Йонг поклонилась статуе Великого Зверя и только тогда зашла внутрь. Здесь пахло пылью и старым деревом, в центре длинного зала, скованного колоннами, исписанными иероглифами Дракона, Феникса, Единорога и Черепахи, проступала из тени золочёная чаша для благовоний. Йонг коснулась пальцами старого пепла. Сырой, пахнет временем.
Здесь всё умирало, хотя прежде Йонг не видела подобного в других храмах стихий.
– Вы знаете, почему храм Воды заброшен? – спросила она, садясь прямо на пол, на расстоянии в несколько шагов от Лан. Та кивнула.
– А ты? Не знаешь?
Нет. Нагиль рассказывал Йонг, что после того, как ритуал призыва Дракона оборвался на Рэвоне, служители храма один за другим покинули его, и в конце концов из всего ордена остался только мастер Вонгсун. Когда Нагиль пришёл к нему за советом в начале прошлой войны, мастер был слаб и доживал свои последние дни. Больше Нагиль ничего не говорил, Йонг не касалась темы, столь болезненной для него, но чем больше она слышала от других о храме Воды, тем сильнее мучил её нездоровый интерес: почему столь могущественное место стало позабытым всеми кладбищем надежд?
– Предыдущий Дракон Воды превратил небольшой храм в святилище, – сказала Лан. – Он не был похож на других Драконов, тот мастер. Его слушали, ему внимали, к нему шли за добрым словом со всей страны. Храм разросся, здесь селились люди, готовые следовать по пути, избранному самим Драконом Воды.
– Вы знали его?
Лан медленно склонила голову, разводя руки. Йонг увидела в её жестах знак почтения, какой редко наблюдала, если речь шла не о Великих Зверях, а о людях, которым нужно было выказать уважение. Лан нечасто обращала внимание на людей. Спохватившись, она повторила за шаманкой:
– Мастеру Вонгсуну ты бы понравилась.
Слышать такое от чопорной шаманки было неожиданно, и Йонг нахмурилась.
– Считаете, это польстит мне?
– Считаю, что подбодрит. Мастер твоего возлюбленного оценил бы тебя по достоинству. Верь в это, чтобы верить в себя.
Между ними повисло молчание. Йонг катала в голове отзвучавшие только что слова, Лан просто наблюдала за сменой выражений на её лице. Наконец, Йонг смирилась с тем, что любопытство в ней пересиливает прочее беспокойство по поводу зыбкого будущего, и она потянулась к шаманке поближе.
– Расскажите о нём. О мастере, который воспитал Нагиля.
Лан молчала, рассматривая Йонг. Она поёжилась, напомнила себе, что мудан всё ещё была её мастером, которому можно было вверить себя.
– Он был хорошим человеком. Преданным стране. Истово верящим в светлое будущее, уготованное Чосону. Его подвели, и он допустил ошибку.
– Подвел хаксендор? – переспросила Йонг. Лан махнула рукой.
– Нет. Но про это пусть тебе скажет моджори-ёнг. Я не тот человек, который должен рассказывать эту историю.
Йонг нахмурилась, покусала губы. На языке осел прилипчивый запах сырого пепла, она хотела, следуя заветам, обновить тут всё, провести ритуал очищения и отдать дань уважения Великим Зверям, прежде чем обсуждать хитросплетения позабытых судеб. Но слова Лан только распалили в ней интерес; его подстегнуло недоверие к скрытым мотивам мудан, сделало эти ощущения невыносимым зудом.
– Почему вы не доверяете мне и не всё рассказываете? – спросила Йонг прежде, чем успела одуматься. Лан слабо улыбнулась, качнула головой.
– Потому что время ещё не пришло. Потому что ты не готова. Нельзя подстёгивать судьбу, играя с ней в Дракона и Феникса, – ты проиграешь. Будь терпелива и милостива. Доверяй своему выбору.
– Вы говорили, что мы судьбу не выбираем, – рассердилась Йонг.
– Всё так, – согласилась Лан. – Судьба открывает нам путь. Как только мы делаем первый шаг, повернуть назад уже нельзя. Свой выбор ты уже сделала, и твой путь привёл тебя сюда.
– Теперь я боюсь себя ещё больше, – сказала Йонг. – И начинаю сомневаться даже в тех, кто идёт со мной рядом. Даже в вас.
– Это нормально. Я – всего лишь растущее на обочине твоего пути дерево. Ты можешь срубить меня, а можешь пройти мимо. Точно так же, как ты можешь гадать об оставленных тобой людях, а можешь искать встречи с ними.
Шаманка смотрела прямо на Йонг, и она вдруг с болезненной ясностью осознала, что сплетённое в тугой узел переживание произрастает не из недоверия к Лан, а из того, что та видит чуть больше, чем дозволено пока Йонг. Например, истинную природу встреченного ими португальца, о котором Йонг не могла перестать думать. Или причину, по которой был ранен Намджу.
– Намджу ведь не просто упал в реку, верно? – тихо спросила Йонг, следуя за своими мыслями. Лан учила её нащупывать ответы прямо в воздухе, вытягивать из общего потока нужные нити. Сейчас Йонг наматывала на пальцы бусины с новыми знаниями.
– Нет, – качнула головой Лан. – Ты можешь спросить духов, они подскажут, где искать ответ на твой вопрос.
– Связано ли это с тем человеком из пещеры?
Лан скривила губы, и в слабом свете тусклого дня Йонг увидела, что шаманка ей улыбалась.
– Он сыграет свою роль позже, – догадалась она. – Значит, он тот, о ком я думаю. Почему вы не сказали мне раньше?
– Потому что ты должна сама узнавать такое, – сказала Лан. – Я учила тебя доверять своему чутью, теперь ты должна понимать, что из твоих предчувствий правда, а что – всего лишь трепет робкого сердца. Теперь ты ведёшь за собой людей, которые не должны были встретиться при иных обстоятельствах. Значит, ты отвечаешь за их жизнь.
Йонг не знала точно, говорит она про Лю Соджоля, который шёл с ними всю дорогу и не выказывал неудовольствия, или про Ильсу, которая потеряла в этой войне и отца и мать… Или про Хаджуна и Намджу, которым велели оберегать Йонг ценой своей жизни. Или же Лан говорила про португальца, который не давал ей покоя.
В любом случае, решила Йонг, она будет доверять своему пути.
И на всякий случай спросит совета у духов, как только Лан уйдёт из главного храма Воды и оставит ей это место.
24
Дорога до столицы Империи должна была занять не меньше двух недель. Нагиль сомневался, что за это время оставленный без защиты Дракона Хансон обойдут беды, но был ли у них с королём Чосона иной выбор?
– Основные силы расположены между Накто и Кымом, половина стянута к отвоёванному Ульджину, – говорил он Ли Хону на Совете. – Нам стоит отвести часть войск к столице.
– И оставить жителей всех этих земель без охраны? – Ли Хон фыркнул и покосился на Нагиля. – Не говорите глупостей, генерал.
– Нам не придётся делать выбор между Хансоном и Ульджином, если Дракон останется в столице, – подал голос Лю Соннён. Нагиль бросил на него предупреждающий взгляд, но советник Восточной Фракции проигнорировал его.
Поведение Лю Соннёна изменилось с тех пор, как его сын, вместо того чтобы остаться в Хансоне, примкнул к Йонг и сбежал из дворца с «остальными преступницами». Несмотря на решение суда и официальный королевский указ, многие во дворце, да и в остальном городе считали именно Йонг виновной в переполохе. Слухи, в этот раз направляемые не верной рукой Чунсока, а вспыхивающие, точно огонь, самостоятельно, уже оплетали дома простых жителей, словно дым благовоний с похоронного обряда усопшего короля.
Змея, поселившаяся в стенах дворца. Чудовище, завладевшее сердцем Дракона. Женщина, несущая смерть.
О Йонг говорили слишком неправильно и слишком много, чтобы войско Дракона могло остановить шепотки за спиной и едкие слова всех, кто не боялся наказания королевской гвардии. В игорных домах, возникающих в самых дальних уголках столицы подобно грязи от тающего снега на дорогах, говорили, будто новый король завёл себе одержимую злыми духами провидицу. В домах кисэн пьяные аристократы, пославшие в Ульджин и земли Медной Козы вместо себя крестьян и бедняков, за чашкой соджу обсуждали, как долго новый король будет слушать чужестранку.
Слух о том, что Сон Йонг – это ученица знаменитой японской шаманки, разлетелся быстрее, чем Чунсок смог это проконтролировать, и теперь в злачных местах шептались, будто Йонг – дочь мудан, а значит, сама японка. Кто-то полагал, что в её крови течёт сила кицунэ. Кто-то говорил о Белом Тигре, но считал его не покровителем с Алмазных гор, а злым вонгви, поселившимся в теле молодой ученицы.
Какие бы настроения ни царили на улицах Хансона, Совет не посчитал нужным пресечь расползающиеся, точно змеи, слухи, поскольку они порочили не короля, а его погибшую ученицу. Нагиль хорошо понимал, что промедление советников связано отнюдь не с нерешительностью: даже если они прекрасно знают, в каком гневе будет Ли Хон, если ему доложат о происходящем в городе, предпринимать что-то никто не станет. Весы сил во дворце снова пришли в движение, и теперь советник Ким ждал разрешения конфликта внутри дворцовых стен, а советник Лю Соннён – подходящего момента, чтобы предложить на освободившееся место ближайшего друга короля себя. Или же своего сына.
В таком случае он просчитался, думал Нагиль, наблюдая за советником Лю. Его сын сбежал с Сон Йонг, предпочтя своему отцу и его интригам роль помощника сыта-голь. Значит, Нагиль не зря на него понадеялся.
– Генерал Мун Нагиль доказал свою преданность, – возразил Ли Хон, прерывая бурлящий поток недовольных голосов своих советников. – И потому он отправится в Пекин, чтобы поклониться Императору от моего имени. Не помню, чтобы кто-то из вас вызывался исполнить эту роль.
Советники замялись, переглянулись друг с другом. Лю Соннён не ладил с Ким Кихо, но в вопросе безопасности Хансона занимал с ним одну позицию. Чхве Сувон, несмотря на заслуженную неприязнь самого Ли Хона, тоже выступал против Нагиля. Пустующее место Ли Бенгона, советника Северной Фракции, которого не видели с начала войны, занимал шурин Ким Кихо.
– Ваше величество! – откашлялся Ким Кихо. – Мы поддержим ваше решение, если оно укрепит наши отношения с Империей.
– Омо, – охнул король, используя совсем просторечное выражение. Нагиль опустил голову, скрывая расползающуюся по губам усмешку. Следовало бы отучить Ли Хона от привычек, которых он понабрался в стане драконьего войска и в плену у японцев. – Хотите сказать, вас всё устраивает в наших нынешних отношениях с Империей? Пока трон пустовал, вы расслабились, советник Ким. Подчиняться наместнику Империи вам понравилось больше, чем служить законному королю Чосона?