– Адвокат говорит, что, скорее всего, сможет решить вопрос. Он думает, что у меня получится остаться.
– Насколько он в этом уверен? – спрашивает Даниэль. Удивительно, но он настроен еще более скептически, нежели я сама.
– Не беспокойся. Мне показалось, он вполне уверен, – говорю я и наконец-то позволяю себе пролить слезы радости. В кои-то веки я не стесняюсь плакать.
– Вот видишь? – говорит он. – Нам суждено быть вместе. Надо это отметить.
Он притягивает меня к себе. Я снимаю с его волос резинку и провожу по ним рукой. Он запускает пальцы в мои волосы и наклоняется, чтобы поцеловать меня, но я подношу палец к его губам.
– Погоди секунду.
Внезапно мне хочется сделать один звонок. Это глупый порыв, но Даниэль почти заставил меня поверить в свое «суждено». Вся эта цепочка событий началась с женщины-охранника, которая задержала меня сегодня утром. Если бы она не трогала мои вещи, я бы не опоздала. Тогда не было бы ни Лестера Барнса, ни адвоката Фицджеральда. Ни Даниэля. Я запускаю руку в рюкзак за спиной и вытаскиваю визитку Лестера Барнса. Набираю его номер, но включается голосовая почта. Я оставляю сумбурное сообщение, в котором благодарю его за помощь и еще прошу передать:
– У нее длинные каштановые волосы и грустные глаза, и она трогает чужие вещи, – говорю я. Уже собираясь повесить трубку, вспоминаю имя. – Думаю, ее зовут Ирэн. Прошу вас, поблагодарите ее от меня.
Даниэль бросает на меня вопросительный взгляд.
– Позже объясню, – говорю я и снова прижимаюсь к нему. Спрашиваю, почти касаясь его губ: – Вернемся в норэбан?
Сердце вот-вот вырвется из груди.
– Нет, – отвечает он. – У меня есть идея получше.
Даниэль
– ХОЧЕШЬ, УДИВЛЮ? – говорю я, заводя ее обратно в здание. – Мое собеседование тоже состоится здесь.
– Да ладно. – Она на секунду останавливается.
Я улыбаюсь, сгорая от желания узнать, как ее научный ум переварит совпадение столь эпичного уровня.
– Каковы шансы?
– Доволен собой, да? – смеется она.
– Видишь? Я весь день был прав. Нам суждено было встретиться. Если бы мы не встретились раньше, то, возможно, встретились бы сейчас.
Мою логику легко опровергнуть, но она не пытается. Вместо этого вкладывает свою руку в мою и улыбается. Кто знает, может, мне еще удастся обратить ее в свою веру.
Сейчас же мой план заключается в том, чтобы забраться на крышу и побыть там с ней наедине. Мы регистрируемся на охране, оставив пометку, что идем на собеседование. Охранник показывает нам, как пройти к холлу, и мы заходим в лифт. Он останавливается почти на каждом этаже. Люди в костюмах заходят и выходят, громко обсуждая Очень Важные Вопросы. Несмотря на то что сегодня сказала Наташа, я никогда не смогу работать в подобном здании. Наконец мы добираемся до верхнего этажа, находим лестницу, поднимаемся на один пролет и упираемся в серую дверь с табличкой: «ВХОД ВОСПРЕЩЕН».
Я отказываюсь в это верить. Крыша явно прямо за этой дверью. Я поворачиваю ручку, надеясь на чудо. Заперто. Я прижимаюсь лбом к табличке.
– Сезам, откройся, – говорю двери.
И, словно по волшебству, она открывается.
– Что за черт? – Я чуть не падаю, по инерции заваливаюсь вперед, натыкаясь на того самого охранника, из лобби. В отличие от нас, он, должно быть, сел в экспресс-лифт.
– Вам, ребятишки, сюда нельзя, – бурчит он. От него пахнет сигаретным дымом.
Я тяну Наташу за собой, в дверной проем.
– Мы просто хотели посмотреть на город, – говорю я самым своим уважительным тоном с едва уловимым оттенком мольбы, но без намека на нытье.
Охранник скептично поднимает брови, собираясь что-то сказать, но заходится в приступе кашля, сгибается пополам и колотит себя в грудь кулаком.
– Вы в порядке? – спрашивает Наташа, положив руку ему на плечо. Теперь он стоит, лишь слегка согнувшись, упершись руками в бедра.
– Этот кашель, – произносит он, продолжая откашливаться.
– Ну, вам нельзя курить, – говорит она ему.
Он выпрямляется и протирает глаза:
– Вы говорите как моя жена.
– Она права, – тут же отвечает Наташа и глазом не моргнув.
Я пытаюсь внушить ей взглядом, что не стоит спорить со старым охранником, у которого проблемы с легкими, иначе он не разрешит нам уединиться на крыше. Но даже если она правильно интерпретировала выражение моего лица, то откровенно его проигнорировала.
– Я раньше работала медсестрой-добровольцем в легочном отделении. Это нехороший кашель.
Мы оба таращимся на нее. Я – потому что представляю ее сначала в полосатом наряде медсестры-добровольца, а потом без этого наряда. Уверен, теперь это станет моей ночной фантазией. Я не знаю, почему на нее пялится охранник. Надеюсь, не по той же причине.
– Отдайте их мне. – Она протягивает руку ладонью вверх. – Вы должны бросить курить.
Не знаю, как ей удается говорить со столь неподдельной заботой и в то же время менторским тоном. Охранник достает пачку из кармана пиджака.
– Думаете, я не пытался? – спрашивает он.
Я снова смотрю на него. Он слишком стар для этой работы. Выглядит так, словно ему давно уже пора быть на пенсии и баловать внуков где-нибудь во Флориде. Наташа так и стоит с протянутой рукой, пока он не отдает ей пачку.
– Береги ее, – говорит он мне с улыбкой.
– Да, сэр.
Охранник надевает пиджак и спрашивает у нее:
– Почему вы думаете, что я не пойду и не куплю себе еще?
– Я ничего не думаю, – говорит она, пожимая плечами.
Он смотрит на нее долгим взглядом, а потом произносит:
– В жизни не всегда все идет по плану.
Я вижу, что она ему не верит. Он тоже это видит и не продолжает.
– Держитесь подальше от края, – говорит он, подмигивая нам обоим. – Желаю вам хорошо провести время.
ДжоСпланированная история
ЭТА ДЕВОЧКА НЕМНОГО напомнила ему его Бет. Прямолинейная, но милая. Именно поэтому он и пустил их на крышу. Ему прекрасно известно, что смотреть они будут не на город, а исключительно друг на друга. Что ж, вреда от этого не будет.
Он и его Бет были два сапога пара. И не только в самом начале брака, но и все те годы, что провели вместе. Им нравилось говорить, что друг друга они выиграли в лотерею.
Бет умерла в прошлом году. Спустя полгода после того, как они оба вышли на пенсию. На самом деле о раке они узнали на следующий день после того, как завязали с работой. У них было столько планов. Они хотели отправиться в круиз по Аляске, чтобы увидеть полярное сияние (ее желание). Хотели поехать в Венецию, пить граппу и любоваться каналами (его желание). Вот что до сих пор не дает Джо покоя. Планы, которые они лелеяли. Накопления. Жизнь в ожидании идеального момента. И что в итоге? Ничего.
Девчонка, разумеется, права. Ему нельзя курить. Потеряв Бет, он снова вышел на работу и снова закурил. Ну и что, если он загонит себя в гроб работой? Ну и что, если сигареты сведут его в могилу? Ему больше незачем жить, нечего планировать.
Он в последний раз бросает взгляд на ребят, а потом закрывает за ними дверь. Они смотрят друг на друга, забыв обо всем на свете. Он и его Бет были когда-то такими же. Может, он все же бросит курить. Может, в его жизни появится новый смысл.
Наташа
ДАНИЭЛЬ ПОДХОДИТ К САМОМУ КРАЮ крыши и смотрит на город. Ветер раздувает его распущенные волосы, и выражение лица у него снова становится поэтичным. Он улыбается мне неподбитым уголком рта. Я подхожу и беру его за руку.
– Ничего себе не запишешь, поэт? – поддразниваю я.
Его улыбка становится шире, но он не поворачивается ко мне.
– Сверху все другое, не так ли?
Что он видит, глядя на город? Я вижу километры крыш, в большинстве своем пустующих. Некоторые завалены хламом – вышедшими из строя системами климат-контроля, сломанной офисной мебелью. На других разбиты садики, и я задумываюсь над тем, кто же за ними ухаживает.
Даниэль достает блокнот, а я подхожу немного ближе к краю. Прежде чем стать вот такими, эти здания были лишь скелетами. Прежде чем стать скелетами – были распорками и балками. Металл, стекло и бетон. А до этого они были строительными чертежами. А до того – проектными планами. А еще раньше – чьей-то идеей городской застройки. Даниэль убирает блокнот и отводит меня от края, обняв за талию.
– Что ты вообще там пишешь? – спрашиваю я.
– Планы, – отвечает он.
В его глазах светится радость, он смотрит на мои губы, и я не могу собраться с мыслями. Я делаю небольшой шажок назад, но он следует за мной, словно мы танцуем.
– Я… Господи. Ты что, весь день был таким сексуальным? – говорю я.
Даниэль смеется и тут же краснеет.
– Рад, что ты так считаешь. – Он по-прежнему не сводит взгляда с моих губ.
– Тебе не будет больно, если я тебя поцелую? – спрашиваю я.
– Это будет приятная боль. – Он кладет мне на талию и другую руку, так, словно скрепляет нас вместе.
Сердце никак не утихомирится. Я вспоминаю, какие невероятные эмоции испытала, целуя его. Тогда, в караоке, я думала, что это больше не повторится. Уверена, что именно эта мысль придавала нашим поцелуям такой напор, такую силу. Этот же поцелуй будет проще. Никакого фейерверка, никакого хаоса, просто двое, которые нравятся друг другу.
Я приподнимаюсь на цыпочки и приближаю лицо к его лицу. Наконец он отводит взгляд от моих губ и смотрит мне в глаза. Он убирает руку с моей талии и кладет ее чуть выше груди. Мое сердце бьется под его ладонью, словно специально для него. Наши губы встречаются, и я пытаюсь как можно дольше держать глаза открытыми. Я стараюсь не поддаться этому безумному чувству, что существует между нами. Я не понимаю. Почему этот человек? Почему Даниэль, а не кто-то, кого я встречала раньше? Что, если бы мы не встретились? Этот день был бы для меня совершенно обыкновенным, и я бы даже не подозревала о том, что мне чего-то не хватает?