Роман Григорьевич впился глазами в Юлию.
Она сухо продолжала:
– Но вся эта романтика яйца выеденного не стоит…
Он не стал продолжать и настаивать на чем-либо. Это было глупо и неуместно.
Он продолжал ее видеть каждый день. Это было приятно и доставляло радость. Встречаясь взглядом, он все-таки видел надежду. При встрече ее глаза на мгновение теряли будничную скуку и светились неподдельным интересом.
– Я очень рад Вас видеть, – сказал он однажды в порыве.
– Я тоже, – качнула она красивой головкой, – Не рекомендую принимать все так близко к сердцу… К сожалению, не всегда бывает в жизни так, как мы этого хотим.
12
«Любовь беспощадна, как смерть… И эта жертва неотъемлема от жизни…» – говорил себе Роман Григорьевич перед самым отъездом.
Ему захотелось сделать Юлии подарок.
«Дорогой может скомпрометировать, а мелочи всегда раздражают», – рассуждал он.
Он подумал об оригинальных египетских сувенирах, естественно, с художественной оригинальностью.
«Что же можно подобрать? Пожалуй, какую-нибудь брошку или браслет…»
Роман Григорьевич долго выбирал браслет в форме змейки… тонкий, изящный… То, что он был не очень дорогой, сначала его остановило. Но, взглянув на него внимательно, он с удовольствием оценил дизайн и привлекательность.
«Славно. Все-таки романтика искусства не так уж вредна…» – заключил он.
Он подобрал в других магазинах еще несколько вещей, которые, по его мнению, могли ей понравиться.
Буквально за день до отъезда он подошел к Юлии, когда в офисе никого не было:
– Я хотел бы отметить свой отъезд небольшим подарком.
Юлия нежно посмотрела на него. Он протянул ей браслет.
– Спасибо… Какой красивый… Интересная змейка, – отреагировала она.
– Я помню… как в первый день она вас привлекла, – напомнил он.
Юлия молча и с восхищением рассматривала браслет.
– Я приготовил еще… кое-что, – он пошел к столу, чтобы достать другие подарки.
– Нет нет, Роман…Григорьевич, больше ничего не надо… Не обижайтесь… я ничего не возьму.
Чтобы сгладить замешательство, он произнес:
– Подарки… всегда приятно не только вручать, но и выбирать для близкого человека…
– Знаю, – отреагировала она, но браслет не надела.
Роман Григорьевич с надеждой посмотрел на Юлию, а она опустила глаза:
– Вы настоящий и близкий… друг для меня…
Он потух, но неожиданно у него вырвалась фраза Гиппиус из девятнадцатого века:
– Дружба всегда лунная… и только любовь солнечная.
Юлия молчала.
Вечером он решил подарить ей свои стихи. В голове сразу родились рифмы:
Соцветье юности и красоты —
Как синь-вода, волшебная дорога.
В них искушенья лепестки,
Незримой истины тревога.
К ней манит ароматный мед исканий
Печалей жалящий укус
И терпкое вино желаний,
Сомнений и раздумий горький вкус.
Роман Григорьевич прочитал, ему понравилось, и он добавил:
Ворвался свежий ветер озорной
Поднял опавший желтый лист
Он рад забыть сухой покой
И обожать, как прирученный лис.
Он понимал, что написанное всегда сильней и когда-то дойдет до цели. Он помнил, как в юности сам, оторванный надолго от дома, ждал письма вдалеке от родных и знакомых. И по истечение времени сухие и невыразительные строки приобретают свою значимую ценность тех незыблемых связей между людьми. В минуты истинной свободы он перечитывал и наслаждался каждой строчкой старых писем. Важно было само внимание, которое было обращено только к нему. Общение через письмо всегда тоньше и чище, чем мимолетный разговор или общение на людях.
Сейчас как-то по-отечески хотелось покровительства и добра, будто погладить по головке ребенка.
В памяти были нежный взгляд голубых глаз и волосы Юлии, будто Магдалины, блудной, страстной, притягивающей, красивой и неотвратимой.
Немного подумав, он написал:
Прекрасны Вы в любом наряде,
И меркнет суета в небесном Вашем взгляде.
И нежный принц с иной планеты похож на Вас,
Головкой одуванчика, голубизною светлых глаз.
Как тайный свет с других планет
Не обижает твердое, безжалостное «нет».
Ведь жизнь всегда права,
Когда она бесстрастна и мудра.
Безумно хочется в ответ
На миг забыть холодные слова.
Но так заканчивать ему не хотелось и, он добавил:
Надежды робкие несут обманы лишь одни.
И грезят миражи, а миром правит мысль.
Так дай Вам Бог большой любви!
В ней, несомненно, главный смысл.
Написанные стихи он передал ей в руки перед самым отъездом в аэропорт. В конверт он вложил адрес своей личной электронной почты, оставляя надежду, хотя и слабую. Ему не хотелось читать и тем более видеть ее реакцию при прочтении.
При прощании она подарила или скорее передала ему на память папирус из Луксора, где их имена были изображены вместе. Рисунок этот поражал своей жизненной сказочностью и гармоничной простотой общения мужчины и женщины.
– Спасибо… Это будет напоминать мне о вас, – Роман Григорьевич покорно взял папирус из рук Юлии.
Провожать она его не поехала, и он мрачно сидел в машине такси.
Дорога стояла колом, а вокруг все летело: фонарные столбы, деревья, кусты, неожиданно вырастающие открытые пространства. Безысходная серость пейзажа растворяла мысли, и улетающие вдаль реальные картины, как миражи, мелькали, но не оставались в глазах.
Шофер гнал в аэропорт и думал о чем-то своем. Восточная музыка с незабываемым пряным ароматом лилась из четырех динамиков автомобиля.
Она манила своей необычной зажигательной радостью, расслабляла душу, и мысли замирали в безнадежном ожидании чуда и неизведанного восторга.
Он ехал в автомобиле один и говорил сам с собой вслух:
– Неужели все… Неужели я уже не смогу ощущать в себе молодость… А ведь по существу она… не имеет возраста… Правда… и костенеет от безысходности.
Роман Григорьевич чувствовал, что навсегда или очень надолго прощается с Юлией. И что дороги их разойдутся и вряд ли совпадут. Он не понимал до конца, что он хотел от нее, но как все влюбленные, хотел только всего хорошего в ее дальнейшей жизни. Хотелось только оставить след, возможно, не совсем яркий, но важный.
«Любовь дает возможность хоть на миг забыть о смерти. Только влюбляясь и когда любишь, вновь ты живешь…» – подумал он.
При встрече мужчины и женщины всегда возникают узы, они разные и неповторимые. Если нет чувств или они не имеют глубины, эти узы рвутся, но следы контакта остаются.
Жизнь, любовь от Адама и Евы началась с откровения, потом им стало «стыдно» и каждый начал замыкаться сам в себе. Мир получил однобокое развитие, человечество не поняло значения «древа жизни» и «добра и зла».
Многие хотят любви, но боятся ее жертвенности. Каждый воспринимает ее по-своему и у каждого она со своим оттенком страсти или восторженности. Страсть в итоге несет удовлетворение, которое после насыщения может поменять вкусы. А восторженная влюбленность, которую больше понимают женщины, несомненно, ближе к духовному.
13
Роман Григорьевич летел на самолете домой. Он понимал, что покидает эту страну почти навсегда, и, если вернется, только по случаю.
Он думал о Юлии, которая осталась там.
Роман Григорьевич глубоко вздохнул и посмотрел в окно иллюминатора.
«А ведь по правде, я испугался и ее, и продолжения отношений…» – думал он, глядя на солнце, сияющее поверх покрывала облаков.
Он вспомнил одно библейское суждение: «В любви человек раздваивается. Хорошо ли это или плохо понять с нашими суждениями невозможно».
Известно, что история человечества началась с грехопадения, когда произошла утрата человеком «своего другого» и обнажило его внутреннее раздвоение. Появилась боязнь собственной неполноценности или, как упоминается в писании, «нагота» и ощущение «другого», от которого захотелось скрыть свое «Я».
Вначале запретный плод вкусила Ева, затем уже и Адам, который сделал выбор более осмысленно. Причем жертвы он не испугался, а она была неожиданной и меняющей всю их жизнь – изгнание из Эдема и потеря бессмертия. Однако у Адама осталась надежда приблизиться своему «Я», к самому Всевышнему. В писании сказано, что человек тем самым начал свое отторжение от Бога, так как акт покаяния предполагает духовную цельность и видение себя со стороны.
«А может, все было проявлением страсти?» – мелькнуло в голове.
Как будто ненароком под впечатлением у Романа Григорьевича вдруг родился экспромт:
Господь для жизни передал Адаму тело.
Частицей духа была дополнена материя.
Творец с надеждою свое закончил дело,
Не объяснив возвышенность мистерии.
У «древа жизни», чтоб не остаться одному
Господь помог познать Адаму и жену.
За «яблоко запрета» восстал он против Самого.
И изгнан из Эдема, лишен бессмертья… Но:
Что может быть таким прекрасным,
Иль безобразным без предела.
Как чувственное проявленье страсти
В обличье человеческого тела.
Роман Григорьевич каким-то внутренним чутьем понимал, что мужчина рождается для протеста и чего-то нового, непроверенного жизнью, для него слово «да» несет даже некое предательство. Настоящий мужчина начинается со слова «нет».
Женщина же рождается для стабильности и продолжения фундаментальных основ жизни, и потому она начинается после того, как произнесла слово «да». Для нее «нет» некое отрицание того, что у нее заложено природой.
Солнце за окном привлекало, но Роман Григорьевич намеренно отвел глаза: