Люсия посмотрела на профиль своего спутника. Он был всего на три года моложе ее, но в нем чувствовалось что-то свежее, юное, почти мальчишеское. Таким он, наверное, и останется.
Она поднесла руку к щеке, на которой еще горел след пощечины, и прошептала:
— Боюсь, что я долго так не выдержу, дорогой.
— Ты попросила меня приехать сегодня, чтобы сказать мне это?
— Наверное, да, — тихо ответила она.
Чарльз крепче обнял ее, наклонился и поцеловал в губы долгим, страстным поцелуем.
Люсия закрыла глаза и отдалась этому наслаждению со свойственной ей страстностью. Она думала — как странно, даже легкий поцелуй законного мужа мог довести ее до слез, а в объятиях этого человека она парила, как на крыльях, и казалось, небо открывалось перед ней.
— Только давай не будем терять голову, дорогой. Нам надо все обговорить и решить, что делать дальше.
Он отодвинулся от нее и достал из кармана сигареты.
— Ну, если ты хочешь, чтобы я сохранил трезвый рассудок, мне лучше не целовать тебя. Возьми сигарету, дорогая.
Он закурил и отдал сигарету ей, потом зажег еще одну для себя. Два тусклых огонька тлели в темноте.
— Ситуация сложилась так, Люсия: ты больше не можешь вести свою прежнюю жизнь, а я не могу тебе позволить жить так, как ты жила раньше. Да и сам я не могу больше жить без тебя.
— Да, — кивнула она. — Я все понимаю, хотя меня это пугает. Я пыталась бороться с собой, но все равно боюсь последствий, которые возникнут, если я уеду с тобой.
— Помнишь, еще несколько дней назад, когда я заговорил об этом, ты сказала, что не можешь согласиться — из-за детей.
Люсия похолодела. Тонкие пальцы, державшие у губ сигарету, задрожали.
— Верно. Я до сих пор так считаю. Я их очень, очень люблю. Чарльз, ты ведь понимаешь меня, правда?
— Да, дорогая, я все понимаю.
— И тебя это не смущает?
— Господи, да с какой стати? Это же твои дочери, и совершенно естественно, что ты их любишь. Было бы странно, если бы ты их не любила, хотя, видит Бог, я жалею, что это не мои дети, а… его.
— О, я стараюсь не думать об этом… Это просто сводит меня с ума! Я не хочу с ними расставаться, но боюсь, у меня нет другого выхода… Если Гай меня вынудит… мне придется… Я просто не могу больше жить с ним, не могу быть его женой!
— Люсия, ты даже не представляешь, как мне тяжело это слышать!
Она сжала его руку:
— Пожалуйста, не расстраивайся.
— О господи!
— Чарльз, я вот о чем подумала. Мы с Гаем никогда раньше не говорили о разводе. Я даже не представляю, как он отреагирует на это. Скорее всего, начнет кричать, что он столько для меня сделал, а от меня даже благодарности не дождешься — за наш прекрасный дом, бриллиантовые украшения, жемчужные ожерелья и прочее. Но к детям он не очень привязан. В нем нет отцовского инстинкта. С маленькими девочками ему скучно. И вот я думаю, захочет ли он брать на себя заботу о Барбаре и Джейн, если я от него уйду? Тем более, что у него нет родственников, к которым можно было бы их пристроить.
— А может он запретить тебе с ними видеться, просто из вредности?
— В принципе может. Этого-то я и боюсь. Гай такой человек, что захочет получить все причитающееся ему по закону, не важно, нужно ему это или нет. И потом, не забывай про Элизабет. Она воспитывала девочек много лет и готова за них умереть. Она превосходная гувернантка, редкая…
— Сама ты у меня редкая, — нежно шепнул Чарльз. — По-моему, ты была просто идеальной женой этому угрюмому, самодовольному ворчуну столько лет и так долго терпела и страдала, что страшно подумать. И девочкам ты была нежной, заботливой матерью.
— Если я замараю свою репутацию, на это никто не посмотрит. Все чистые страницы останутся незамеченными, и обсуждаться будут только пятна.
— А какое нам дело, что о тебе подумают? Мне, например, все равно. Единственное, что меня беспокоит помимо нас с тобой, — это благополучие твоих детей и наших мам.
Люсия издала отчаянный вздох.
— Вот так всегда! Стоит нам что-то решить, и тут же приходится думать о других людях!
— Никуда не денешься! — поддакнул Чарльз Грин.
— А все потому, дорогой, что мы с тобой не имеем права любить друг друга — в глазах общества.
— Ну, тебе известны мои взгляды на этот счет. Я вообще не понимаю, что мешает двум людям, независимо от того, в какой они находятся ситуации, любить друг друга.
— Ты же сам понимаешь, что в таких ситуациях приходится думать не только о себе. Ты знаешь, как говорят: нельзя строить счастье на несчастье других, особенно тех, кто от тебя зависит.
— Гай Нортон не из их числа. Он должен дать тебе свободу и права на детей.
— О, дорогой, ты слишком многого от него хочешь. Впрочем, мне скоро придется самой выяснить, что он думает по этому поводу.
Пульс у Чарльза участился. Он внимательно посмотрел на женщину:
— Люсия, ты серьезно?
Она медлила, зная, что вся их дальнейшая жизнь зависит от ее ответа. В памяти мелькнул особняк… знакомый вид на реку… Гай! Барбара и Джейн, мирно спящие в своих кроватках. Элизабет Уинтер… И Люсия, словно стирая все эти образы одним словом, ответила:
— Да.
Чарльз помолчал некоторое время. Он тоже понимал, что сейчас решается их судьба. Долгие недели и месяцы они встречались, были пылкими любовниками, переходя от блаженного восторга к бездне боли и страданий, но еще ни разу не подбирались так близко к тому моменту, когда требуется принять окончательное, роковое решение. Впрочем, Люсия уже все для себя решила. Она готова была пережить развод, если рядом будет Чарльз, — только с ним и ради него.
— Ты ведь понимаешь, дорогая, — произнес наконец он, — что, если ты скажешь об этом Гаю, он примет как факт, что ты ему изменила, и ты окажешься в ситуации, из которой будет сложно выбраться?
— Думаю, выбраться будет почти невозможно.
— Значит, ты будешь просить у Гая развод, я правильно понял?
— Да, речь идет о разводе.
— Хотя у тебя мало шансов на то, что он согласится отдать тебе детей.
— Да. Впрочем, я не имею права этого требовать, поскольку виновата сама. — Люсия нервно засмеялась, голос ее дрогнул, и она вдруг с силой схватила его за руку: — Боже, Чарльз! Как это все ужасно! Ну почему мы не встретились и не полюбили друг друга при других обстоятельствах? О, если бы я была свободна!
— Да, это было бы гораздо лучше, дорогая, но, раз уж все сложилось по-другому, нечего об этом и говорить. Давай лучше обсудим, что мы можем сделать, чтобы ты стала свободной. Есть у тебя хоть малейшая надежда, что Гай поведет себя благородно, как джентльмен?
— Вряд ли. Этого трудно ожидать от человека, который бывал со мной порой почти жесток и проявлял собственническое отношение самым возмутительным образом. Разумеется, его тщеславие будет задето. Из-за одного этого он наверняка захочет мне отомстить и заставить страдать.
— Вот что странно, — усмехнулся Чарльз Грин. — Я все твержу себе, что твой муж свинья, хотя большинство моих знакомых сочли бы, что в этой истории именно я выступаю в самой предосудительной роли. Однако мне почему-то совсем не стыдно. Знаешь, если бы Гай Нортон был приличным человеком или, к примеру, моим другом, — тогда у меня бы проснулась совесть. Если бы я считал, что вы были с ним счастливы, тогда я бы сто раз подумал, прежде чем врываться в твою жизнь. Но я-то знаю, как ты с ним несчастна, знаю, что он не заслуживает той многолетней верности, которую ты хранила. Признаться, в глубине души я мечтаю только об одном — чтобы у меня появилась хотя бы надежда увидеть тебя когда-нибудь своей женой, Люсия.
— Господи! Твоей женой! Это звучит как сказка. Твоей женой! Что это будет за блаженство после моего теперешнего брака!
— Твоя жизнь с Нортоном и не была, по сути, браком. Это было сплошное мучение, самопожертвование с твоей стороны. Но ты такая импульсивная, Люсия, я не хочу, чтобы ты наделала глупостей, в которых потом будешь раскаиваться. Я и сам довольно импульсивный, но хотя бы кто-то из нас двоих должен сохранять хладнокровие. Так что я прошу тебя — не говори пока ничего Гаю, если только ты не решилась твердо и окончательно на развод.
Она ответила тихо, едва слышно:
— Я готова на все, я смогу все вынести, лишь бы у меня не отняли детей.
— Ты должна быть готова к тому, что это случится.
— Господи, как это несправедливо! Если бы их спросили, я уверена, они выбрали бы меня, а не Гая!
— Но, дорогая, их никто не станет спрашивать, так же как и тебя.
Чарльз наклонился и поцеловал ей руку. Люсия улыбнулась и сказала:
— Такого не случилось бы, если бы мы жили с тобой, Чарльз.
— Дорогая, скажи только слово. Я же говорил — я твой, если ты готова пережить развод. Конечно, может быть, я слишком самоуверен, но главное для меня — чтобы ты была счастлива.
Она запрокинула голову и посмотрела в ночное небо, на мерцающие звездочки, проглядывавшие сквозь густую крону старого каштана, и вдруг смутилась от той безоглядной, горячей любви, которую предлагал ей этот прекрасный человек. Ее терзали мучительные сомнения, из головы не выходили две кроватки, в которых спали сейчас Джейн и Барбара… Если Гай и правда отберет их у нее… это катастрофа… им будет плохо с ним. Это беспокоило ее больше всего. Она могла бы еще выдержать разлуку с дочерьми, но мысль о том, что они будут несчастливы, была ей не по силам.
Люсия наконец сказала:
— Знаешь, что не дает мне покоя? Что я послужу плохим примером для моих девочек.
— Дорогая, они ничего не поймут. Если только твой муж не станет нарочно наговаривать им на тебя. А когда они подрастут, ты сможешь им объяснить, почему тебе пришлось так поступить, почему ты ушла от их отца.
— Да, наверное, ты прав. Мне так не хочется оказывать дурное влияние на моих девочек…
— Как ты можешь на кого-то оказать дурное влияние, моя прелесть? Ты такая милая, такая добрая. И я уверен, что до нашей встречи ты вела безупречную жизнь.