– Аккумулятор еще хороший, да и двигатель работает ровно, – заключил Федор Игнатьевич, – А теперь надо немного проехаться на большой скорости для зарядки.
Роман Григорьевич последовал его совету.
3
Рано утром Роман Григорьевич с женой выехали на дачу к дочери. Ехали молча. Только когда половина пути была позади, жена заметила:
– Ездить, к счастью, ты не разучился.
Хотя Роман Григорьевич не понял глубины этой фразы, он не попытался это выяснить в активном разговоре.
Автомобильные пробки позволили добраться до места только к одиннадцати.
Дочь Лена и все ее домочадцы вставали поздно, и посему прибытие родителей было вовремя и ознаменовалось общим завтраком на веранде.
Особенно восторженно приветствовала дедушку и бабушку и радовалась подаркам шестилетняя внучка Вероника. Четырехгодовалый Артем был более спокоен и сидел у дочери на руках.
Муж дочери, имеющий свой бизнес, уезжал из дому рано и приезжал обычно к обеду. Роман Григорьевич немного недолюбливал его за молчаливость и определенную замкнутость в общении. Он чувствовал, что откровенному общению мешала ментальность нерусского происхождения зятя. Его жена, как ему казалось, просто побаивалась мужа, и потому атмосфера общения с дочерью и внуками без главы семьи сегодня была очень благоприятной.
В доме дочери было несколько человек прислуги. За завтраком подавала Полина, которая очень вежливо и ласково, зная особенности каждого, наливала чай, кофе, раздавала бутерброды и пирожные.
Роман Григорьевич обратил внимание, как она говорила и предлагала варенье, произнося: «Крыжовенное варенье». Это было приятно и как-то по-домашнему и подчеркивало ее истинное русское происхождение.
– Пап, ты правда посвежел, – лукаво произнесла Лена, взглянув на мать.
Роман Григорьевич понял, что жена делилась своими мыслями с ней.
– Ты преувеличиваешь, – отпарировал он.
Лена искренне радовалась родителям и пыталась завязать откровенный разговор.
– Ты, видимо, закончишь работать?… И вы с мамой можете чаще навещать нас.
Роман Григорьевич немного замялся, не ожидая этого вопроса.
– Если ничего не предложат… наверно, придется, – неопределенно отозвался он.
– Но ты еще мог бы поработать, – продолжала жена.
– Вот схожу на следующей неделе на службу… Там будет видно.
– На пенсии тоже неплохо… – настаивала дочь.
Видя, что отец не хочет продолжать эту тему, она заговорила с матерью.
Когда она довольно поздно неожиданно вышла замуж, Роман Григорьевич сразу почувствовал влияние зятя на ее характер и как-то, не понимая до конца почему, перестал смотреть на нее как на родного любимого ребенка. Он чувствовал влияние на нее другого мужчины, и его порой раздражали ее новые непонятные ему меркантильные интересы.
Дети покинули стол и убежали к своим игрушкам. Роман Григорьевич тоже вышел из-за стола и подошел к играющему рядом с собакой младшему внуку. Роман Григорьевич смотрел на четырехгодовалого малыша. Странное чувство овладело им. Он попытался ласково прикоснуться к нему, но виляющий хвост собаки его явно привлекал больше.
«…Насколько он совершенен… он притягивает своей теплотой истины жизни… своей неописуемой привлекательностью… необузданностью, желанием все потрогать… и ощутить наяву… Как я ему завидую…»
Роман Григорьевич взял ребенка за руку, отстраняя собаку, но малыш явно тяготел к животному.
– Тема! Ну, поиграй с дедом… Я так давно тебя не видел, – попытался он привлечь внука.
Как будто почувствовав его раздумья, малыш отстранился. Взгляд его показывал явное нежелание бросать собаку и играть с дедом.
– Я не Тема, а Артем, – объявил малыш.
– Артем – это взрослое имя, а для маленького – Тема.
– Я не малыш, – возражал серьезно внук.
– Папа, он отвык от тебя, – глядя на сына и отца, вставила дочь.
Чувствуя безнадежность своих попыток, Роман Григорьевич отошел в сторону.
«…Ребенок отстраняет руку… Как это верно!.. Какой серьезный взгляд на меня… В глазах его печаль и тоска… Как это все правильно… Кто его научил быть самим собой?… Надо почувствовать себя глубоко порочным, чтобы понять это совершенное существо…» – размышлял он.
– Вам с мамой надо почаще бывать среди внуков, – почувствовав смущение отца, продолжала дочь.
– Когда по приезде ты давал ему игрушку, Артем так радовался, – заметила жена.
– Скорее… он доверялся игрушке…как туземец – красивой тряпке, – печально заключил Роман Григорьевич. Он продолжал думать про себя.
«А ведь когда-то я был таким же… Возможно, когда-то кто-то смотрел также на меня… У младенца самый большой жизненный потенциал… Но когда он будет проявлен?… Ведь когда меня не будет, я об этом знать не буду… Нет… именно поэтому я жить буду… всегда… Бесконечно…»
– Ну что ты поник, отец, сейчас я налью тебе хорошего виски, – зная привычки отца, разрядила его молчаливую замкнутость дочь.
– Ты же знаешь, я сегодня за рулем.
А про себя подумал: «Взрослые такие же, как и дети, но с ними никто не играет, и ошибки не прощают».
Роман Григорьевич вновь вернулся к столу.
Беседа о житейских делах его уже не очень интересовала. Дочь жаловалась на то, что муж практически не бывает дома, и все заботы по быту легли на ее плечи.
«Жалко, что так рано она бросила собственную работу и теперь даже не думала об этом», – молчал Роман Григорьевич.
Потом женщины пошли укладывать спать детей. Спустя полчаса, Роман Григорьевич тоже зашел в детскую и посмотрел на спящего Тему.
«…Как он красив во сне!.. Он в своем мире, двигает руками, ножками, сжимает кулачки во сне… Возможно… ему чудится птица феникс или египетская птица Тау с двумя крылами в виде тройки…»
Вечером Роман Григорьевич завез машину в гараж. Федор Игнатич уже собрался домой, и они направились вместе к своим жилищам.
– Что-то настроение у тебя, Григорич, мне не нравиться.
– Откровенно, и мне тоже.
– Плохо, – твердо заключил Федор Игнатьевич… – Мы уже в зрелом возрасте… Хочу подчеркнуть: именно зрелом.
– Да я знаю.
– Ничего ты не знаешь… Я только недавно вычитал из гороскопов.
– А при чем тут гороскопы?
– Понимаешь, Григорич, все оказывается очень просто… В молодости мы рвемся вперед, не замечая, что вокруг… Ждем необычного.
– Это так, – задумчиво вздохнул Роман Григорьевич.
– Все ждем что-то удивительного впереди…
– Или не ждем… и просто движемся вперед…
– А вот гороскопы нам отвечают на этот вопрос, – настаивал Игнатич.
– Это часть астрологии.
– Возможно, – отпарировал сосед, – …Вот я вычитал в этих самых гороскопах, что каждый семилетний период нашей жизни или, как говорят «по жизни» характеризуется определенным смыслом и даже задачей нам предначертанной.
– Ты прям философ, Игнатич.
– А то!.. Например, первый семилетний срок характеризуется зависимостью от родителей, первыми болезнями, неожиданными сложностями познаниями жизни. Отсюда страхи и неуверенность младенческой жизни. Будто бы слабая свеча, готовая затухнуть от сильного ветра. – После небольшой паузы Федор Игнатьич продолжал, – Второй период объясняет бурный период быстрого роста или отрочества до 14 лет. В это время в противоположность предыдущему периоду налицо уверенная поступь набора жизненных сил и будущей мощи… Будто нарастающие силы из самой земли… Третий период романтический период до 21 года поиск пары, проявлений первой осмысленной любви.
Роман Григорьевич внимательно слушал, и вдруг продолжил:
– А четвертый период обязательно связан с водной стихией, и как бы смывает все предыдущие продвижения.
Потом он произнес фразу, которая показалась собеседнику не очень непонятной:
– Ты знаешь, Игнатьич, астрал в молодости влияет на сознание, потом сознание формирует его.
Федор Игнатьич изумленно посмотрел на него.
– …Знаю только, что следующий период плавный и медленно движущийся, подтверждая уверенность в правильном самодовольном выборе.
– Дело в том, что это очень похоже на первый Зодиакальный период стихий огня, земли, воздуха и воды или соответственно знаки «Овена», «Тельца», «Близнецов» и «Рака».
– Возможно, – неуверенно произнес собеседник.
Теперь уже продолжал Роман Григорьевич:
– Последующий более мудрый виток жизни доброжелательного «Льва», который, впрочем, также подвержен сомнениям. «Лев» очень любит покровительство, чтобы им все восхищались, словно солнечным лучом. «Лев» такой же огонь, как и «Овен», но более доброжелательный, уверенный в своей силе и стойкости… Этот период ведет человека к земной, умудренной и дающей продолжение рода «Деве» – знаку самоутверждения. Период «Девы» особенно важен для мужчин. Именно тогда они набирают мудрость и наибольшую сексуальную силу от 35 до 42 лет.
– Ты будто читаешь гороскоп, – вставил Федор Игнатьевич.
– Период 42–47 лет – воздушный знак «Весы». Это подведение определенных итогов, как бы взвешивание прожитой жизни, осмысление пережитого и первые раздумья о том, что жизнь имеет пределы… И потом водный знак «Скорпиона», подобно «Раку», сглаживает своим водным пространством все предыдущее и готовит нас к новому жизненному витку. Водные знаки обостряют болезни. В «Скорпионе» – особенно у женщин.
Роман Григорьевич задумался.
Он в свои шестьдесят два года находился на третьем витке огненного «Стрельца» и на пороге самого мудрого, уверенного в своих силах знака «Козерога». Однако «Стрелец» не отпускал его своими жгучими переживаниями и сомнениями. Роман Григорьевич чувствовал, что «Козерог» – время сосредоточения духовной работы и выработки ясного взгляда на себя и мир.
Федор Игнатьевич прервал его размышления:
– В семьдесят лет наступает самый странный и загадочный возраст. Это интереснейшее время для тех, кто не погряз в проблемах, болезнях, кто не разучился радоваться жизни.
– «Водолей», отозвался Роман Григорьевич.