Всю ночь Белла спала так крепко, что это даже пугало.
В течение времени, которое теперь казалось мне очень долгим, с первого же момента, как я уловил ее запах, мне не хватало сил удерживаться в одном и том же душевном состоянии, не позволять ему поминутно метаться из одной крайности в другую. Сегодня меня бросало резче обычного: бремя неминуемо предстоящей угрозы довело меня до пика эмоционального стресса, подобного которому я не испытывал последнюю сотню лет.
А Белла продолжала спать: расслабленные руки и ноги, гладкий лоб, загнутые кверху уголки губ, вдохи и выдохи тихие и размеренные, как по метроному. За все ночи, которые я провел у нее, я ни разу не видел, чтобы она спала так мирно. Что бы это значило?
Я мог предположить только одно: это значило, что она так ничего и не поняла. Несмотря на все мои предостережения, она по-прежнему не верила в истину. И слишком доверяла мне. В этом она жестоко ошибалась.
Она не пошевелилась, даже когда в комнату заглянул ее отец. Было рано, солнце еще не встало. Я оставался на месте, уверенный, что незаметен в темном углу. Туманные мысли ее отца имели оттенок сожаления и вины. Ничего серьезного, как мне показалось, – просто осознание, что он опять оставляет ее одну. На миг он заколебался, но чувство долга – планы, товарищи, обещания подвезти – увело его прочь. Других предположений у меня не нашлось.
Чарли поднял громкий шум, вытаскивая рыбацкие снасти из встроенного шкафа под лестницей, но Беллу не разбудил. Даже ее веки ни разу не затрепетали.
После отъезда Чарли пришла моя очередь уходить, хотя мне и не хотелось покидать безмятежный покой ее спальни. Как бы там ни было, мирный сон Беллы успокоил меня. Я еще раз набрал полные легкие обжигающего запаха и задержал его в груди, оберегая боль в себе до тех пор, пока не сумею пополнить ее запасы.
Суета возобновилась сразу же после пробуждения Беллы: весь покой, который принесли ей сновидения, словно улетучился при свете дня. Шум ее движений был торопливым, несколько раз она выглядывала из-за штор, – видимо, ждала меня. От этого мое нетерпение усилилось, но мы же назначили время, я не хотел являться раньше и мешать ей собираться. Мои сборы были закончены, но в них чего-то недоставало. Да и мог ли я как следует подготовиться к такому дню, как этот?
Я был бы не прочь порадоваться – целому дню, проведенному рядом с ней, возможности получить ответы на все вопросы, которые задам, ее теплу, окутывающему меня. И в то же время мне бы хотелось прямо сейчас повернуться и броситься бежать прочь от ее дома, и чтобы сил хватило добежать до другого конца света, остаться там и впредь не подвергать ее опасности. Но я вспомнил подавленное, серое лицо Беллы в видениях Элис и понял, что на такое бегство мне никогда не хватит сил.
Я успел привести себя в весьма мрачное настроение к тому времени, как спрыгнул с тенистых веток и прошел по лужайке к дому. Стереть с лица признаки моего душевного состояния я пытался, но будто разучился управлять мимикой.
Я тихо постучал в дверь, зная, что она прислушивается, и сразу же услышал ее спотыкающиеся шаги на последних ступеньках лестницы в коридоре. Она кинулась к двери почти бегом, долгое мгновение возилась с засовом и наконец распахнула дверь так резко, что та с грохотом ударилась о стену.
Заглянув мне в глаза, она вдруг застыла, умиротворение минувшей ночи проскользнуло в ее улыбке.
У меня тоже слегка поднялось настроение. Я сделал глубокий вдох, заменяя застоялое жжение свежей болью, но она была гораздо слабее радости видеть ее.
В приливе любопытства я окинул взглядом ее одежду: на чем она все же остановила выбор? Это сочетание я вспомнил сразу же – свитер я приметил разложенным на самом видном месте, поверх ее древнего компьютера, рядом с белой рубашкой на пуговицах и джинсами. Светлый беж, белый воротник, светло-синий деним… Мне было незачем смотреть на самого себя, чтобы понять, что по цвету и стилю мы оделись почти одинаково.
Я усмехнулся. Опять нечто общее.
– Доброе утро.
– Что-то не так? – отозвалась она.
На этот вопрос можно было дать тысячу ответов, и я на миг растерялся, но увидел, как она оглядела себя, и понял, что она пытается понять, чем вызван мой смех.
– Мы гармонируем, – объяснил я.
И снова засмеялся, когда она выслушала меня, осмотрела мою одежду, потом свою, и на ее лице отразилось удивление. Внезапно она нахмурилась. Почему? Я понятия не имел, как такое совпадение может показаться каким-либо еще, кроме как в той или иной степени забавным. Может, она выбрала эту одежду по какой-то более важной причине и эта причина рассердила ее, когда я засмеялся? Но как можно заводить такие расспросы, не рискуя показаться странным? Я был уверен лишь в одном: по какой бы причине она ни сделала такой выбор, она отличается от моей.
При мысли о том, с какой целью выбрана моя одежда и что она предвещает, я внутренне содрогнулся. Но уклоняться от предстоящего не следовало. Нельзя прятаться от нее. Она заслужила право знать все.
Пока она шагала вместе со мной к своему пикапу, улыбка вернулась на ее лицо и вдруг стала чуточку самодовольной. Я не собирался отказываться от обещания, которое дал, хоть и был от него не в восторге. Но понимал, что это неразумно. Она сама каждый день садится за руль этого антикварного монстра, и с ней ничего плохого не случается. Безусловно, плохое вполне могло дождаться, когда я окажусь рядом в качестве охваченного ужасом свидетеля. Видимо, выражение моего лица побудило ее предположить, что я недоволен.
– Мы же договорились, – торжествующе напомнила она и потянулась через пассажирское сиденье, чтобы отпереть дверцу с той стороны.
Мне оставалось лишь мысленно пожалеть, что остальные причины моего беспокойства не настолько незначительны.
Изношенный двигатель закашлялся, пробуждаясь к жизни. Металлическая рама затряслась так отчаянно, что я испугался, как бы она не развалилась.
– Куда нам? – спросила она, перекрикивая весь этот рев и грохот. С усилием переведя рычаг на заднюю передачу, она оглянулась.
– Сначала пристегнись, – потребовал я. – Я уже нервничаю.
Она метнула в меня негодующий взгляд, но со щелчком пристегнулась и вздохнула.
– Так куда? – снова спросила она.
– На север, по Сто первому шоссе.
Медленно проезжая через город, она не сводила глаз с дороги. Я размышлял, разгонится ли она, когда мы выедем на главную улицу, но она продолжала держать скорость на три мили в час меньше разрешенной. Солнце все еще висело низко над горизонтом на востоке, окутанное тонкими слоистыми облаками. Но если верить Элис, полдень будет солнечным. Интересно, доберемся ли мы такими темпами до леса вовремя, пока солнечные лучи не коснулись меня?
– Как думаешь – к вечеру мы наконец выберемся из Форкса? – спросил я, зная, что никакой критики в адрес своего пикапа она не потерпит. Она отреагировала именно так, как я и предвидел.
– Имей совесть! Этот пикап годится твоей машине в дедушки, – возмутилась она, но все же заставила двигатель работать чуть быстрее. Превысила ограничение скорости на две мили в час.
Когда мы наконец оставили позади центр Форкса, мне полегчало. Вскоре за окном лес стал попадаться чаще, чем признаки цивилизации. Двигатель пикапа грохотал, как отбойный молоток, вгрызающийся в гранит. Белла не сводила глаз с дороги ни на секунду. Мне хотелось поговорить, спросить ее, о чем она думает, но отвлекать ее не стоило. В этой сосредоточенности чувствовались почти свирепые нотки.
– Поверни направо, на Сто десятое шоссе, – велел я.
Она кивнула, не глядя на меня, и перешла на черепашью скорость, одолевая поворот.
– А теперь вперед, пока не кончится асфальт.
– А что там? – спросила она. – Где кончается асфальт?
Безлюдный лес. Ни одного свидетеля. Чудовище.
– Тропа.
Ее голос зазвучал выше и напряженнее, но смотрела она по-прежнему только на дорогу.
– Мы пойдем пешком?
Озабоченность в ее голосе встревожила меня. Я не подумал. Расстояние невелико, идти нетрудно, почти так же, как по тропе за ее домом.
– А что? Проблемы?
Куда бы еще ее отвезти? Запасного плана я не подготовил.
– Нет, – быстро отозвалась она, хотя голос звучал по-прежнему натянуто.
– Не волнуйся, – постарался успокоить я. – Идти всего миль пять, а спешить нам некуда.
Мало того – волна паники вдруг окатила меня, едва я осознал, как невелико расстояние на самом деле, – я был бы только рад оттянуть время.
Она опять нахмурилась. А после нескольких секунд молчания принялась покусывать нижнюю губу.
– О чем задумалась?
Захотела повернуть обратно? Вообще передумала? Жалеет, что открыла дверь сегодня утром?
– О том, куда мы едем, – наконец ответила она. Ее целью был явно небрежный тон, но она промахнулась.
– Туда, где я люблю бывать в хорошую погоду. – Я взглянул в окно, и она тоже. От слоя облаков осталась тонкая завеса. Скоро совсем разойдутся.
Что она подумает, увидев, как солнце касается моей кожи? Какие мысленные образы она призывала на помощь, чтобы оправдать в своих глазах сегодняшнюю поездку?
– Чарли сказал, что сегодня будет тепло.
Я подумал про ее отца и представил, как он радуется ясному дню, сидя у реки. Он даже не догадывался, что очутился на перепутье, где его подстерегает вероятный кошмар, грозя уничтожить всю жизнь, охватить его мир целиком.
– А ты сказала Чарли, куда едешь? – без особой надежды спросил я.
Она улыбнулась, все так же глядя вперед.
– Нет.
Напрасно она радовалась. Хорошо еще, я знал, что есть один свидетель, который спохватится и подаст голос, если Белла не вернется домой.
– Но ведь Джессика считает, что мы с тобой поехали в Сиэтл.
– Нет, – с довольным видом объявила она. – Я сообщила ей, что ты отказал мне – ведь это правда?
Что?.. Этого я не слышал. Наверное, пропустил, пока охотился с Элис. Белла заметала следы, как будто хотела, чтобы ее убийство сошло мне с рук.