Требовалось немалое терпение, чтобы не ругаться с ней, и ещё больше воли, чтобы узнавать себя будто заново. Когда Йонг приходила в храм шаманки, имуги помалкивал и уползал в кости, сливался с её телом, становясь его продолжением. Едва Йонг покидала стены павильона, он вскидывал голову и шипел с обидой и злостью. Поначалу Йонг не видела смысла в том, что делает, и Лан сама признавалась, что никакого развития её способности не получают, потому что она не верит им.
– Я стараюсь! – огрызалась Йонг.
– В том и дело, – вздыхала шаманка. – Не надо стараться. Ты прикладываешь столько усилий, чтобы принимать очевидное. Борешься с природой новой себя и, хоть разумом пытаешься верить, телом противишься. Тело говорит за тебя больше, чем ты сама понимаешь.
Лан учила её определять направление ветра не для того, чтобы знать, откуда послать стрелу и в какой части казармы развести костёр, который не ослабнет до самого утра. Она говорила, что в ветре, как в силе воздуха, кроется послание духов, а в волнах на пруду во внутреннем дворе Чогёнджона можно высмотреть вероятное будущее. Одно из тех, что сулит всему Чосону или отдельным его жителям, если те пойдут по выверенному пути и не поменяют решений.
– Не всё зависит от духов, хоть я и говорю тебе про судьбу, – Лан садилась перед Йонг в круг из минералов и протягивала руки над зажжёнными палочками благовоний. – У судьбы много лиц. Она наденет любое, когда человек, ответственный за следующий шаг, примет решение.
– Довольно лицемерно, – ворчала Йонг, ловила на себе сердитый взгляд шаманки и кусала свой длинный язык.
– Иногда всё предопределено заранее, – возражала Лан. – Иногда судьба одного человека вытесана в камне, и что бы он ни делал, финал его предрешён. Иногда для определённого будущего требуется больше людей и больше решений. Тебя сюда привело твоё И, твоё Намерение. Но теперь ты стала частью общего потока и каждый твой шаг будет каплей в море.
– Лишь бы эта капля не вызвала шторм.
– Боишься, – кивала Лан. – Это правильно. Страх делает нас живыми, но он же ослабляет и ведёт к смерти, если в нужный момент не обуздать его.
От двойственности каждого нового понятия у Йонг кружилась голова и дышать становилось сложнее. Она возвращалась после уроков шаманки в свои покои, сидела там, глядя в стену, а потом шла в казармы, чтобы браться за меч под руководством Чунсока или слушать наставления Дэквана. Никто из Лапы Дракона не просил её следовать советам напрямую, но Йонг знала каким-то внутренним ощущением, рождающимся в дань-тяне, что от неё ждут большего. Её роль ученицы мудан перестала казаться игрой, как только она пришла на собрание Когтей однажды вечером.
Йонг ждала Нагиля в своих покоях. Руки и ноги гудели после двух часов, что она проходила туда-сюда на открытом воздухе рядом с костром, – Дэкван показал ей соединение нескольких основных шагов и позу журавля, и Йонг вычертила ногами на снегу неровный круг до чёрной земли, пока старалась повторять всё медленно и не обращать внимания на ноющие ноги. Теперь она почти не чувствовала тела, все мышцы гудели, но боль была приятной, давящей.
В двери требовательно стукнули пару раз. Чунсок.
Йонг открыла ему с удивлением, и он, поклонившись, серьёзно сказал:
– Вас ждут на собрании, сыта-голь.
Йонг уже распустила волосы, за оставленной на столе пинё пришлось вернуться и замотать её в пучок. Затылок тоже ныл, но Йонг терпела дискомфорт, понимая, что в её нынешнем облике теперь важна каждая деталь. Она вдела ноги в танхэ – красные, с расшитыми цветками гибискуса по бокам, – и пошла следом за молчаливым пуримгарра.
Они пришли в казармы, укрытые ночью, как плащом; их заметил только начальник дворцовой стражи, Ким Мунсу. Он кивнул, провожая Йонг взглядом, и она бы поёжилась, если бы не знала, что строгие глаза Мунсу значили неуступчивость по отношению к врагам, как снаружи, так и внутри Хансона. Йонг не была ему врагом. А вот советник Ким из Андона и наместник Империи, за которыми Мунсу присматривал, были.
Йонг ещё не сталкивалась с ними, её будто укрывали от чужих глаз все воины дракона. Она была только рада. Осознание, какие проблемы может доставить Нагилю её существование под одним небом с ним, порой лишало её сна, и она лежала на своей половине футона, рассматривая догорающие в жаровне угли, и считала минуты, когда услышит тихие шаги Нагиля. Он возвращался к ней поздней ночью, ложился рядом и находил её руку, крепко сжимал. Иногда они не говорили совсем. Иногда Йонг не могла замолчать и до утра рассказывала про косметику, кремы и всякие мелочи, которые были бесполезными напоминаниями о прошлой жизни, навсегда для неё утерянной. Она поворачивала голову, смотрела на профиль убаюканного её голосом Нагиля и повторяла про себя одно: она должна стать сильнее.
Лан учила, что для этого ей придётся отрезать своё прошлое, мысленно представить связь с прежним миром в виде нитей и перерезать их острым мечом. Каждую ночь Йонг отрезала по одной ниточке: Юна, Тэгён, другие коллеги по работе. Бывшие однокурсники и одноклассники. Родственники из Сеула, к которым они ездили на чхусок[61] или под Новый год. С некоторым сожалением, не лукавя перед собой, Йонг попрощалась с Тэ Нагилем, улыбчивым и заботливым. Она даже гадала, сможет ли генерал Нагиль улыбаться так же, как её бывший коллега…
Проститься с мамой и папой не удавалось. Йонг вспоминала их каждую ночь. Она грустила, что оставила их. Но не жалела, что сделала это ради Нагиля.
– Вот так понимается двойственность бытия, – повторяла Лан, когда Йонг с опаской делилась с ней переживаниями. – Она отражается и в мире, и в тебе самой. Инь и ян, чёрное и белое. Они никогда не могут существовать порознь, это всегда совокупность – мыслей, эмоций, действий, мотивов. Нет абсолютного зла, как нет абсолютного добра.
– Очень сложно не потеряться в этом, когда разбираешь всё по ниточкам, – отвечала Йонг задумчиво. Лан кивала.
– Верно. Не старайся понять это умом. Все само придёт в нужное время.
– Сыта-голь? – позвал Чунсок. Йонг моргнула – оказывается, они уже пересекли ворота казарменных территорий и пришли к дому, где расположилась ставка генерала.
Чунсок пропустил её вперёд, и Йонг вошла в просторный зал, окольцованный деревянными колоннами, где готовились ко сну воины. Многие кланялись ей, кто-то ругался, но, заметив Йонг, бил себя по губам. Она просила не относиться к ней как к знатной особе, но её мало слушали. Хватало одного строгого взгляда Чунсока, чтобы все шутки вокруг неё вмиг прекращались. Спорить не хотелось. Только забота пуримгарра, выросшая из неприязни, стала такой жёсткой, что душила. Йонг старалась не думать об этом. И ему, и ей нужно было время, чтобы привыкнуть к новым отношениям между ними. Между всеми ними.
Чунсок отворил дверь в небольшую комнату с низкими потолками. Её окружала небольшая терраса, а уходящие вниз три ступени вели к круглому столу, за которым уже сидели Нагиль, Дэкван, Чжихо и Гаин. Последняя улыбнулась Йонг – в последние дни они мало виделись.
Нагиль встал, отодвинул для Йонг стул рядом с собой и молча предложил сесть. Она кивнула и осторожно присоединилась к собранию Когтей. Прежде ей не доводилось присутствовать при их беседах полноценным участником. Прежде она была всего лишь невольным слушателем, допущенным до судьбоносных разговоров благодаря снисхождению ёнгданте.
Йонг вдруг поняла, что была готова к такой роли с того момента, как пересекла Бездну. Лан не зря говорила, что ей пора принять свою ношу и нести её с высоко поднятой головой.
– Сыта-голь, – поздоровался с ней Чжихо. Сегодня им не удалось пообщаться – в Хансон прибыло новое подкрепление из Империи, и куаргарра осматривал воинов весь день. За эту неделю Йонг насчитала уже три отряда в красном, прибывших из-за северной границы. Армия Чосона готовилась к наступлению.
– Покажите ей, – попросил Нагиль, сжимая переносицу двумя пальцами. Прошлой ночью он совсем не спал, и сейчас Йонг заметила испарину от усталости на его лбу, которую тут же захотелось стереть рукой. Но такой вольности она себе не позволила.
Чунсок повернул карту к Йонг и подвинул ближе.
– Японцы продвигаются с юга. Мы засекаем какие-то малые войска на открытых территориях, но основная часть сил собирается у Ульджина. Здесь.
Чунсок ткнул в порт на востоке страны иглой под неодобрительное ворчание Чжихо.
– Щиллё, – оборвал Чунсок. – От прежней стратегии они отказались, хотя мечтали разрезать нас пополам прямо поперёк Чосона.
– Потому что бухта на западе недоступна, – догадалась Йонг, всматриваясь в карту. Она склонилась ближе, провела пальцем по очертаниям границ Чосона, и на коже остался след от туши. – Но море всё ещё для них открыто, а у нас никакой защиты от их флота нет.
– Точно, – согласился Чунсок. – Мы думаем, они огибают полуостров с восточной стороны, заглядывая в портовые деревни. Нельзя пройти половину Медного моря, не пополняя запасов пресной воды. Но основная остановка у японцев в бухтах, где мы не можем засечь их.
– У Кодже. – Йонг облизнула губы, подалась вперёд, указывая на изрезанные мелкими благоприятными бухтами берега на юге страны. Имджинская война её мира велась и на море и на суше, но основная часть побед пришлась на чосонский флот. Японцы высаживались у Коджедо и пытались построить плацдарм с морским сообщением с Японией, чтобы позже перекинуть основные силы на Империю. В этом Чосоне события осложнялись тем, что никакие корабли не тормозили продвижение японских сил с юга.
– Кодже захвачен, как и все прибрежные территории, – сказал Чунсок. – Мы прогнали Тоётоми из Кванджу, но в западную сторону японцы больше не двигаются, а вот на востоке…
– Вероятно, они стоят у Тоннэ, а оттуда идут по суше мимо Единых гор. – Йонг нахмурилась, прочесала взглядом весь восточный бок Чосона. – Это возможно? Насколько широкий там проход, его хватит для перемещений целой армии?