Мы спустились вниз, на свалку. Пахло мерзостно — химическими отходами и чем-то давно протухшим. Эба шла позади, видимо не доверяя, и тихонько мерно дышала.
— Вы все кучей? — спросил я.
— Да… в бункере… стой!
Я остановился в нескольких сантиметрах от зеленоватой густой лужи.
Нехорошо улыбаясь, Эба подошла к луже и показательно окунула туда металлический прут, подобранный неподалеку. Прут съежился и потек.
— Вот так и живем.
— Это залито в бочки?
— Да, — она отшвырнула прут, ставший короче ровно вполовину. Он плюхнулся сбоку и продолжил таять, шипя и плюясь светящейся пеной.
— Значит…
— Там внутри защитное покрытие, — пояснила Эба. — Но бочки старые, то и дело лопаются. Целых все меньше, а когда они все лопнут, настанет конец света… Так Марта говорит. Она немного того.
Над кладбищем апокалиптических бочонков нависла перемычка. Я обернулся — узкий проход между чередой складов…
— В цистернах то же самое?
— Да. Остатки.
— Вот что, Эба…
— Зера.
— Зера. Всех ваших оповести — пусть разбегаются по периметру и ищут норы поглубже — поодиночке! Максимум — по двое. А сюда тащи тех, кто рожден по правилу Аттама. Чем быстрее, тем лучше.
— Но…
— Времени на выполнение — пятнадцать минут, — оборвал ее я.
— Аттамы — это кто?
— Это как я.
На большее меня не хватило.
Она дернула было рукой, но потом развернулась и побежала — ровно и довольно-таки быстро. Я даже засмотрелся.
Через чертовы лужи пришлось пробираться самыми немыслимыми способами — рыхлая обожженная почва осыпалась, как пепел.
Бочонки и впрямь были ветхие и липли к рукам. Я выбрал несколько поближе и собрал их в одну кучу, опасливо двигая их ботинком, благо сил на это у меня хватало. Внутри мерзко булькало и шипело. Вытолкнув парочку к самому краю, туда, где луж уже не было, я выпрямился и увидел, что под перемычку поспешает довольно бестолковая толпа. Это был отряд оппозиции, мечтающий свергнуть Дворец. Я рассмотрел несколько совсем молодых ребят, не старше меня, и несколько совершенно дряхлых особей, вооруженных арматурой и огромными пистолетами. Основная масса, правда, была вполне боеспособной — рослые, хоть и исхудалые, заросшие бородами, как мехом.
Все они что-то горланили и бубнили, и я остановил их жестом.
— Двое со мной. Бочонки лучше катить так… — Я показал. — Остальные — выбирайте себе по одному и тащите наверх.
Оппозиция помолчала несколько секунд, потом зашумела, и из центра вылез кто-то в полосатой рубашке и кожаной обтрепанной шляпе.
По сложению он был похож на Квоттербека — прямой и плечистый, а лицом — на какую-то нелепую заготовку, которой не хватило раствора. Весь он был в каких-то ямах и продолговатых рытвинах, словно голову его когда-то давно взяли и пожевали.
— Тихо, пацан, — успокаивающе сказал он. — На тебя больше никто не охотится. Все в порядке. Все… все, остынь.
Толпа разочарованно зашумела. Не знаю, что они тут ожидали увидеть, но увидели явно не то. Руки их с оружием медленно опускались, на бочонки никто не смотрел, а на меня смотрели с равнодушием и еле различимой жалостью.
Приехали. Я при всем желании не смог бы прикрыть их в одиночку.
— Пойдем. Спрячем тебя… выпьешь.
Его голос был еле различим. Напряжение наэлектризованного воздуха било по ушам. На экране шилдкавера показались опасно красные цели. Шлем старательно брал их в таргет — трое «Королей», — выбирая тех, кто, по его мнению, был наиболее уязвим.
Бедолага, мельком подумал я, ему невдомек, что нет никого, кто бил бы прицельно по его наводке…
Я растерялся. Не было во мне спокойной уверенности Квоттербека, его умения вести за собой. Маленький, легкий Раннинг девяти месяцев от роду для этих заросших «оппонентов» — пацан.
Не знаю, чем закончилось бы дело, если бы не Зера. Она решительно протолкнулась сквозь толпу, поставила ботинок на рифленый бок бочонка и подтолкнула его.
— Давайте! А то сдохнем тут все…
Вслед за ней появились остальные Эбы — хрупкие, тощие, со спутанными волосами. По рыжей копне я опознал Люку, она подмигнула мне и тоже уцепилась за бочонок.
Было ясно, что кому-то из тех, кто поволок бочонки на перемычку, сожрет руки выплеснувшейся из прогнившей обшивки кислотой.
Руки — не ноги, подумал я тогда…
— Мы выльем это у них на пути? — полюбопытствовала Зера.
— Нет. Скинем сверху. Ты охлаждаться умеешь?
— Что?
— Охлаждаться. Понижать температуру своего тела.
Она остановилась.
— Ты имеешь в виду — умею ли я дохнуть по собственной воле?
— Нет, — немного обескураженно отозвался я. — Я не это имел в виду.
— Нормальные люди такого не умеют, — заверила меня Зера. — Спроси кого угодно.
Это была Эба, вовремя вспомнил я. Слабое существо, предназначенное для выполнения самых легких работ. Вряд ли кто-то наделил ее хоть одним полезным умением.
В доказательство моих размышлений Зера-Эба споткнулась и кубарем перелетела через торчащий из земли провод.
Хорошо, что хоть на бочонок не напоролась.
Электрический гул вдруг оборвался — словно я оглох или меня окунули в воду.
Я отвлекся. Вам интересно не это — вам интересно то, как работала сама Кремань, каким ресурсом обладала земля, превращенная в полигон для скучной игры на выживание. Скоро дойдем и до этого — ничего особенного на самом деле. Просто легенда.
Несколько человек погибли сразу — втаскивая бочки на перемычку. Их дымящиеся тела концами длинных металлических прутов отправили в ближайшую лужу. В одной из них я с непонятным злобным чувством увидел ярко-рыжий клок волос.
Зараженные той же злобой люди разместились наверху и сидели там, передавая друг другу мятые фляги. Глоток из этой фляги достался и мне — я чуть не подавился вонючим жгучим пойлом, но оно здорово согрело изнутри.
«Короли» перли напрямик, поначалу не размениваясь на мелочи — я не слышал выстрелов у ворот. Видимо, их зачистки носили стихийный характер — просто снижали поголовье неугодных элементов.
Длинные лучи фонарей чертили разбитые переулки. Ночь длилась долго, будто на заказ. У меня на обратной стороне воротничка жутко нагрелся датчик Журова — словно маленькое Солнце.
Солнце. Я все еще в него верил.
С перемычки я канул в темноту, кинулся навстречу «Королям» и вскоре оказался в зоне их обзора — прямо перед черно-желтыми корпусами. Шпарило от них горячим воздухом и запахом машинного масла. Неуклюжие, они качнулись и, быстро перемигнувшись огнями, поползли куда-то вбок.
Это было из рук вон плохо — я надеялся вывести их нужным мне маршрутом, но чертова механика почему-то не обратила на меня ни малейшего внимания и принялась опасливо обходить, словно не безоружный Раннинг попался им на пути, а Лайнмен с «Иглой» на плече.
Они дружно затопали прочь, и пришлось стрелять — «Щелчок» дернулся в руке и легковесной пулей выбил синие искры из покатого корпуса последнего «Короля».
Эх, мне бы «Иглу»…
— Сюда! — заорал я, откидывая бесполезный разряженный «Щелчок». — Сюда идите!
Мелькнуло в переулке последнее желто-черное пятно. Ушли. Куда, Аттам их побери, они поперлись?
Высоко в небе мелькнула и рассыпалась синими огнями сигнальная ракетница. Точно такая же, как наши, — не отличить. Откуда она взялась, я уже не думал. Мне пришлось бежать следом — глупее не придумаешь. Не «Короли» бегают за мной, а я за ними.
Из переулка я вылетел на предельной скорости и чуть не ввалился в зеленую лужу. Отряд разделился — один направился к цистернам, а остальные пошлепали тралить подвалы, в которых, как я знал, прятались самые беспомощные.
Они останавливались только лишь для того, чтобы разогреть тяжелое навесное оружие — набирался в дула пульсирующий желтоватый свет и вырывался с грохотом, от которого рушились ветхие стены складов. В воздух медленно поднимались куски рифленого покрытия и осколки кирпичей — ползли, поднятые белой вспышкой, угольно-черные по силуэту, а потом обрушивались вниз, выбивая из земли комья грязи и капли кислоты.
Если бы не шлем, я бы оглох, но он предусмотрительно переключился на режим сбережения слуха и пропускал лишь необходимый минимум звука. Эту функцию Квоттербек вписал в него при последней починке…
Я тогда закрыл глаза и представил его лицо. Тогда мне приходилось представлять, а теперь оно всплывает само собой.
По-моему, я стал нытиком. Сколько мне сейчас лет? Около трехсот? Старость, черт. Нет, правда, старость.
Я закрыл глаза и увидел лицо Квоттербека. Черные глаза с матовыми зрачками смотрели снисходительно, с привычным теплым огоньком — так смотрят на тех, кого с интересом опекают, но не на равных.
— Аттам, — вслух сказал я, открыв глаза и увидев, как вместе с обломками и осколками подкинуло в воздух чье-то алое, с длинной мокрой бахромой тело, вывернутое взрывом из подвала.
За ушедшую к цистернам машину я не беспокоился — у моих «крыс» должно было хватить реакции и ума, чтобы вовремя спихнуть вниз свое химическое оружие. Я предусмотрительно запихнул «крыс» повыше — так, чтобы «Короли» не могли палить без опасения влепить снаряд в резервуар с тысячами тонн кислоты.
Там «крысы» и сидели, держась за свои драгоценные бочонки.
Мысленно пожелав им удачи, я, пригнувшись, ринулся за уходящей в предрассветный зыбкий туман оставшейся шестеркой.
Жар стоял нестерпимый, гул, наверное, тоже. Под прикрытием грохота и грязевого дождя я забрался на ближайший невысокий ангар и без труда обогнал головного «Короля», только раз замешкавшись — увидел под ногами нацарапанные на рифленом железе имена, крупно и старательно выведенные. Наверное, в то время, когда те, кому имена принадлежали, занимались увековечиванием, дела тут обстояли получше.
План был прост — нагло спрыгнуть заправиле на голову, может, успеть царапнуть ножом и все-таки заставить их идти за мной, даже если по пути для приманки придется раскидывать им куски собственного мяса.