— Банан?
— Ну, да, банан. От Асцелли. С гарантией. Он валялся возле корабля. Конечно, малость подгнивший.
Внезапно он почувствовал непреодолимое, дикое желание попробовать гнилой банан. Он — дряхлый, умирающий старик… А Земля лишилась Солнца… Но он преодолел искушение и спросил как истинный джентльмен:
— Тебе самой, наверно, хочется попробовать банан?
Над ним появилось бледное лицо — большие глаза, маленький носик — над худеньким тельцем, завернутым в драный мешок (иначе эту одежду не назовешь) из лоскутов искусственного меха. Большой бледный рот кривился на узком лице девочки (лет двенадцати? или четырнадцати?), изображая печаль.
— Мне уже ничего не хочется… Держите.
К счастью, он не мог протянуть руку — его запястье, да и вся рука до самого плеча онемела. Банан заплясал перед его носом, затем неожиданно взлетел в воздух и расплющился об обшивку корабля. На нематериальном лице появилась свирепая ухмылка.
— Ты что, решил, будто я отдам тебе эту жратву? Тебе, дохлятина? Тебе, падаль? Тебе…
Она танцевала вокруг него, и ее хрупкие тонкие ножки попирали мусор. Ему удалось пробормотать:
— Но почему?
— Что почему?
— Почему ты ненавидишь меня?
— Я ненавижу всех и всё, — быстро сказала она. — Я… Впрочем, я скоро подохну. А все мужики — подлецы.
Она произнесла эту тираду, как хорошо выученный урок. Конечно, она была старше, чем ему показалось вначале. У нее была тонкая талия, и глаза на лице, таком худом, что было видно, как под прозрачной кожей, блестевшей голубоватой прозрачностью, двигаются мышцы. Фрэнк понял, что она была безумной. Идиотка от рождения, или это радиационное поражение? С горьким удивлением он подумал, что ничего не знает — как и все его бывшие товарищи — о последних конфликтах, о последних катаклизмах, поразивших Землю.
— Ты пострадала от радиации?
— Маргрид, меня зовут Маргрид, — пропела она. — И если ты всего лишь Имаго, мой кот отгрызет тебе нос!
Она словно растворилась в ночи с грациозностью ребенка или привидения, и именно в этот момент у него нашлись силы, чтобы приподняться — и увидеть всё.
Да, космодром выглядел заброшенным, как все посадочные площадки на мертвых планетах. Дорожки, когда-то асфальтированные, были покрыты песком и толстым слоем льда (хотя и не таким толстым, как можно было ожидать). Он, несомненно, находился на Земле — рисунок созвездий и множество стационарных спутников, резко выделявшихся на бледном небе, несомненно, подтверждали это. Но луна была чёрной, с узким темно-багровым гало вокруг диска. Впрочем, эта ледяная Земля, морозный воздух которой колол вам легкие при каждом вдохе, не выглядела совершенно мёртвой. Справа, на фоне слабого красноватого зарева, вырисовывались каркасы из бетона и стали, зловещие руины города, который, как оценил Соллер по размерам космодрома, был огромным. Скелет города над призраком космодрома.
Под непрозрачным тусклым небом не было ничего, кроме этих руин, да еще этого изголодавшегося зверька в куче замерзших отбросов.
«Вот, значит, что они сделали с Землей!» — пробормотал про себя Соллер, пытаясь подняться.
Сыворотка, даже если ее количество было недостаточным, продолжала действовать. Его охватила свирепая ярость и холодное любопытство. Он хотел увидеть всё вблизи, и он ненавидел всеми фибрами души тех, кто за спиной увлеченных звездами безумцев довел их родную планету до невероятного упадка. Потому что в космосе никто ничего не знал о судьбе пострадавшей от предательства родины. Радиостанции, размещенные на ближайших планетах, транслировали слащавые лживые передачи, а в это время Земля…
«Они замучили ее, они уничтожили ее, они…»
Они? Кто — они?
Это и нужно было выяснить.
Тем временем, он продолжал оставаться бессильной развалиной, ползком передвигавшейся среди куч мусора, дряхлым полутрупом, которому был опасен даже бродячий кот. Стоило только ему приподнять голову, как животное ощетинивалось и готовилось к прыжку. Его желтые глаза светились, словно… да, правильно, словно глаза доктора Миста! Разумеется, немногочисленные уцелевшие на опустошённой планете животные совершенно одичали, и кот превратился в маленькую пантеру.
Стоит только Соллеру пошевелиться, в кот кинется ему в лицо. Да, забавное тогда начнется сражение! Впрочем, на это Маргрид и рассчитывала.
Он попытался поговорить с животным тихим спокойным голосом, но добился только злобного шипения в ответ. Когти маленького хищника царапали камни мостовой, и Франка охватило бессильное бешенство — бесполезность любых усилий раздражала его. Подумать только — стоило ему проникать в бездны относительности, завоевывать смертельно опасные миры, становиться грудью на защиту Земли — чтобы, в конце концов, оказаться совершенно беспомощным перед одинокой смертью. И какой унизительный конец — только представить, что его растерзает бродячий кот! Стальные когти, тем временем, всерьез угрожали его глазам. Напрягая последние силы, он попытался подобрать какой-то огрызок, чтобы запустить им в кота, когда из темноты донесся шорох, потом звуки шагов; из ночи вынырнуло несколько теней.
— Здесь! — пропела Маргрид. — Вот он! Пуззи не дал ему смыться!
Их было трое — три фигурки, закутанные в облезлые шкуры: горбатый клоун-калека, ростом не больше двенадцатилетнего ребенка; огромная волосатая полуобезьяна и безумная девушка. У калеки вместо рук были крючья, и он передвигался на небольшой низкой тележке, какими пользуются для перевозки багажа перронные носильщики. Он размахивал невероятно древним оружием — одностволкой 22 калибра.
Когда они приблизились, кот с недовольным видом отпрыгнул в сторону, но Маргрид успокоила его хриплым мяуканьем. Очевидно, это был ее сторожевой кот, ее приятель или друг. Безногий обрубок подкатил на своей тележке к Соллеру и наклонился, едва не воткнувшись в него носом. Почти сразу же он выпрямился и презрительно сплюнул в сторону.
— Никогда еще не видел такого мерзкого скелета! — заявил он.
— Не протянет и пяти минут! Сожрать не удастся — задубел. Ты плохо поохотилась, Маргрид!
Девушка начала оправдываться.
— А там никого больше и не было! Только роботы, которые таскали дохляков!
— Куда?
— Как всегда, на консервы.
— Ладно, ими займутся. Ну, а с этим что будем делать?
Горилла, ничего не сказав, наглядно показала жестом, словно выкручивая тряпку:
— Куик!
— Нет, не куик! Ты, Валь, всегда думаешь только об одном… Когда парень только собирается загнуться, он еще годится на консервы. Но этот слишком старый, чтобы пустить его на мясо. Я вот думаю, что раз он такой древний…
— Что-что?
— Этот старикашка может знать что-нибудь интересное. Может быть, кучу разных штуковин. Тогдашние типы были хитрыми ребятами.
— Например? — Похоже, Маргрид это заинтересовало.
— Например, он может научить нас, как оживить Централь. После того, как она окончательно сдохла, в Городе стало слишком холодно. Может быть, он знает, как нужно чинить эти хреновины, которые поют и говорят. И все такое. Слушай, Валь, а у них там, в Магии, затрясутся поджилки, когда весь город будет освещен ночью! Ну, сила!
— А люди, они-то что скажут? — проворчал Валь.
— Люди годятся только на то, чтобы стричь их. Никто не осмелится пробраться сюда. Нет? Ну, тогда они останутся без потрохов!
— Их тут сожрут крысы!
— Если бы только крысы.
В темном небе Большая Медведица вычертила свой точный контур.
— Слушай, Зигги, — мечтательно заявила девушка-идиотка, — а что, если он может запустить станки, чтобы делать разные штуки? Красивые платья, которые можно надеть, туфли на высоком каблуке, и всё такое?
— Ну, и что мы будем теперь делать с этой развалиной? — проворчал Валь. Он подобрал раздавленный банан и громко чавкал им.
— Мы заберем его с собой, — сказал уродец, которого звали Зигги. — Ты с Марго запросто дотянешь его. Он совсем прозрачный и не весит ни фига.
— А консервы?
— Могут подождать. Ты же не захочешь, чтобы Имаго нашли его в мусорном баке? Эти типы старого времени, это настоящие резервы энергии… Валь, бери его за голову. Марго, а ты — за ноги. Ну, вперед! Уже чертовски поздно.
Всё это говорилось на явно земном языке, хотя и почти неузнаваемом, с варварскими сокращениями, когда, например, фраза «нашли его в мусорном баке» звучала примерно как «нашли его мусбаке», а станки обозначались словечком «делвещи».
На протяжении всего разговора Соллер не произнес ни слова. Он старался сберечь силы. В любом случае, он получил возможность передвигаться и удовлетворить свое любопытство, последнюю радость дряхлой старости.
— Увидеть Туле, последнее Туле, — едва слышно пробормотал он.
Уродцы схватили Соллера, не особенно деликатничая с ним, и нырнули в беспросветный ночной мрак. Но была ли это действительно ночь? Солнца не было — это казалось очевидным. Слабый свет давали звезды и светильники, расположенные возле строений за пределами космодрома; уродцы говорили, что там находятся «делвещи». Соллер увидел, как мимо него, будто в старинном кинофильме, уходили назад мертвые улицы, полуразрушенные фасады взорванных зданий, груды железа, очевидно, когда-то бывшие транспортными механизмами. Город был громадным, изуродованным и совершенно безлюдным. По характеру разрушения можно было предположить, что он подвергся атаке с применением ультразвука. Но когда это случилось? Облик развалин не позволял даже высказать догадки об эпохе, когда город был уничтожен, хотя некоторые признаки — почти нетронутые эрозией стены, сохранившееся под слоем льда покрытие тротуаров — позволяли думать, что произошло это сравнительно недавно. Консервная фабрика использовала свои собственные генераторы, а космодром, очевидно, прогревался при каждой посадке очередного корабля, так как вокруг него температура была заметно выше, чем на некотором удалении. В городе ледяной воздух резал горло и легкие, словно ножом; носильщики перешли на рысь, и Зигги мчался рядом с ними на своей тележке, словно сумасшедший.