— Это наяда, не так ли?
— Да, это ундина. Или виллис.
— Значит, вы не исчезли, не ушли?
— Для Великих, для подлинных бессмертных эта планета была всего лишь пересадочной станцией. Но мы, кого здесь удерживают такие прочные узы… Мы все остались здесь — прислушайтесь!
Огромный лес, своим рождением уходящий в допотопные времена, в эпоху, на тысячелетия отстоящую от атомной гибели Земли, медленно сместился в пространстве и времени и незаметно внедрился в реальность со всеми своими замшелыми дубами и цветущими кленами, со своими неповторимыми ароматами. Венчик огромного ириса раскрылся с громким треском, словно кто-то взломал тюремную камеру. В зеленом болотном аромате тихого вечера заржала белая лошадь с единственным витым рогом на лбу, и птица с женским лицом жалобно застонала на вершине древовидного папоротника.
— Как получается, что я вижу вас? — спросил Фрэнк.
— Я думаю, — ответил юноша в крылатом шлеме, сидевший поблизости на арке разрушенного акведука, — я думаю, что великие люди всегда чувствовали наше присутствие. Конечно, не с помощью грубых человеческих органов чувств! Хотя, быть может, в дело иногда шел этот третий глаз, который жители Великих Равнин открывала с помощью специального сверла, продезинфицированного соком некоторых растений. Вспомните: ведь вы оказались первым, кто поставил на службу человеку относительность, кто добился сжатия пространства с помощью странных чисел. Правда, вы не использовали для этих явлений их древние священные названия, но это не так уж важно. Тем не менее, вы догадались, что старинные волшебные книги не лгали, что «высота — это то же самое, что и глубина» и если это справедливо, то со времен Гермеса Трисмегиста[4], Вселенная — это всё в одном.
— Постойте, — сказал Фрэнк, — постойте! Вы имеете в виду эти невероятно тонкие зависимости, которые мы предугадали еще в 1960 году (я говорю «мы», потому что наука тоже едина)… — Все его знания разом вернулись к нему; они были с ним, блестящие, живые — гипотезы, формулы, уравнения, пронизываемые неожиданными вспышками интуиции, ослепительными мгновениями, когда он почти верил, что становится равным богам, когда структура Вселенной становилась для него ясной и понятной. Моменты соприкосновения с вечностью. — Я имею в виду гравитационную энергию, энергию таких тел, как звезды и другие массивные тела, а также плазму и вульгарную атомную материю, из которой сформирован наш мир. Потом идут мезоны, являющиеся материей для нуклонов, и ядерное поле, за которым дальше существуют только лептоны…
— Да, разумеется, лептоны, — сказал Гермес с тонкой улыбкой. — Мир слабых взаимодействий. Мне кажется, вы начинаете улавливать, о чём идет речь, но мне не хотелось бы торопить вашу мысль.
— Пожалуй, это не совсем так, — задумчиво произнес Фрэнк, внезапно осознавший, что находится на пороге поразительного открытия, и что всё его прошлое, блестящее прошлое астронавта и солдата, навигатора и завоевателя было всего лишь ступенькой на пути к подлинной вершине. — Всё, о чем я говорил, относится к классической физике. Есть четыре типа лептонов, которыми являются обычные электроны, тяжелые электроны или мюоны и два типа нейтрино. Они взаимодействуют на основе электромагнитных сил и тех «слабых» взаимодействий, тончайших, таинственных, которые… Но что может быть более тонким, чем разум?
— И мы, те, которых называют богами, являемся формами проявления разума, — согласился незнакомец. — Конечно, в соответствии с масштабами этой ничтожно малой планетки, Земли. Вы, впрочем, не можете не признать, что при разных катастрофах в дело вступают всегда самые низшие божества. В то же время, Амон, Иегова, Брахма появляются только в моменты творения… или в Судный День. Обычно же они довольствуются тем, что просто носятся над водами. Мы признательны им за то, что существует бесконечное множество разновидностей силовых полей, но творцов, способных моделировать эти игры разума, так мало…
— Вы хотите сказать, что Вселенные — это тоже результаты игр разума?
— Почему бы и нет? — спросил бог с крылышками. — Вспомните эту старинную гипотезу — кажется, Вайскопфа, если не Воскобойникова — она послужила отправным моментом для некоторых ваших открытий: гравитация, электричество и ядерные силы связаны, в конце концов, определенным принципом, объединяющим мир гигантских масштабов со структурами мира элементарных частиц… Так вот, тот, кто говорит «электричество», говорит «биотоки». И именно здесь, в великом хороводе причинности в игру вступает человеческая мысль.
— Вселенные, созданные или преобразованные мыслью, — задумчиво произнес Соллер. — Кажется, я начинаю понимать. Спасибо.
— Настало время отправляться в путь, — сообщила Кассандра, появившись со стороны пляжа. Туман, осевший мельчайшими блестками, заставлял сверкать ее волосы; в крупных каплях, словно в небольших линзочках, отражался лес.
«Икона, — подумал Соллер. — Святая с византийской иконы… Святая София…».
Невероятно далекое воспоминание вынырнуло на поверхность туманного моря его памяти: его первая любовь, молчаливая монашенка в тени собора.
— Нас зовут в очень далекое паломничество, друг мой, — сказала Кассандра. — И все они — сильвены, нимфы, дриады — отправятся вместе с нами.
— Паломничество древних богов?
— Да. Обычно оно приходится на март или апрель. Но, учитывая коварство нынешнего календаря… Дайте мне руку — я устала носить на себе этот тяжелый космический скафандр.
Небольшая рука, опустившаяся на его локоть, показалась ему странно холодной. Тело, почти неразличимое в тени под пологом леса, навалилось на его плечо свинцовой тяжестью. Неожиданно все окрестности заволокла густая ночная тьма, и первая звезда — Венера — засияла над вершиной самой высокой пальмы. Белоснежный единорог танцующим шагом шествовал перед юношей и девушкой. В одно из мгновений Фрэнку показалось, что молчаливые замшелые дубы справа и слева от тропинки с усилием вырвали свои корни из земли и тоже двинулись в путь, волоча за собой плети плюща и дикого винограда. Среди кувшинок блеснуло чешуйчатое тело, и неясная темная масса удалилась тяжелыми прыжками. Прекрасная охотница, увенчанная полумесяцем, промелькнула мимо; перед ней танцевала изящная лань. Повозка, влекомая тритонами, углубилась в лес, нырнув во мрак и пропав среди деревьев. Откуда-то возникли эбеновые кариатиды, тащившие перевернутую лодку с водруженным на нее диском бога-солнца. Впереди и позади Фрэнка и Кассандры теснилась странная толпа — существа с десятком голов, с двадцатью руками, нечеловечески прекрасные и ужасные создания — двуглавые коршуны, пернатые змеи, быки с ликами девственниц — все древние боги, все небожители, как забытые человечеством, так и сохранившиеся в его памяти.
— Куда мы идем? — спросил Соллер.
— Туда, на вершину горы.
Через некоторое время из пурпурного мрака перед ними возникли руины, оплавленные страшным жаром, бесконечные поля могил, останки звёздных кораблей; и отовсюду к ним направлялись все создания, существование которых смогло предвидеть или угадать воспаленное воображение — стреловидные существа из созвездий Весов и Стрельца, светящиеся в темноте, словно раскаленные, осьминоги Альтаира, крылатые быки, несущиеся среди золотистых облаков — все существа, которые человечество видело в кошмарных снах или в экстазах — звездные привидения и живые космические корабли, бродячие планеты и иные миры, столь же великолепные, сколь и ужасные.
Тем временем, плотная толпа чудовищ увлекала их с собой, и они были вынуждены вместе со всеми продираться через густые джунгли. Ветки и колючки раздирали платье Кассандры, царапали ей до крови ноги. Их обжигала крапива и другие ядовитые растения. То и дело им приходилось карабкаться на почти отвесные уступы черных скал, усеянные острыми гранями и похожие на стены, которые кто-то утыкал по гребню осколками стекла. Они спускались в расселины, где шипели свернувшиеся кольцами бледные змеи, где копошились незавершенные создания, почти не отличавшиеся от творений неживой природы — твари, едва намеченные несколькими мазками творца, личиночные организмы, которые не должны были иметь право на существование. То и дело уставшая девушка оступалась и, чтобы не упасть, цеплялась за руку спутника. Со всех сторон их окружала чудовищная толпа, увлекавшая их с собой и не дававшая ни минуты передышки. То и дело фантастические существа — гигантские волосатые пауки, летающие диски, приоткрытые причудливые раковины, из которых сочилась отвратительная черная жидкость — перешагивали или перепрыгивали через них, и они постоянно ощущали на своих лицах их ядовитое дыхание. Через некоторое время, показавшееся им бесконечностью, им пришлось остановиться на зазубренном гребне, возвышавшемся над долиной. Подняв к небу лицо, по которому струйками стекал горячий пот, подросток Соллер увидел, что оно не было небом Земли, которое он так хорошо помнил; две черных тени холодных небесных тел виднелись на нем — это были планеты конца света, и больше ничего не существовало в этом мертвом пространстве, кроме чудовищной Пустоты и Смерти.
Фрэнк внезапно почувствовал себя слабым и растерянным — ведь он был таким юным! Кассандра уцепилась за него со слабым криком. Повернувшись к ней, он увидел, что девушка сломала ногу, и острая окровавленная кость проткнула кожу, выглянув наружу. От боли она потеряла сознание. Усилием, явно превышавшим его возможности, Фрэнк вскинул ее тело на плечо; девушка показалась ему невероятно тяжелой, словно он нес труп или свинцовую статую. Может быть, превратившись в ребенка, он тащил на себе тело своей умершей матери? Это действительно случилось с ним когда-то в прошлом, много столетий назад, во время какого-то военного конфликта — он уже не помнил, какого именно.
Тем не менее, он понёс дальше смертельно побледневшую девушку под мертвым небом, в толпе созданий, похожих на видения кошмара.
На вершине, там, наверху…
Вершина уже была перед ним.