С трудом верилось, что так прочно в нашей семье они обосновались всего за несколько дней, до нашего с Эмметтом возвращения. Мы оба были потрясены, Эмметт изготовился к бою в ту же секунду, как только увидел Джаспера. Но Элис кинулась вперед и обняла меня еще до того, как кто-нибудь из нас успел вымолвить хоть слово.
Я не испугался порыва, который можно было расценить как нападение. В мыслях она была настолько уверена во мне, так полна любви ко мне, что я уж было решил, что впервые во второй жизни потерял память. Потому что эта миниатюрная бессмертная досконально знала меня, лучше, чем кто-либо в моей нынешней или прежней семье. Да кто она такая?
«О, Эдвард! Неужели! Брат! Наконец-то мы вместе!»
А потом, продолжая крепко обнимать меня за талию и вынудив меня самого нерешительно положить руки ей на плечи, она стремительно пролистала в мыслях события своей жизни с самого первого до нынешнего момента, а потом дальше в будущее, показывая главное, что случится в первые несколько лет нашей общей жизни. Было так странно в тот же миг осознать, насколько хорошо я знаю ее.
– Эмметт, это Элис, – сказал я брату, все еще обнимая мою новоявленную сестру. Агрессивная поза Эмметта сменилась растерянной. – Она из нашей семьи. А это Джаспер. Ты его полюбишь.
С Элис было связано столько воспоминаний, столько чудес и явлений, парадоксов и загадок, что даже для того, чтобы пересказать Белле ключевые моменты, мне понадобилось бы время до конца недели. Так что я решил ограничиться несколькими подробностями попроще, практического свойства.
– Особенно развито у нее чутье на нелюдей. Так, она всегда предвидит приближение другой стаи нам подобных. И угрозу, которую они могут представлять.
Элис пополнила число защитников семьи.
– А разве… таких, как вы, много? – спросила Белла, похоже, слегка потрясенная этой мыслью.
– Нет, не много, – заверил я. – Но большинству чужд оседлый образ жизни. Только те, кто, как мы, отказались от охоты на человека, – я вскинул бровь и пожал Белле руку, – могут достаточно долго сосуществовать с людьми. Нам удалось найти единственную семью, такую же, как наша. – В одной деревушке на Аляске. Некоторое время мы жили вместе с ними, но нас было так много, что со временем мы стали привлекать внимание. – И вдобавок Таня, матриарх того клана, была настойчива вплоть до домогательства. – Тем из нас, кто живет… иначе, свойственно объединяться.
– А остальные?
Мы подъехали к ее дому – он был пуст, свет в окнах не горел. Я припарковался на обычном месте и заглушил двигатель. Внезапная тишина создала в темноте особенно интимную атмосферу.
– В большинстве своем кочуют с места на место, – ответил я. – Все мы порой ведем такой образ жизни. Как любой другой, он приедается. Но время от времени мы неизбежно сталкиваемся с себе подобными, потому что большинство из нас предпочитает север.
– Почему?
Я усмехнулся и легонько толкнул ее локтем в бок.
– Неужели сегодня ты весь день не открывала глаз? Думаешь, я способен разгуливать по улицам при свете солнца, не создавая аварий? Потому-то мы и выбрали полуостров Олимпик – одно из самых бессолнечных мест на планете. Приятно иметь возможность выходить из дома днем. Ты не представляешь себе, как может надоесть за восемьдесят с лишним лет ночная темнота.
– Значит, вот откуда берутся легенды? – Она кивнула себе.
– Вероятно.
Точный источник легенд мне был известен, но в такие подробности вдаваться не хотелось. Вольтури очень далеко и слишком поглощены своей ролью полиции вампирского мира. На жизнь Беллы они никак не повлияют, если не считать преданий, которые сами распустили, чтобы оберегать частную жизнь бессмертных от нежелательного вторжения.
– А Элис, как и Джаспер, пришла из другой семьи? – спросила Белла.
– Нет, в этом и заключается тайна. Элис вообще не помнит своей человеческой жизни.
Я видел самое первое из ее воспоминаний. Яркое утреннее солнце, легкий туман рассеивается в воздухе. Вокруг спутанная трава, раскидистые дубы затеняют низину, в которой она проснулась. А помимо этого – ничего, ни ощущения своей личности, ни цели. Она смотрела на свою бледную кожу, мерцающую на солнце, и не знала, кто или что она такое. И тут ее посетило первое видение.
Мужское лицо, свирепое, но вместе с тем опустошенное, покрытое шрамами, но прекрасное. Темно-красные глаза и грива золотистых волос. Вместе с этим лицом явилось глубокое чувство принадлежности. А потом она увидела, как незнакомец произносит имя.
Элис.
Ее имя, поняла она.
Видения объяснили ей, кто она, или сформировали ее такой, какой она стала. Другой помощи она не получила.
– И она не знает, кто создал ее, – сказал я Белле. – Когда она пробудилась, рядом никого не было. Тот, кто сотворил ее, ушел, и никто из нас не может понять, почему и как ему это удалось. Если бы не чутье Элис, если бы она не увидела Джаспера и Карлайла и не поняла, что скоро станет одной из нас, она скорее всего одичала бы.
Белла обдумывала мои слова молча. Я не сомневался, что ей будет трудно понять их. Моей семье тоже понадобилось время, чтобы приспособиться. Интересно, каким станет ее следующий вопрос.
И вдруг у нее забурчало в животе, и я сообразил, что за весь день, который мы провели вместе, она ничего не съела. Эх, надо было напоминать себе о том, что у нее есть человеческие потребности.
– Извини, что из-за меня ты пропустила ужин.
– Ничего страшного, – слишком поспешно откликнулась она.
– Я никогда не проводил много времени с тем, кто ест человеческую пищу, – виновато объяснил я, – потому и забыл.
Жалкое оправдание.
Выражение ее лица, когда она ответила, было совершенно искренним и уязвимым.
– Мне хочется побыть с тобой еще.
Слово «побыть» как будто вдруг стало тяжелее обычного.
– А мне нельзя к тебе? – осторожно спросил я.
Она моргнула раз, другой, явно застигнутая врасплох.
– Ты хочешь?
– Да, если можно.
Интересно, считает ли она, что я должен услышать недвусмысленное приглашение, чтобы войти в дом? При этой мысли я улыбнулся, потом нахмурился в приступе угрызений совести. Обязательно надо выложить ей всю правду. В очередной раз. Но как подступиться к такому постыдному признанию?
Этими мыслями я терзался, пока выходил из машины и распахивал дверцу перед ней.
– Совсем как человек, – прокомментировала она.
– Да, кое-что вспоминается.
Вместе мы прошли с человеческой скоростью через тенистый тихий двор, будто в этом и не было ничего особенного. На ходу Белла поглядывала на меня и едва заметно улыбалась. Когда мы проходили мимо тайника, я поднял руку, достал из него ключ от дома и открыл перед ней дверь. Она смутилась, заглядывая в темную прихожую.
– Дверь была не заперта? – спросила она.
– Нет, я открыл ее ключом из-под карниза.
Пока я клал ключ на прежнее место, она включила лампу на веранде. Потом повернулась ко мне, и при желтом свете на ее лицо легли резкие тени, она приподняла брови, глядя на меня. Я понял, что она пытается выглядеть строго, но уголки ее губ подрагивали – она сдерживала улыбку.
– Мне было любопытно узнать о тебе, – признался я.
– Ты за мной шпионил?
Несмотря на отсутствие повода для шуток, голос ее звучал так, будто она сейчас рассмеется.
Надо было сразу во всем сознаться, но я решил подыграть ей и отозвался в тон:
– А чем еще заняться здесь ночью?
Ошибочный, трусливый выбор. Она услышала только шутку, но не признание. Странно было вновь осознать, что поводов для опасений еще множество, хотя угроза главного из кошмаров уже устранена. Разумеется, это лишь моя вина, мои поступки, которым нет оправданий.
Она слегка покачала головой, потом жестом предложила мне войти. Я прошел мимо нее в коридор, включая по пути свет, чтобы ей не пришлось спотыкаться в потемках. Усевшись к столу в тесной кухне, я огляделся, изучая помещение в тех ракурсах, с которых не мог увидеть его, когда смотрел в окно снаружи. Кухня была опрятной и теплой, веселой от ярко-желтой краски – трогательной, пусть и неудачной попытки изобразить солнечный свет. Все здесь пахло Беллой, и хотя это должно было причинять мне боль, я обнаружил, что запах, как ни странно, доставляет мне удовольствие. Мазохизм, не иначе.
Она смотрела на меня с выражением на лице, которое было непросто разгадать. Толика замешательства в нем сочеталась с частицей удивления. Как будто она все еще сомневалась, что я настоящий. Улыбнувшись, я указал на холодильник. С ответной усмешкой она крутнулась в ту сторону. Хорошо бы у нее нашлась какая-нибудь готовая еда. Может, стоило сводить ее на ужин? Но стать предметом внимания целой толпы незнакомых людей было бы неправильно. Наше вновь обретенное взаимопонимание было еще слишком свежим и необыкновенным. Любое препятствие, вынуждающее к молчанию, оказалось бы непереносимым. Я хотел ее себе целиком.
Ей понадобилась всего минута, чтобы прийти к решению: она отрезала квадратный кусок какой-то запеканки и сунула ее разогреваться в микроволновку. Я учуял запах орегано, лука, чеснока и томатного соуса. Что-то итальянское. Пока тарелка вращалась, она пристально смотрела на нее.
Пожалуй, научусь-ка я готовить. Неспособность оценить вкус так, как это делают люди, определенно станет препятствием, но если не ошибаюсь, в этом процессе есть что-то от математики, и распознавать запахи я наверняка привыкну.
Дело в том, что меня вдруг наполнила уверенность, что это всего лишь первый из вереницы наших тихих домашних вечеров, а не единичное событие. У нас впереди годы такого времяпрепровождения. Она и я вместе, просто радуемся обществу друг друга. Столько часов… свет во мне ширился и рос, и я опять испугался, что разобьюсь вдребезги.
– Ну и как, часто? – спросила Белла, не глядя на меня.
Меня так захватил этот грандиозный образ будущего, что я не сразу понял ее.
– Хмм?
Она не оборачивалась.
– Часто ты являлся сюда?