– Теперь ты – моя жизнь, – шепнул я.
Небо по-прежнему застилали плотные облака, но солнце прожигало себе путь из глубин за ними, и комната наполнялась золотистым светом. Воздух становился чище и свежее, чем обычно. Мы медленно покачивались, я обнимал Беллу, впитывая ее совершенство.
Как я уже не раз думал за последние сутки, я был бы полностью доволен всем, что только есть во вселенной, если бы мне никогда больше не пришлось двигаться с места. И поскольку Белла словно таяла, приникая ко мне, полагал, что и она считает так же.
Но на мне лежали обязанности. Требовалось усмирить свое буйное ликование и подумать о прозе жизни.
На секунду я прижал Беллу к себе чуть крепче, а потом заставил себя расслабить руки.
– Пора завтракать, – напомнил я.
Белла медлила – видимо, так же, как и я, не желала, чтобы нас разделяло пространство. Потом повернулась, отстранившись так, чтобы очутиться лицом к лицу со мной.
Ее глаза стали круглыми от ужаса. Рот приоткрылся, руки взметнулись, прикрывая горло.
Я так перепугался при виде ее потрясения, что никак не мог понять, в чем дело. С помощью своих чувств, обшаривающих пространство вокруг нас, словно щупальца, я лихорадочно искал возможную опасность.
И вдруг, когда я был уже готов выскочить в окно, на руках унося Беллу в безопасное место, испуг на ее лице сменился лукавой усмешкой. А я наконец проследил связь между своими словами и ее реакцией и понял, что она меня разыграла.
Она хихикнула:
– Шутка! А ты говорил, что актрисы из меня не выйдет!
Мне понадобилось полсекунды, чтобы взять себя в руки. От облегчения накатила слабость, но шок напоминал о себе перевозбуждением.
– Не смешно.
– Нет, смешно, – настаивала она, – ты сам понимаешь.
Не улыбнуться я не смог. Пожалуй, если шутки про вампиров у нас приживутся, я как-нибудь свыкнусь с ними. Ради нее.
– Я перефразирую, ладно? Людям пора завтракать.
Она беспечно улыбнулась:
– Ну хорошо.
Хотя я и был готов в будущем терпеть несмешные шутки, спускать ей с рук уже услышанную не собирался.
Действовал я пусть и осторожно, но быстро. Надеясь, что не шокирую ее так, как она меня – и уж явно не напугаю, – я перекинул ее через плечо и метнулся к двери.
Ее возгласы прерывались от тряски, и я слегка сбавил скорость на лестнице.
– Ух… – выдохнула она, когда я перевернул ее вверх головой и бережно посадил на кухонный стул.
Глядя на меня снизу вверх, она улыбнулась, явно ничуть не шокированная.
– Что на завтрак?
Я нахмурился. Разобраться в проблеме человеческого питания я не успел. Ну что ж, я имею общее представление о том, как должна выглядеть пища, так что, пожалуй, смогу сымпровизировать…
– Э-э… – Я помедлил в замешательстве. – Даже не знаю. А чего бы тебе хотелось?
Белла рассмеялась над моей растерянностью, вскочила, закинула руки за голову и потянулась.
– Ничего, – заверила она, – я вполне способна позаботиться о себе сама. – Она вскинула бровь и с широкой, во весь рот, улыбкой добавила: – Смотри, как я охочусь.
Наблюдать ее в своей стихии было интересно и познавательно. Никогда прежде я не видел, чтобы она держалась так уверенно и свободно. Сразу стало ясно, что все необходимое она способна отыскать даже с завязанными глазами. Сначала она достала миску, потом, потянувшись на цыпочках, – коробку дешевых сухих завтраков с верхней полки. Крутнулась, дернула дверцу холодильника, одновременно выхватила из ящика шкафа ложку и толкнула ящик бедром, чтобы задвинуть его. И уже когда перенесла все собранное на стол, вдруг помедлила в замешательстве.
– Дать тебе… чего-нибудь?
Я закатил глаза.
– Садись и ешь, Белла.
Она сунула в рот ложку несъедобного на вид месива и быстро прожевала, глядя на меня. Проглотила и спросила:
– Какие планы на сегодня?
– Хм… – Над планами я собирался еще поработать, но, ответив, что их нет, я бы солгал ей. – Ты не против познакомиться с моей семьей?
Ее лицо побелело. Что ж, если она откажется – так тому и быть. Неужели Элис ошиблась?
– Что, испугалась? – Мой вопрос прозвучал так, будто я почти надеялся услышать «да». Видимо, подсознательно я все ждал, когда наконец хоть что-то окажется перебором.
Ответ отчетливо читался в ее глазах, но я никак не ожидал, что она произнесет «да» тихо и с дрожью. Она же еще ни разу не признавалась, что боится. Или, по крайней мере, не признавалась, что боится меня.
– Не бойся, я тебя защищу. – Я улыбнулся, но без особой уверенности. Я и не пытался убедить ее. Сегодня мы вместе могли бы заняться чем угодно, и это не вызвало бы у нее ощущения риска для жизни. Но я хотел, чтобы она поняла: я всегда заслоню ее от любой опасности, будь то метеорит или монстр.
Она покачала головой.
– Я не их боюсь. Мне страшно, что я… не понравлюсь им. Они ведь, наверное, удивятся, если ты приедешь домой знакомить с ними… – она нахмурилась, – кого-нибудь вроде меня. А они знают, что я про них знаю?
Меня внезапно пронзила вспышка гнева. Может, потому, что Белла права – по крайней мере, насчет Розали. Мне было ненавистно слышать, как Белла говорит о себе, словно это с ней что-то не так, а не наоборот.
– О, они уже все знают. – Гнев отчетливо прозвучал в моем голосе. Я попытался улыбнуться, но сам услышал, что мой тон от этого не смягчился. – Знаешь, вчера они держали пари – о том, привезу ли я тебя обратно, хотя не представляю, как можно делать ставки против Элис. – Я понимал, что настраиваю Беллу против них, но она имела право знать – это было правильно. Я попытался обуздать свое возмущение. – Словом, у нас в семье секретов нет. И быть не может – с моей телепатией и даром предвидения Элис.
Она слабо улыбнулась:
– А благодаря Джасперу, кстати, вы все, выбалтывая свои тайны, чувствуете себя легко и непринужденно.
– Значит, запомнила.
– Да, говорят, мне иногда удаются такие подвиги. – Она нахмурилась, будто собираясь с мыслями, потом кивнула, словно приняла приглашение. – Итак, Элис увидела, что я приеду?
Белла говорила будничным тоном, словно в теме нашей беседы не было ничего из ряда вон выходящего. А вот я удивился, потому что выглядело это так, словно она уже согласилась на приезд и знакомство с моей семьей. Будто видение Элис означало отсутствие выбора.
Она безоговорочно приняла слово Элис как закон и этим ударила меня по самому больному месту. Мне была ненавистна сама возможность того, что даже сейчас я разрушаю жизнь Беллы.
– Вроде того, – нехотя ответил я и сделал вид, будто засмотрелся в окно на двор. Не хотелось, чтобы она видела, как я встревожен. Я чувствовал на себе ее взгляд и сомневался, что мне удалось обмануть ее бдительность.
Заставив себя остаться в прежнем настроении, я повернулся к ней и улыбнулся так естественно, как только мог.
– Вкусно? – спросил я, указывая на ее завтрак. – Честно говоря, выглядит не очень аппетитно.
– Да уж, это тебе не разъяренный гризли… – Она умолкла, заметив мою реакцию, сосредоточилась на своем завтраке и теперь ела гораздо быстрее.
Она явно о чем-то крепко задумалась – жевала, глядя вдаль, но я сомневался, что сейчас мы думаем об одном и том же.
Я опять засмотрелся в окно, чтобы она поела спокойно. Маленький двор за домом напомнил мне солнечный день, когда я наблюдал за ней. О том, как тени облаков наползали на нее. Слишком легко было впасть в отчаяние, усомниться в собственных благих намерениях и усмотреть в них не что иное, как эгоизм.
Забеспокоившись, я обернулся к ней и обнаружил, что она следит за мной бесстрашным взглядом. Как всегда, она доверяла мне. Я сделал глубокий вдох.
Я оправдаю ее доверие. На это я способен. Когда она смотрит на меня вот так, для меня нет ничего невозможного.
А Элис, стало быть, оказалась права в этом простом и незначительном пророчестве. Ничего удивительного. Интересно, в какой мере согласие Беллы вызвано просто желанием порадовать меня? Вероятно, в немалой. Было еще кое-что близкое к нашим планам, но я беспокоился, что Белла опять согласится только ради меня. Впрочем, я мог просто высказать свое мнение и посмотреть, как она его воспримет.
– Думаю, и ты должна познакомить меня со своим отцом, – словно невзначай заметил я.
Она растерялась:
– Он тебя уже знает.
– Но не как твоего парня.
Она прищурилась:
– Зачем?
– А разве это не принято? – Я старался говорить небрежным тоном, но ее сопротивление меня встревожило.
– Не знаю, – призналась она. И гораздо тише и не так уверенно продолжала: – Знаешь, это не обязательно. Я не рассчитываю, что ты… в общем, ради меня тебе незачем притворяться.
Так она считала это знакомство тягостной обязанностью, которую я беру на себя только ради нее?
– А я и не притворяюсь, – заверил я.
Она смотрела на остатки своего завтрака и вяло перемешивала их.
Пожалуй, лучше было бы сразу услышать «нет».
– Так ты скажешь Чарли, что я твой парень, или нет?
Все еще не глядя на меня, она тихо спросила:
– А это так называется?
Не такого отказа я боялся. Очевидно, я что-то не так понял. Она считает, что Чарли не следует знать обо мне, потому что я не человек? Или дело в чем-то другом?
– Пожалуй, слово «парень» можно применять в достаточно широком смысле.
– Вот и мне показалось, что к тебе оно относится лишь отчасти, – прошептала она, все еще опустив глаза, будто беседовала со столом.
Ее слова напомнили мне тот напряженный разговор за обедом в школе, когда она считала, что наши чувства не равны и она нравится мне меньше, чем я ей. Я никак не мог уразуметь, как просьба о знакомстве с ее отцом навела ее на такие мысли. Разве что… дело в идее непостоянства, заложенной в самом слове «парень»? Ведь это же настолько человеческое, преходящее понятие. Да, оно действительно не охватывало и малой доли того, чем я хотел быть для нее, но было вполне доступно пониманию Чарли.