Она снова притихла. И неудивительно: здесь было о чем подумать.
– Так с чего же все началось? – наконец спросила она. – Я вот о чем: Карлайл создал тебя, его самого тоже кто-то создал, и так далее.
И еще один ответ, основанный лишь на предположениях.
– Ну а как появилась ты? В результате эволюции? Сотворения? Почему бы тогда и нам не эволюционировать, как другим видам, хищникам и тем, на кого они охотятся? Или же… – хоть я и не всегда соглашался с непоколебимой верой Карлайла, его ответы были не менее вероятны, чем любые другие. А порой, может быть, из-за его уверенности, казались самыми вероятными из возможных, – если тебе не верится, что весь этот мир мог просто взять и возникнуть сам собой – кстати, и мне тоже в это верится с трудом, – неужели не возможно представить, что та же самая сила, которая сотворила нежную скалярию и акулу, белька и косатку, способна сотворить оба наших вида, твой и мой?
– Давайка разберемся. – Она пыталась говорить прежним серьезным тоном, но я уже слышал, что она готовится пошутить: – Белёк – это я, да?
– Точно, – согласился я и рассмеялся. Закрыв глаза, я прижался к ее макушке губами.
Она поерзала, иначе распределяя вес тела. Ей неудобно? Я готовился отпустить ее, но она уже успокоилась, притулилась к моей груди. Ее дыхание казалось лишь чуть более глубоким, чем прежде. Сердце билось ровно и спокойно.
– Теперь спать? – спросил я шепотом. – Или у тебя остались еще вопросы?
– Всего миллион-другой.
– У нас будет завтра, и послезавтра, и так далее… – Мысль, пришедшая ко мне еще в кухне – о веренице вечеров в ее обществе, – произвела глубокое впечатление. И казалась особенно значительной теперь, когда мы лежали обнявшись в темноте. Стоило Белле только пожелать, и нам вообще почти не пришлось бы расставаться. Мы могли бы проводить порознь гораздо меньше времени, чем вместе. Неужели ту же ошеломляющую радость чувствует и она?
– А ты уверен, что утром не исчезнешь? Ты же как-никак вымышленное существо, – судя по тону, она не шутила, кажется, волновалась всерьез.
– Я тебя не оставлю, – пообещал я. Мои слова прозвучали как клятва, как завет. Хорошо бы она это поняла.
– Тогда еще один вопрос на сегодня…
Я ждал вопроса, но она молчала. Только ее сердечный ритм снова стал сбивчивым, и это меня заинтриговало. Сам воздух вокруг меня словно нагревался от пульсации ее крови.
– Какой?
– Нет, забудь, – поспешно ответила она. – Я передумала.
– Белла, ты можешь спрашивать меня о чем угодно.
Она молчала. Я представить себе не мог, о чем ей так боязно спросить после всего, что уже было. Ее сердце забилось еще быстрее, и я невольно застонал.
– Я все надеюсь, что со временем перестану раздражаться оттого, что не слышу твои мысли. Но с каждым разом злюсь все сильнее.
– А я рада, что ты хотя бы мои мысли не читаешь, – живо откликнулась она. – Хватит и того, что ты подслушиваешь мой сонный бред.
Странно, что этим единственным возражением против моей слежки она и ограничилась, но сейчас думать об этом было недосуг: меня слишком волновал ее незаданный вопрос, тот самый, от которого ускорило бег ее сердце.
– Ну пожалуйста! – взмолился я.
Она помотала головой, так что ее волосы скользнули туда-сюда по моей груди.
– Если не скажешь, мне останется лишь предположить худшее. – Я ждал, но она не купилась на эту уловку. Вообще-то у меня даже предположений не было – ни банальных, ни мрачных. И я попробовал уговорить ее вновь: – Пожалуйста!
– Ну хорошо… – Она колебалась, но по крайней мере больше не молчала. Или нет. Умолкла вновь.
– Итак?.. – поторопил я.
– Ты сказал, что Розали и Эмметт скоро поженятся… – Белла как будто не закончила мысль, и я озадачился, не понимая, к чему она ведет. Хочет получить приглашение? – Этот брак… он такой же, как у людей?
Как бы стремительно ни работал мой мозг, мне понадобилась секунда, чтобы сообразить, о чем речь. Но ведь это же очевидно. Надо накрепко запомнить, что в девяти случаях из десяти – по крайней мере, по моему опыту, – когда ее сердце начинает колотиться, страх тут ни при чем. Как правило, все дело во влечении. И что удивительного в направлении, которое приняли ее мысли, если я только что влез к ней в постель?
Я рассмеялся над собственной непонятливостью.
– Так вот к чему ты клонишь!
Слова прозвучали легко, но я невольно отреагировал на тему. По телу заметались электрические разряды, пришлось подавлять в себе желание лечь так, чтобы наши губы встретились. Ответ верным не был. И не мог быть. Потому что из первого вопроса вытекал очевидный второй.
– Да, полагаю, в общих чертах такой же, – ответил я. – Я же объяснил: большинство человеческих страстей сохранились, просто их скрывают более острые потребности.
– Аа.
Она не стала продолжать. Возможно, я ошибся.
– А у твоего любопытства есть причина?
Она вздохнула.
– Ну, просто я задумалась… про нас с тобой… что когда-нибудь…
Нет, не ошибся. Внезапная скорбь тяжело легла на душу. Как бы я хотел иметь возможность дать ей другой ответ!
– Думаю, для нас… это… – я избегал слова «секс», потому что его избегала она, – невозможно.
– Потому что тебе будет слишком трудно? – шепотом уточнила она. – Если я окажусь… настолько близко?
– Безусловно, – медленно начал я, – но я сейчас не об этом. Просто ты такая нежная, такая хрупкая… Я вынужден соразмерять каждый свой жест, когда мы вместе, чтобы не навредить тебе. Белла, я ведь запросто могу убить тебя по нелепой случайности. – Я осторожно протянул руку и приложил ладонь к ее щеке. – Если я слишком поспешу… если хоть на секунду утрачу бдительность, я протяну руку, чтобы коснуться твоего лица, и нечаянно размозжу тебе череп. Ты даже не представляешь, насколько ты уязвима. Я никогда, ни в коем случае не смогу забыться и дать себе волю, пока я с тобой.
Признаваться в этом препятствии оказалось не так совестно, как в моей жажде. Ведь своей силой я обязан просто тому, кто я есть. Да, и моей жаждой тоже, но вблизи Беллы эта жажда усиливалась неестественным образом, и это обстоятельство я считал постыдным и не заслуживающим оправданий. Даже теперь, когда я полностью владел собой, жажда служила для меня источником унижения.
Мой ответ она обдумывала долго. Возможно, откровенностью я ненароком напугал ее. Но как бы она поняла меня, если бы я постарался завуалировать истину?
– Испугалась? – спросил я.
Снова молчание.
– Нет, – ответила она медленно, – нисколько.
Мы задумчиво молчали. Направление, в котором развивались мои мысли, пока она хранила молчание, восторга у меня не вызывало. Хотя многое в ее рассказах о прошлом никак не вписывалось… хотя она и заговорила об этом так застенчиво… у меня просто не могло не возникнуть вопросов. А к этому времени я уже успел на своем опыте убедиться: если пренебрегать моим докучливым любопытством, оно лишь начнет точить меня изнутри.
Я попытался сделать вид, будто ее ответ меня не особо интересует.
– Вот теперь и мне стало любопытно… А ты когда-нибудь?..
– Конечно, нет! – сразу же выпалила она – не сердито, но будто не веря своим ушам. – Я же сказала, что у меня еще никогда не было ничего подобного.
Неужели она решила, что я пропустил ее слова мимо ушей?
– Помню, – заверил я. – Просто я читал мысли других людей и знаю, что любовь и страсть не всегда идут рука об руку.
– А для меня – обязательно. Во всяком случае, теперь, а раньше их для меня вообще не существовало.
Множественное число из ее уст прозвучало как своего рода признание. О том, что она любит меня, я знал. А наше обоюдное физическое влечение определенно усугубляло ситуацию.
Я решил ответить на ее следующий вопрос до того, как она успеет задать его.
– Замечательно. По крайней мере, у нас есть что-то общее.
Она вздохнула, но, кажется, это был довольный вздох.
– А твои человеческие инстинкты… – нерешительно начала она. – Послушай, а я вообще нравлюсь тебе? В этом смысле?
На это я расхохотался. Разве я мог не желать ее хоть в каком-то из смыслов? Разумом, душой и телом, причем телом не меньше, чем всем прочим. Я пригладил волосы у нее на шее.
– Пусть я и не человек, но я мужчина.
Она зевнула, и я подавил смешок.
– Я ответил на твои вопросы, а теперь пора спать.
– Не знаю, смогу ли я уснуть.
– Мне уйти? – предложил я, хотя мне совсем этого не хотелось.
– Нет! – возмутившись, она ответила гораздо громче, чем мы шептались до тех пор. Ничего страшного, даже храп Чарли не сбился с ритма.
Я снова засмеялся и привлек ее ближе к себе. Касаясь губами ее уха, я опять замурлыкал ее песню – тихо-тихо, чуть громче дыхания.
Когда она переступила границу забытья, я сразу заметил разницу. Напряжение покидало ее мышцы, пока они не расслабились, не наполнились истомой. Дыхание замедлилось, кисти рук сложились у груди, словно в молитве.
У меня не было ни малейшего желания шевелиться. Вообще никогда. Я знал, что рано или поздно она начнет ворочаться, и собирался отодвинуться осторожно, чтобы не разбудить ее, но пока ничего более идеального было невозможно представить. Я до сих пор не привык к такой радости, и мне казалось, что привыкнуть к ней не в силах никто. Я буду принимать ее, пока это возможно, и знать: что бы ни случилось в будущем, один такой райский день стоит любых последующих мук.
– Эдвард, – прошептала Белла во сне, – Эдвард… я люблю тебя.
Глава 19. Дом
Знать бы, выпадет ли мне когда-нибудь случай провести ночь счастливее этой. Вряд ли.
Во сне Белла вновь и вновь повторяла, что любит меня. Но даже больше самих слов, больше, чем все, чего я мог пожелать, меня радовало безмерное блаженство в ее голосе. Благодаря мне она стала по-настоящему счастливой. Неужели это не оправдывало все остальное?
Уже перевалило за полночь, когда она наконец погрузилась в глубокий сон. Я знал, что больше ее сонный лепет я не услышу. Дочитав ее книгу – и включив в список своих любимых, – я задумался, в основном о предстоящем дне и о видении Элис, в котором Белла знакомилась с моей семьей. Несмотря на то что я видел все это отчетливо в голове у Элис, мне с трудом верилось, что такое возможно. Захочет ли Белла? А я?