Евгений СапожинскийСОЛНЦЕ-УБИЙЦА
— Луна? Ну скажи — Луна?
Нет. Солнце. Вопрос о Луне свидетельствовал о пошлой ностальгии. Светало. Беспощадный рассвет намеревался нас убить. Возможно, ему это нравилось. Аркадий провел рукой по лицу, точнее, по бровям, пытаясь смахнуть пот. Выданные ему очки остались там.
— Знаешь, почему она бывает иногда видна днем?
Было холодно, но лоб Аркадия блестел от влаги. Я молчал.
Еще чуть-чуть — и взойдет. Наступит смерть.
Солнце. Светило, подарившее нам жизнь. Светило, ставшее убийцей.
Сношать робота — не такое уж удовольствие, как может подумать иной девственник. Мы вынуждены, читая классиков, совокупляться с этими изделиями из кевлара, титана и прочей нержавейки. Женщины почти исчезли. Много лет назад порнографы, предрекавшие смерть человечества, глумились — их юмор был плосок, — пропагандируя идею: как будет здорово без этих дурочек. Что ж. Самки перед сокращением (что за изящный эвфемизм!), захватив власть, успели превратить Землю в какое-то подобие Марса, в пустыню без конца и края, дискотеку, в которой командует Ее Величество Тишина. Тускло и муторно, знаете ли, в этой пустыне. Красиво, конечно, спора нет. Но утомляет. Задолго до нашего с Аркадием рождения была введена цензура, что сыграло роковую роль. Йинские сады, сад на Петроградке — все это не имело никакого значения, планета была убита. Дочерям Евы удалось еще и изобрести Привод — Привод с заглавной буквы; как это ни удивительно, они все-таки смогли достигнуть чего-то положительного. Мы воспользовались этим: Земля была загажена до такой степени, что и вспоминать тошно. Рванули в это интимное местечко. Каньон, на который возлагали столько надежд, оказался просто трещиной на буханке хлеба — нет, не за четырнадцать копеек килограмм; на убогом шарике радиусом в три тысячи триста километров слегка изменился довольно-таки странный пейзаж. Колонизация Красной планеты шла ни шатко ни валко, почти без жертв. Постройка пузырей-поселений под куполами двигалась удручающе медленно, как движение поезда дальнего следования, отъезжающего от вокзала. Все пошло, по сути, прахом. Но мы оказались здесь.
Не минуло и полувека после самочьего путча, как свалилась новая беда. Солнце, излучая как до́лжно, вдруг поменяло спектр. Точнее, расширило. Сначала сместились линии нейтральных металлов. Астрофизики хватались за головы. Затем был обнаружен новый диапазон — который, впрочем, лишь очень приблизительно диагностировался приборами. Техника была бессильна. Светило стало убивать. Поначалу никто, конечно, не придавал этому значения. Подумаешь, сдох десяток коров в какой-то Аргентине. А то, что в Африке вымерло двадцать процентов населения, обеспокоило лишь медиков, антропологов и крикунов-журналистов. Что ж! Африка — она и есть Африка.
Человечество, как и всегда, продолжало заниматься шопингом и медитацией на смартфоны. Понятие термоядерного синтеза интересовало разве что школьников, перед которыми маячила контрольная, и бездельников в телешоу. Ученые спохватились и начали вопить, что, мол, нам угрожает опасность. Депеши шли наравне с криминальной хроникой и показом девиц той или иной степени раздетости, виртуальных, естественно, а также юнцов и зрелых мужей, пытающихся догнать прекрасный пол хотя бы в этом неблаговидном занятии. Излучение тем временем не дремало, наращивая мощь. Люди стали слепнуть, — это являлось сигналом о приближающемся конце. Производство солнцезащитных очков достигло апогея, никогда не виданного, но толку от этих девайсов было маловато. Так называемые человеки несколько обеспокоились и стали более внимательно относиться к сообщениям. Пошли слухи, один дебильнее другого, вплоть до того, что некие супостаты, понимаете ли, разместили на земной орбите экран, который задерживает полезные лучи, а пропускает лишь вредные. Как же до сих пор плохие лучи не вражили? Их действие, оказывается, компенсировалось эффектом полезных лучей. Ну и дальше в том же духе.
Началось так называемое завоевание космоса (вспомнили Брэдбери — поздновато!), планетолеты строили сотнями и тысячами. Экономика была разрушена сильнее, чем в европейских государствах во Вторую мировую войну. Систему образования, да и прочие системы, попросту убили, перекрыв воздух. Готовили в основном специалистов, чья работа была тем или иным образом связана с пилотированием и колонизацией. Рождаемость упала катастрофически. Чудом оставшиеся в живых чокнутые старушенции-воспитательницы продолжали сидеть в яслях, причитая, что малюточек становится все меньше. Пятеро? Не так уж и плохо. Когда-то были детские садики на пятьдесят, даже — страшно подумать! — на двести детей. Фантастика.
Смерть орудовала косой, причем избирательно. Гибли большей частью женщины, которых и так осталось мало. Защититься от губительного излучения не было никакой возможности. Цивилизация перешла на ночной образ жизни. Это было довольно мозгодробительно для большинства, зато восторжествовала богема. Очень быстро, однако, псевдоэлита поняла, что теперь, после потери одного из важнейших признаков отличия от быдла, сама превратилась в быдло. Возник творческий кризис, но он мало кого волновал. Наступила тихая депрессивная паника. Ракеты! Все силы на постройку ракет! Земля обречена, нужно спасаться в космосе, на спутниках планет-гигантов, далеких орбитальных станциях, в поясе астероидов, может быть, на Марсе. Невероятная сила магнитоактивности Солнца вкупе с малоизученным диапазоном излучения не оставляла шансов на жизнь. Кое-где начала спирепствовать эпидемия, вызванная птоаминами. Человечество погружалось в хаос, вновь наступало средневековье со всеми его прелестями.
Марс был выбран в конце концов базой потому, что уже был худо-бедно терраформирован и давал хоть какую-то защиту от взбесившейся звезды — радиация на этой планете (не общая, а та часть) всего вдвое меньше земной, однако этот фактор, по мнению ученых, оказался решающим: уменьшение губительного излучения всего на пятьдесят или около того процентов позволит спастись популяции. При строжайшей защите от солнечного света. Темные очки необходимы и ночью, если выходишь из помещения. Здания, разумеется, теперь строят без окон. Увы, в марсианских роддомах слышен писк лишь новорожденных мальчиков, девочки рождаются чрезвычайно редко. Попытки выносить женский плод дальше, на Церере и Ганимеде, как правило, также заканчиваются фиаско. Юные представительницы прекрасного пола практически исчезли.
К этому времени лженаука, будь она проклята, все-таки соорудила приличного и дешевого секс-робота. Изделие, конечно, не было похоже на надувную куклу двадцатого века, а представляло собой вполне себе андроид со всяческими щекотунчиками и прибамбасами, кои отсутствовали у живых женщин. Пипл неоднократно напрягался: а ведь оно не так уж и похоже на человека. Является ли самка человека человеком, вопрошали оппоненты в дурных соцсетях и на форумах. Троллинг разросся до невообразимых величин: по оценкам Yдекса, это была самая популярная тема за ни много, ни мало семь лет. Мужская часть планеты раскололась на три лагеря: тех, кто относился к псевдоженщинам как к неизбежному злу (большинство), тех, кто был готов бороться за сомнительный приз, вырывая сердце, печень и прочие органы у своих противников в борьбе за вожделенную фемину, и тех, кто решил тихонько помереть, не выполнив своего долга перед природой. Революция, точнее какая-то пародия на произошедший несколько десятилетий назад бунт, не заставила себя долго ждать: дряни вооружились, была пролита кровь невинных людей. Но все это являлось жалкой мышиной возней. Самок осталось слишком мало. Матриархат был похоронен.
В конце концов суета надоела всем, и мы предали Родину, Матушку-Землю, хотя это вопрос — ведь есть безумные гипотезы, говорящие о том, что мы родом с Марса. Настало время вернуться, получается так.
Дневной Фобос прочертил траекторию на небе. Аркадию надоело сидеть на камне, лежащем перед домом утех. Он готовился к смерти. Потеря очков была роковой ошибкой.
Душегуб должен был вот-вот вынырнуть из-за почти ровного горизонта, могущего вдохновить лишь астронома либо поэта-авангардиста. Волна кислорода хлынула в легкие; начался марсианский прилив. Странное дело, откуда кислород, если с водой напряженка. Подобно рыбе, мой друг идиотски глотал воздух. Воздух не был водой, но вел себя подобно ей. Неглубокие прозрачные волны бирюзового оттенка в рыжих песках смотрелись довольно-таки причудливо.
Хотелось голубого. Чего-нибудь голубенького. О синем я и не мечтал. Чуть фотошопнуть бы, разбавить эту похабную ржавчину. Нет.
Наверно, глупо сейчас говорить о Родине. Теперь наша родина — эта печальная, бесконечная пустыня.
Нам с Аркадием требовалось пройти всего каких-то два с половиной километра. Что ж, вполне посильная задача.
Если б не проклятое Солнце.
Я тоже потел.
Холмы. Барханы. Низины. Песок. Дурацкая заря.
Солнце взошло, а я почему-то остался жив. Аркадий превратился в статую.
Я обошел ее со всех сторон. Разглядел внимательно.
Он умер. Я пошел.
Мне очень хотелось раздеться. Я снял с себя ксиф, китель и нательное белье, которое положено иметь выше пояса. Желание снять брюки и разуться становилось почти нестерпимым. Его исполнение было малоприемлемым, но в конце концов я совершил это. Песок перестал холодить ступни, когда проклятое светило поднялось градуса на три, обласкав лицо. Обласкав? Ведь Аркадия оно убило, как убивало всех. Мне хотелось дождя.
На ходу срывая последнюю одежду, избавляясь от нее (она рвалась даже не по швам, а просто так, наперекосяк), я шел, изредка оглядываясь на следы. Следы позора, нашего позора: да какого ж черта мы решили жить так.
Стоя почти нагим на холме, я созерцал взошедшее. Почему-то не слепило. Спустясь в долину, я отметил про себя: пейзаж неправилен — и этот иллюзорный оазис, и сии подруги, пытающиеся понять суть изображения, но так и не сумевшие постичь пространства; о, занятие было бесполезным.