Солнце в огне — страница 38 из 71

Он обхватил её спину руками, прижал так крепко, как позволяли слои одежд, и Йонг почувствовала, как глубоко, гулко бьётся сердце Нагиля прямо у неё в груди. Она плакала, слёзы скатывались на язык, поцелуй становился солёным и горьким, и от Нагиля пахло пеплом и сливой, и влажным металлом, и ещё кисловатым по́том, и пылью, наверное. Йонг простонала, невольно выдохнув ему в рот. Нагиль отпрянул, и жар его кожи разрезался слоем прохладного воздуха между ними, как меч разрезает тело.

Йонг поцеловала его снова, он ответил так горячо, что голова пошла кругом. Руки скользнули по спине выше, вцепляясь в воротник её ханбока.

– Ты же не пойдёшь теперь к себе? – спросила Йонг, опуская несмелый вопрос куда-то ему в шею. Нагиль издал звук, смутно похожий на хрип, стон, мольбу.

– Нет, – коротко ответил он, хотя было совершенно очевидно, что именно это он и собирался сделать, а потом – ходить из угла в угол в своих комнатах, не найдя там покоя. Тогда Йонг попросила увереннее:

– Останься.

И сама осталась в его руках, когда он встал с пола, не размыкая объятий.

Три шага до ширмы, скрывающей двери её спальни, показались Йонг ужасно медленными. Сердце стучало, выбивая дробь во всём теле, и от волнения она не могла сдержаться и говорила, говорила…

– Кто жил здесь раньше, ты знаешь? – шёпотом спрашивала Йонг, пока Нагиль отпирал дверь и та с тихим шорохом отъезжала в сторону. – Должно быть, тут спал кто-то важный, раз покои скрыты. Может, тут держали сокровища? Я видела такие комнаты в дорамах, там… Ой.

Она запнулась о порог, и Нагиль придержал её за талию. У него были такие горячие руки, что Йонг на мгновение испугалась, что его пальцы прожгут тонкий шёлк её ханбока. Нагиль молча завёл их в комнату, уже освещённую несколькими зажжёнными фонарями. Всё же кто-то заходил сюда, раз второй вечер она видела горящие фонари вдоль стен и угли в жаровне у футона.

Йонг остановилась в самом центре комнаты, ощущая себя огромной и неуклюжей, – тут были низкие потолки, они давили на голову, заставляя пригибаться и прижиматься к полу. Нагиль понял, что что-то не так, когда у неё участилось дыхание, и взял её за руку.

– Лан сказала, что нам нельзя видеться днём, – прошептала Йонг. – Потому что я могу забрать твою Ци Металла.

– Или я заберу твою, – согласился Нагиль. Йонг вскинула голову, посмотрела на него широко распахнутыми глазами. Он качнулся к ней. – Сейчас во мне Ци Дерева. Она не опасна для тебя. Но, если тебе страшно, я уйду.

– Нет, – тут же отрезала Йонг. Схватилась за воротник его чогори, потянула к себе и не решила, что хочет сделать: поцеловать его или помочь раздеться. Нагиль провёл рукой вдоль её плеч и коснулся широкого пояса на талии. Йонг вздохнула. – А мы с тобой, – заговорила она, стараясь звучать серьёзно, твёрдо, хотя голос крошился, как отгоревшие поленья в жаровне. – Что, если… – слова не шли. – А вдруг мы… Я бы не хотела…

Она не знала, как задать вопрос, и начала лепетать что-то про цикл и контрацептивы, используя язык, совершенно Нагилю незнакомый, и он точно не мог разобраться в чепухе, которую она несла, сама готовая провалиться под землю от смеси стыда и желания и притяжения такой силы, какую упоминала Лан, какая властвовала над каждой клеткой её тела. Но Нагиль понял. Замер, отодвигаясь от Йонг так, чтобы заглянуть ей в глаза.

– Минджа, – позвал он и слабо ей улыбнулся – спокойно и обнадёживающе. Йонг тут же расслабилась, хотя он не сразу развеял её сомнения. – У Драконов не бывает детей.

Она не услышала и отголоска грусти в его голосе и потому не испугалась своего равнодушия:

– Нет? – Нагиль помотал головой. – Хорошо. – Хотелось смеяться и плакать от собственной беспомощности перед ним. – Не хотела бы я рожать в Чосоне, тут ни страховки, ни медицины, а вместо УЗИ гадают на сливовых косточках…

Нагиль прервал её бессвязный шёпот, накрыв рот поцелуем, и больше говорить не хотелось. На Йонг было несколько слоёв одежд, и каждый Нагиль снимал медленно, помогал ей выпутываться из широких рукавов, развязывал пояса и смотрел на неё и хмурился, когда под одной чогори показывалась другая.

– Не я себя во всё это обрядила, – сказала Йонг и сама рассердилась за то, что огрызается не к месту. Нагиль качнул головой, его длинные волосы мазнули Йонг по голому плечу, когда она обошла его и зацепила воротник чогори, чтобы стянуть с него. Под одеждой показалась голая кожа спины, изуродованной двумя неровными шрамами, – ломаные линии, трещины на теле, кажущиеся ужасным недоразумением.

Йонг скользнула руками вдоль шрамов, коснулась лбом позвоночника Нагиля.

– Больно? – еле слышно спросила она и провела губами по одному шраму. Нагиль резко выдохнул.

– При первом обращении было… неприятно. Теперь уже нет.

Она кивнула, соглашаясь – раз тебе не страшно, мне тоже, – хотя Нагиль, должно быть, не заметил перемены в ней. Но он повернулся сам, провёл пальцами по проступающей на шее чешуе. Йонг склонила голову, позволяя себя рассмотреть.

– Больно? – повторил Нагиль за ней. Она улыбнулась.

– Нисколько.

– Хорошо.

Теперь все слова точно закончились; Нагиль усадил Йонг на футон, прижал к себе, и ей пришлось сесть к нему на колени, чтобы быть к его телу настолько близко, насколько позволяли нижние юбки.

– Зачем женщине столько одежды, если она её не защищает подобно броне… – нетерпеливо проворчал Нагиль, наконец-то позволив себе расслабиться. Йонг запрокинула голову и засмеялась, пока очертания комнаты размывались от слёз, и почти тут же ахнула, чувствуя губы Нагиля на своей шее.

Горячее дыхание согревало кожу, Йонг на мгновение вспомнила об имуги и пожелала ему оставаться в таких глубинах подсознания, до каких никто и никогда не дотягивался. А потом стало не до мыслей о змеях, драконах и всех существах мира.

В какой-то момент футон сбился под их телами, они оказались на полу, и Йонг касалась лопатками деревянных настилов, но кожа, согретая другой кожей, была такой горячей, что холод не чувствовался совсем. Пошатнулась стоящая в шаге от них жаровня; Нагиль схватил её прямо за железный бок и придержал, пальцы смяли ободок котелка, словно тот был глиняным.

Нагиль сказал что-то, Йонг еле услышала. «Позволь мне», или «помоги мне», или что-то ещё. Она хотела переспросить, и он поймал её настороженный взгляд, мазнул влажной рукой по щеке, стирая смятение.

– Минджа, – самодовольно усмехнулся он, Йонг никогда не видела этого выражения на его лице, – у меня были женщины. Я знаю, что делаю.

Она хотела ответить, но прикосновение горячих пальцев к её покрытой мурашками коже выпарило все нелепые возражения из мыслей.

Свистела за окнами зимняя вьюга, укрывая их от чужого слуха.

Позже Йонг сопела на плече Нагиля, а он водил рукой вдоль её позвоночника, считая выступающие под кожей косточки, их ноги переплелись вместе с одеялами и паджи. Она вздохнула, когда почувствовала пальцы Нагиля на шее.

– Он много болтает, – сказала Йонг. – Почти всё время. Дракон тоже?

Нагиль усмехнулся.

– Да. Оба.

– Оба?

Йонг приподнялась, заглядывая ему в глаза, – один белый, второй оранжевый, – и трудно было определить, кто из драконов сейчас владел Нагилем.

«Я владею», – подумала Йонг, увидев в его глазах своё отражение. Простая, понятная истина, в которой не осталось места драконам и имуги.

– Иногда они говорят одновременно, – произнес Нагиль. – Днём я больше слышу Металл, по ночам – Дерево. Со временем привыкаешь различать их.

Йонг кивнула и опустила голову обратно Нагилю на грудь. Та вздымалась и опадала от его медленного успокаивающегося дыхания.

– Шизофрения какая-то, – хихикнула Йонг.

– Кэму?

Она тихо засмеялась и не заметила, что Нагиль прикрыл глаза, наслаждаясь её смехом.

– Как-нибудь расскажу.

Потом она говорила ещё, рассказывала про тренировки у мастера Гванджина, про верховую езду, про родителей и их увлечения. Нагиль слушал, не перебивая, позволяя ей выговариваться и использовать слова из Священного Города, из которых мало что понимал, и гладил её по плечам. Йонг многому могла его научить и многому могла научиться, и он обещал ей, что покажет, как жить в своём мире, и убережёт от опасностей, насколько возможно. Подскажет, во что верить и как сохранить себя, когда разумом правит Великий Зверь или тот, кто желает им стать.

– Ты защитишь меня. А я буду защищать тебя, – шепнула Йонг, уже проваливаясь в мирный сон. Нагиль поцеловал её в лоб и вздохнул.

– Хорошо, минджа. А теперь – спи.

Тушь и пепел (Восемь гуа)

17

Йонг дышала животом, опуская нагревающийся в теле воздух в дань-тянь, представляла, как он скручивается там, собирая плохую энергию, и выходит наружу по дыхательным путям. В храме было душно, дым от благовоний облеплял подобно тонкому липкому одеялу. Чесался нос и щипало кончики пальцев – от холода, словно по капле сцеженного в руки со всего тела.

Тренировки с Лан не походили ни на что, в чём Йонг участвовала прежде. Дэкван учил её дыханию жёстко и не размениваясь на лишние слова, был камнем, твёрдым и неуступчивым. Мастер Гванджин, с которым Йонг поработала всего три месяца, учил мягко, выражения подбирал обволакивающие смысл, точно воздух. Чунсок давал в руки меч и кинжалы, а потом резко бил и заставлял отступать и прикладывать больше сил в то, чтобы устоять на месте, чем в Металл, который должен был её защитить.

Учения Лан были похожи на танец Воды и Огня. То шаманка предлагала сидеть и всматриваться в дым благовоний, отрекаясь от всех мыслей, представляя себя глубоким колодцем, из которого нужно было черпать ледяную воду Великого моря. То жалила по расслабленным рукам колосками, и те жгли подобно языкам пламени.

– Ничего ты не понимаешь, – говорила Лан и тут же находила слова, чтобы объяснить значения духов в жизни людей.

– Прими свою долю, и станешь сильной, – говорила Лан и тут же злилась, когда Йонг задавала вопросы.