Я думал о статуе. Звезда шарахнулась за купола города автохтонов, звезда, та самая звезда, тот самый раскаленный комок плазмы, мечты о котором грели меня долгой дурацкой зимой. Снова вынырнул Фобос. Девицы вопили, думая, видимо, что поют, а я прикидывал, какую могу извлечь из всего этого выгоду.
На мне остались только убогие ветхие трусы, чудом державшиеся. Скинув их, заорал в небо. Вой сук был мне ответом.
Тупо шел. Самки — пустые.
Перед тем, как потерять сознание, я вставил оптические оси глаз в зенит. Все.
Сколько же я был там? Часов? Километров? Снов? Мгновений?
Вечность?
Иллюзия. Я — такая же статуя, как и Аркадий. Быть может, он видит похожие сны. Или те же.
Мы? Мы, возомнившие себя покорителями, пахарями Вселенной, кто мы? Горсточка несчастных людишек, возомнивших себя кладезем информации, культуры, — кучка дикарей, спасшихся на какой-то коряге во время наводнения, и считающих себя последним оплотом интеллекта. В том, что Солнце убивает, я вижу теперь глубокий смысл, решение высшего разума, или Бога, если вам так больше нравится. Я умираю в этом призрачном мире; что изменилось бы, если б я умирал в мире, кажущемся не только мне, но и всем прочим, более реальным, чем этот? Марс. Земля. Я наг. Я стою на бархане, Солнце, как видится мне, больше не сокрушает, а нежит. Что дальше?
До чего же здесь удивительно красивый рассвет. Когда смотришь без очков.
Они тебя любят, баюкали голоса. Визгливые интонации исчезли. Как же Аркадий, думал я при всем своем эгоизме. Спасите его. Нет — пели. Нет — жужжали, как мухи. Жужжание не было противным. Странно. Оно усыпляло. Галлюцинации, видимо: фонтан, и девы в белых одеждах наполняют узкогорлые кувшины и уходят, держа их на плечах, — а кто и в руках. Аркадий, не давала мне покоя мысль. Он не совсем умер, не так, чтобы — вот что в конце концов я понял. Моя задача заключалась в осуществлении связи с ним. Статуя, покинутая мной, заносила нож совести все выше над жалким мяском бренного тела. Окликнуть, спросить девиц мне не позволяла ложная гордость. Я знал, что подобное самосозерцание не может продолжаться бесконечно, и рано или поздно мне придется вступить с этими марсианками в контакт.
Песок. Господи, как же мне хреново на этом дурацком Марсе под его карликовыми лунами, видимыми зачастую и днем.
Измельченная ветрами и временем мелкая осадочная горная порода шлифовала тело, кожа приобретала чувствительность, неведомую ползающим по поверхности планеты землянам. Когда-то я всерьез задумывался над тем, чтоб снять лишний эпителий с тела, точнее, с подушечек пальцев рук и ног при помощи очень мелкой шкурки — таковая у меня наличествовала, это было немецкое изделие великолепного качества. Теперь же хотелось закутаться, местный суховей был вовсе не так уж и благоприветлив, — любитель фантастики середины двадцатого века был бы разочарован.
Я сидел на невзрачном холмике, назвать эту кучку песка барханом было, пожалуй, преувеличением. Рядом возвышалось его миниатюрное подобие, тоже не бархан и не дюна, а некое не очень большое возвышение. Фобос начал очередной стремительный полет. На горке, располагавшейся рядом со мной, лежали какие-то малопонятные шмотки.
— Вам следует одеться, — негромко сказала одна из девушек, интересующихся водой.
— Зачем? — лениво спросил я. — Властителю Марса да будет угодно принять меня в натуральном облике. Мне нечего стыдиться. Вряд ли вид моего тела шокирует его. Вы же, прекрасная автохтонка, носите одеяния не оттого, что стесняетесь наготы, а делаете это просто ради удобства, в частности, защищая тело от горячего сухого ветра?
Дева была вынуждена согласиться со мной.
Здесь, уважаемый читатель, мне придется сделать лирическое отступление. Это чисто лингвистический вопрос; думаю, вам вряд ли будет интересно вникать в тонкости марсианских языков. Необходимо понять лишь одну-единственную вещь: Землей, Эартхом, Лэндомом, Террамом марсиане называют свою родную планету. Это для землян Марс — Марс. Для марсиан — Земля.
Нет Земли, гласит общепринятая идеология, нет никакой Земли, кроме той Земли, данной великим Нксом. Земля — единственная планета, обращающаяся вокруг дающего жизнь светила. Такие вот пирожки.
Более глубокая ступень познания (сие тайна, но уж расскажу вам) дает понять посвященным второго уровня, что Третья Луна не есть ложь. С этим спорить не так-то легко, данной ереси не одна тысяча лет. «Отрицать ее (3-ю Луну) так же глупо, как утверждать, что стакан невозможно опорожнить в принципе, — говорил легендарный Чм, пророк Нкса, — два в одиннадцатой степени лет пройдет, и Он явится убить ее». — С этими словами Чм, по преданию, стакан таки допил и ушел. Немало мы Его ждем, братья и сестры, но говорят мудрые: ждите, ждите. Ждем!
Забегая вперед, мне придется объяснить, что табу на Третью Луну возникло настолько давно, что никакой историк не сможет более-менее точно назвать дату. Около двенадцати тысяч марсианских лет господствовала религия, одним из базовых постулатов которой был запрет наблюдения спутника. Что ж, планета видала и не такое.
Еретики полагали, что Третья существует. В тяжелые времена их предавали огню.
Великий Иксм предвидел свою смерть. Приблизительная дата его рождения — примерно минус три тысячи четыреста двадцать лет. Дата смерти известна точно: минус три тысячи четыреста шесть. Иксм говорил то, что являлось, конечно, полным вздором в ту эпоху: не бойтесь Третьей Луны. Нелепо отрицать сущее. Похабного, звериного начала в человеке не надо опасаться и делать вид, что нет его. Напротив, нужно отдать хвалу спутнику. Иксм был сожжен, и идею похоронили на долгие века. Учение стало настолько эзотерическим, что о нем мало кто знал.
Пока Земля нареза́ла круги в районе звездуленьки, культ якобы тайного спутника находил все большее количество приверженцев, что не могло не беспокоить официальную церковь. Хотя, надо сказать, и в ней находилось все больше инакомыслящих, утверждавших, что Луна № 3 все же существует. Это было чрезвычайно смелое заявление: за такое, как нам уже известно, казнили.
Это продолжалось немало — несколько тысяч лет. Никто уже не был в состоянии вспомнить и объяснить, когда и зачем началась небесная проекция. Прекратить ее никто не мог, осталось только одно — замалчивание. Архаичные вероучения признавали Луну, как и еду; великие предки соорудили немало артефактов, но что они представляют собой сейчас? Споры — уже не о том, допустимо ли признание Луны № 3 в обществе, а виден ли реальный спутник в небе или же это иллюзия, зашли в тупик. Древние культуры оставили не так уж много информации, плотность ее весьма невысока — ученые, конечно, визжат от восторга, а обывателю от нее мало проку. Точнее, никакого. Не выходить в полнолуние из дома — вот что надлежит делать человеку, считающему себя цивилизованным. Подобные прогулки приравнивались к извращению, однако с этим были согласны не все. Классическая поэзия и литература вообще имеют немало примеров воспевания полной Луны, при этом — парадокс! — такое вовсе не считается чем-то похабным, отнюдь. Классика, понимаете ли. Стоит же, впрочем, брякнуть где-нибудь в приличном обществе, что, мол, Луна покрыла какую-то там звезду — это будет воспринято так, как будто имярек заявил, будто некое грязное существо покрыло жену собеседника.
Можно подумать, что в полнолуния таинственные и прекрасные города Марса вымирали — куда там! Попросту этика не позволяла замечать друг друга. Как же час пик, когда ваше тело оказывается изнасилованным прикосновениями собратьев в толпе? Понять это нам было сложно всегда, теперь — невозможно. Нас слишком мало. Остается только любоваться восходом сверкающего шара неправильной формы над зубчатыми стенами древних башен и пытаться осмыслить наследие.
Идеология в конце концов сменилась. Летописи предков были переназваны апокрифами, более того, фантазиями. Старинные фолианты продавались по бросовым ценам в псевдоэзотерических магазинчиках под названием «Ромашки Мира» или вроде того.
Земная (именно земная) цивилизация, будучи озабочена самоспасением, ничего не поняла в цивилизации марсианской. Да, конечно, было написано немало монографий и коллективных трудов, которые и остались «вещами в себе». А кое-кто под это дело, не напрягаясь, лихо защитил диссер. Увы. Все это было суетой.
Тщета.
Совсем недавно, несколько лет назад, появился предсказанный Тофт. «Не нужно стыдиться Луны», — так сказал он, мессия. Ему, в отличие от Св. Иксма, удалось избежать аутодафе. Ибо времена уже не те. Оппозиция имеет на данный момент кое-что за плечами, и умирать никто не собирается. Еретики добились права голоса. Победа!
Запуск иллюзорной Третьей Луны могущественными предками, и видимость ее обращения вокруг планеты будоражит умы всяческих гопников и гопниц, что не радует правительство. Провозглашена свобода любви и прочая чепуха, девицы стали стричься наподобие молодых людей, певички в розовых пижамках распевают песенки о том, что лунный стыд — не более, чем анахронизм. Теперь в определенных кругах отрицание спутника является махровой пошлостью.
Контакт, пресловутый Контакт землян и марсиан так и не состоялся. Мы не мешали им, а они — нам. Человечки, видите ли, были слишком озабочены собственными проблемами, а марсиане, вымирающая раса, пытались претворить в жизнь свои идеи, не имеющие ничего общего с идеями подыхающих придурков с третьей планеты. К тому времени, когда мы начали колонизировать, мастурбировать и извращать Марс на свой вкус, они стали уходить в глубь планеты, очень неохотно вступая в общение. Идиотское же человечество стало насыщать атмосферу кислородом, не понимая элементарной вещи: если для местной биосферы это и не яд, то элемент нежелательный. В заблуждение ввела внешняя схожесть местных зверьков с земными и, более того, обманчивое подобие представителей разумных существ гомо сапиенсам.
Якобы имеющаяся связь культуры Большого Разлома с человеческой культурой, в частности, с культурой древнеегипетской (о, эзотерики! о, безумные глашатаи Луны!) дала немало пищи спекулянтам. Все мы выкупались в этом дерьме — культ Луны, Луны сумасшедшей, был навязан обществу будто бы извне. Да, история повторилась в который уже раз. Были большие тихие города, похожие на малые, в которых царила любовь. Где они? Проекция Луны развратила цивилизацию и убила ее. Сколько раз рождались поэты, да что сказать поэты — пророки! — умирающие под забором в мистическом, чудесном серебряном свете. Полнолуние толкало людей на гадкие поступки, и лишь немногие находили в себе силы сопротивляться желанию их совершать. Они обретали лишь смерть. Земля (та) не так уж увлекалась сожжением еретиков: они, как правило, умирали сами.