Впрочем, операцию сложнее представить трудно — при наших общих группах крови и близкородственных первичных заготовках.
После операции меня освободили от обязанности нести вахту, и я завалился спать, напрочь забыв про Эбу. Оказалось, о ней помнил Квоттербек, который скормил ей кое-что из наших запасов и поделился термоодеялом из запасов «Доброго».
Остаток ночи прошел спокойно. По очереди дежурили Тайт и Лайнмен, причем Тайтэнд сокрушался о пропавшем мешке с консервами и мешал мне спать, так что я пролежал до утра в какой-то болезненной полудреме, а вскочил с первой росой бодрый, хотя и несколько обескураженный.
Тайтэнд и Лайнмен сидели на корточках перед Эбой, и никто даже не собирался заниматься завтраком, хотя напряженная ночь требовала восстановления ресурсов.
— Иди посмотри, — позвал Лайнмен, заметив, что я проснулся.
Я подошел ближе.
— Никому не отдает, — сказал Тайтэнд и показательно потянул из рук Эбы завернутого в разноцветные тряпки зверька.
Эба тут же заверещала и умолкла, как только Тайт отпустил ткань.
— Я еще вчера ей говорил, чтобы выкинула, — сонно сказал я. — Кто хоть там?
— Уменьшенный вариант Эбы, — сказал Тайтэнд.
Лайнмен без слов схватил меня за шею и пригнул тяжелой рукой. Пришлось присмотреться, и то, что я увидел, совсем сбило меня с толку. Эба с готовностью развернула передо мной тряпки и показала желтого, пузатого и корчащегося лысого зверька, который был вообще ни на что не похож.
— Подержи, — просительно сказала Эба и сложила ладони чашечкой, рискуя уронить зверька со своих колен. — Подержи. — И на тот случай, если я не понял, показала, как держат предметы такого размера.
— Зачем он мне?..
— Тайт говорит, это вторая Эба, — сообщил мне Лайнмен, недоверчиво косясь то на Эбу, то на ее зверька.
— Это не Эба, это мальчик, — сказал Квоттербек, остановившийся позади нас. В руках у него был мой потерянный ночью шлем, за плечами — Солнце.
Он заинтересованно и спокойно смотрел вниз.
— Раннинг, возьми и подержи, ты его и так всю ночь таскал.
— А откуда он взялся?
Видимо, не меня одного волновал этот вопрос, потому что к Квоттербеку одновременно в ожидании ответа повернулись все трое.
Я тогда увидел, как растерялся Квоттербек. Он покачал головой в нерешительности, махнул на нас рукой и отошел, предварительно потрепав меня по затылку, как глупого щенка.
После его приказа я взял из рук Эбы теплое корчащееся тельце в окровавленных ярких тряпках и подержал его немного на весу.
— Теперь он такой будет, — с гордостью сказала Эба, и ее выпуклые глаза засветились радостью. — Будет такой же. Сильный.
Я понял. Сидя на дне оврага ранним утром, пропыленный и голодный, с этим существом на руках, я наконец понял, зачем гонялась за мной Эба. Она не хотела опутать меня своей Слабостью, она хотела занять моей Силы для совершенно беззащитного мальчика, который был для нее так важен.
И странно, но, как только я понял это, вся моя сила и мой боевой дух вернулись на место и пришло понимание, что за участие в Матче стоит бороться, и бороться именно с сильнейшими, с Тайтом и Лайнменом, а не уйти, позорно проиграв второй линии и собственной, а не Женской Слабости.
С Эбой мы расстались через несколько часов. Она уверила нас, что Волкам не нужны неинтересные вещи, а интересных у нее нет, поэтому доберется она без приключений. Уверила и пошлепала босыми ногами по пыльному полю.
Мы же развернулись и пошли в противоположную сторону.
— Я все понимаю, — через некоторое время сказал Тайтэнд. — Теперь он будет таким же сильным. Но при чем здесь Раннинг?
Глава 4
В лесу мы собирали грибы. Интересное занятие, даже в чем-то радостное. Поначалу их совсем не было, но, когда мы миновали зону ночного побоища, где Лайн, к слову, нашел обугленные остатки того самого костюма, лес стал другим. Исчезли разнотравье и мелкий кустарник. Свет не проникал сквозь кроны деревьев, и на слое опавшей листвы ничего не росло. Кроме грибов. Их приказал собирать Квоттербек, показал, как искать, и распаковал анализатор.
Мы быстро втянулись и внесли соревновательный момент, без которого, как известно, Игрок не Игрок. Сначала Тайтэнд собирал против нас с Лайном, но потом он начал проигрывать и согласился дальше собирать только каждый сам за себя.
В конце концов он все-таки проиграл по количеству, но притащил такого чудовищного размера гриб, что даже Лайнмену пришлось держать его обеими руками. Гриб был густо-лиловым, как мои волосы, чешуйчатым и страшным.
Я бы с ним рядом долго не протянул, например. Тайт автоматически засчитал размер и ужасный вид гриба за победу и уклонился от продолжения соревнования.
Весь этот сбор Квоттербек насадил на иглу анализатора, проверил показания, но ничего интересного, видимо, не нашел. Лилового монстра он рассмотрел с интересом, для сравнения поглядывая на меня, — да, черт, мы с ним были цвет в цвет, ну и что из этого?
— Это Адские Врата, — пояснил он, не прибегая к анализатору, — так он называется официально, а Игроки называют его просто Штрафным.
Это значило, что грибок открывает переход, через который не перейти. Он попросту бесполезен. Квоттербек мою точку зрения не разделял. Он даже остановился из-за этой штуки, вымыл ее техническим раствором и закатал в колбу. Гриб после обработки полинял, печально свесил края шляпки и в колбе выглядел совсем грустным.
— Смотри, — сказал Тайт. — Раннинг в детстве.
Лайнмен засмеялся, а потом принялся кашлять и заглушил остальные шутки Тайта.
Квоттербек посмотрел через плечо. Он тоже улыбался, а когда он улыбался, я начинал радоваться. Ощущал маленькое тепло где-то между ребрами. Маленькое персональное тепло.
— Все остальное годится только в пищу, — подытожил Квоттербек. — Ничего со свойством перехода. Разные брали?
— Весь лес принесли, — отозвался Лайнмен. — Я вот сейчас иду, и все грибы знакомые…
Я тоже мог о каждой поганке целую историю рассказать, ведь рыскали и собирали мы часа три.
— Мы сейчас упремся в каменную стену, — сказал Квоттербек, и мы в нее уперлись.
Это была самая прекрасная иллюзия из мной виденных. Деревья этого леса, сильные и крепкие, с течением столетий вскарабкивались и укреплялись на почти отвесной скале и там, выживая в трещинах и расщелинах, умудрялись выпрямиться и сделать вид, что так им и положено расти и не приложено для этого стольких усилий…
То есть лес вдруг оказался загнут, как был бы загнут угол плотного ковра, и поднимался над нами, создав иллюзию кубом собранного мира.
Это было красиво и внушительно. Я понимал такие вещи, как понимал собственное желание закинуть Солнце на ветку.
— Сейчас твоя смена, Раннинг, — сказал Квоттербек и расстегнул ремни. — Но идти нам все равно пока некуда. Поэтому побегай налегке.
Он расстегивал ремни, и у него на руках оставались красные ожоговые полосы. Вода для мытья рук больше не годилась — только термогель.
— Куда бежать? — с готовностью спросил я.
— По окрестностям. Лайн за тобой последит одним глазом. А ты бегай и делай все точно так же, как делал на первой линии, когда нашел нам переход.
— Траву разную руками хватал, — вспомнил я.
— Вот, похватай траву.
Он должен был добавить что-то вроде «не ешь больше ничего в одиночку», но не добавил.
Лайнмен накинул шилдкавер, отметил меня у себя на поле и снова откинул экран. Кивнул мне, мол, беги, и я скрылся.
Поначалу мое внимание притягивали только те грибы, которые мы уже видели раньше. Я забраковал подобный образ мышления и приказал себе исключить прежние находки из поля зрения. Так стало легче, но ненамного — в лесу не осталось вообще ничего съестного.
Зато образовалось время подумать. Я не понимал, почему Квоттербек тянет с дисквалификационным боем. У нас было целое утро и целый день, но он ни словом не обмолвился о том, что я должен доказать свою пригодность к Матчу. Вряд ли он забыл… и наверняка сейчас тем же вопросом задаются Лайнмен и Тайтэнд, и кто-нибудь рано или поздно напомнит ему. Я уже не боялся, но ожидание изматывало. Сложно быть чужим среди своих.
Команда — то, за что стоит держаться изо всех сил, я готов был эти силы приложить, но Квоттербек все тянул…
Я сделал небольшой круг и побежал по спирали, расширяя его.
По пути мне попалось еще одно лесное чудо — дерево, обхватить которое не смогла бы даже вся ночная делегация Волков, если бы им вздумалось взяться за руки и попробовать его обхватить. В трещины коры помещалась моя рука. Выступающие корни я перепрыгивал с небольшого разбега.
Оно было удивительно, это дерево, и с южной его стороны я обнаружил природную лесенку из широких рыжих наростов. Наросты были явно живыми, чуть влажными, но плотными, как пластик. Я поставил на один из них ногу и оценил сопротивление. По всему выходило, что чудо-лесенка выдержит мой вес, поэтому я без колебаний принялся карабкаться наверх, надеясь добраться хотя бы до кроны.
Я про себя отсчитывал метры и, добравшись до двадцати, услышал в наушнике голос Лайнмена:
— Раннинг, с тобой все в порядке? Ты поднимаешься по вертикали.
— На дерево лезу, — ответил я. — Еще метров десять, и станет ясно, был ли смысл.
Лайнмен подумал немного и отключился со слышимым щелчком.
Обычно целесообразность действия просчитывается до начала действия, а не после него.
Об этом я думал, когда летел вниз с дерева. Чертовы наросты меня подвели, а все потому, что ближе к кроне кора дерева стала рыхлой и ненадежной.
Чем ближе к кроне, тем больше шансов увидеть, что дерево сгнило, что его источили множественные зверьки и жучки, что сердцевину выгрызли и заменили трупами насекомых и лесных мышей, что живет оно только благодаря тому, что корни его крепко держатся за землю.
Я смог задержать свое падение всеми возможными способами — хватался за доступные мне ветки и сучья, а еще успел задействовать парашют, который не смог раскрыться. Парашют было жалко. Эта штука вшивалась в наши куртки и являлась одноразовой подмогой на экстренный случай падения с высоты.