но у меня опять вылетело из головы…
Она слегка нервничала.
– Пока достаточно.
Вымышленный мир был лучше знаком ей, чем реальный, и я с удивлением отметил в ее списке книгу, которую сам еще не читал. Надо будет раздобыть этот «Клык и коготь».
В характере Беллы просматривались элементы прочитанного – влияние персонажей, сформировавших особенности ее мира. В ней была частица Джен Эйр, толика Глазастика Финч и Джо Марч, немного от Элинор Дэшвуд и Люси Певенси. Я не сомневался, что найду больше сходства с героями книг, когда буду лучше знать ее.
Это было все равно что собирать пазл из сотен тысяч деталей, да еще не зная, как он выглядит в сложенном виде. Трудоемкое занятие, отнимающее массу времени, чреватое ошибками, но в конечном итоге позволяющее увидеть картину в целом.
Она прервала мои размышления:
– «Где-то во времени». Обожаю этот фильм. Ума не приложу, как я сразу его не вспомнила.
Этот фильм в число моих любимых не входил. Меня коробила сама идея, что двое влюбленных смогли быть вместе только на небесах, после смерти. И я перевел разговор:
– Расскажи про музыку, которая тебе нравится.
Она снова судорожно сглотнула. А потом вдруг зарделась.
– Что-то не так? – спросил я.
– Да просто у меня… с музыкой как-то не очень, наверное. А тот диск «Linkin Park» мне подарил Фил. Пытался осовременить мои вкусы.
– А до Фила ты что слушала?
Она вздохнула, беспомощно развела руками:
– Просто то же, что и мама.
– Классику?
– Иногда.
– А в остальном?
– Саймон и Гарфанкел. Нил Даймонд. Джони Митчелл. Джон Денвер. В таком роде. Мама совсем как я – она тоже слушает то же самое, что ее мать. Во время наших поездок ей нравилось подпевать. – Внезапно она широко улыбнулась, показывая единственную ямочку. – Помнишь, мы как-то говорили о том, чего можно испугаться? – Она рассмеялась. – Ты поймешь, что такое настоящий страх, только когда услышишь, как мы с мамой пытаемся попасть в высокие ноты, подпевая «Призраку оперы».
Я подхватил ее смех, жалея, что этого мне никак не увидеть и не услышать. Мне представилось ярко освещенное шоссе, извивающееся по пустыне, машина с открытыми окнами, рыжеватый отблеск солнца на волосах Беллы. Обидно, что я не знаю, как выглядит ее мать или какая у них машина, – если бы знал, представил бы точнее. Мне хотелось быть рядом с ней, слышать, как она поет и фальшивит, смотреть на ее улыбку при свете солнца.
– Любимая телепередача?
– Да я почти не смотрю телевизор.
Неужели она не стала вдаваться в подробности, чтобы не наскучить мне? Может, после нескольких вопросов попроще она почувствует себя свободнее?
– Кола или пепси?
– «Доктор Пеппер».
– Любимое мороженое?
– С песочным печеньем.
– Пицца?
– Сырная. Неоригинально, но надежно.
– Футбольная команда?
– Эм, пропустим?
– Баскетбольная?
Она пожала плечами:
– К спорту я как-то не очень.
– Балет или опера?
– Пожалуй, балет. Никогда не была в опере.
Я отдавал себе отчет, что список, который составляю, годится и для других целей, не только для того, чтобы как можно лучше понять ее. Заодно я узнавал, чем можно ее порадовать. Какие подарки мог бы ей преподнести. Куда мог бы ее свозить. О мелочах и серьезных вещах. Невероятно самонадеянно было полагать, что я мог бы когда-нибудь вписаться в ее жизнь хотя бы так. Но как бы мне хотелось…
– Твой любимый драгоценный камень?
– Топаз, – ответ она дала не раздумывая, но вдруг ее взгляд стал напряженным, на скулах проступил румянец.
Такое уже случалось раньше, когда я спросил про запахи. Тогда я сделал вид, будто не заметил, но на этот раз не стал. Меня и без того измучило неудовлетворенное любопытство.
– Почему это тебя… смутило? – Я сомневался, что правильно понял ее чувства.
Она поспешно покачала головой, глядя на свои руки.
– Да нет, ничего.
– Хотелось бы понять.
Она снова покачала головой, упрямо отказываясь смотреть на меня.
– Ну пожалуйста, Белла.
– Следующий вопрос.
Вот теперь мне отчаянно захотелось выяснить, в чем дело. Терпение лопнуло.
– Выкладывай, – потребовал я почти грубо. И сразу устыдился.
Она не смотрела на меня, продолжая теребить волосы.
Но ответ все-таки дала.
– Просто сегодня у тебя глаза цвета топаза, – призналась она. – А если бы ты спросил через две недели, я бы назвала оникс.
Точно так же моим любимым цветом теперь стал насыщенный шоколадный.
Ее плечи поникли, я вдруг узнал эту позу. Вчера она держалась точно так же, стесняясь ответить на мой вопрос, действительно ли считает, что ей я нравлюсь больше, чем она мне. И вот теперь по моей вине она очутилась в том же положении, вынужденная доказывать свои чувства ко мне, не получая заверений во взаимности.
Проклиная свое любопытство, я вернулся к расспросам. Может быть, мой несомненный интерес ко всем особенностям ее личности убедит ее в том, что в своих чувствах к ней я дохожу до одержимости.
– Какие цветы ты предпочитаешь?
– Мм, георгины – за внешний вид, и лаванду с сиренью – за аромат.
– Смотреть спорт ты не любишь, а в команде когда-нибудь играла?
– Только в школе, когда приходилось.
– Мама не записывала тебя в футбольную команду?
Она пожала плечами.
– Маме нравилось, чтобы выходные были свободны – для каких-нибудь приключений. Одно время я состояла в скаутах, а однажды она отдала меня на хореографию и здорово просчиталась. – Белла подняла брови, словно ожидая, что я не поверю. – Она дум