Тураах стало досадно на себя за насмешливый тон. И больно. Кольнуло в груди воспоминание о радостной улыбке Айхала.
– Прости, Тимир, если задела. И останься, прошу, – Тураах поднялась следом. Он был единственным, не считая отца и матери, кто приветливо отнесся к вернувшейся удаганке, и Тураах жалела о сорвавшейся с языка колкости. – Мне нужна твоя помощь.
Тимир сел, взглянул на нее вопросительно. Тураах вспомнился задорный блеск его смеющихся глаз. Вместо сверкающих по металлу бликов теперь их наполняла тусклая тяжесть.
– Салгын-кут Алтааны похищена. И похититель – один из женихов. Но кто? Туярыма молчит. Я теряюсь в догадках.
– Я не смогу помочь, Тураах, – Тимир сокрушенно покачал головой. Глухой голос его казался больным. – В чем угодно, но не в этом. Я почти не выходил из кузни последнее время и не знаю, откуда приезжали сваты. Тебе бы со старухами поговорить, старые сплетницы точно подскажут.
– Кто станет говорить со мной? Мне ведь не рады здесь, – помимо воли на последних словах голос дал трещину, но Тимир не заметил. Или сделал вид.
– Станут. Ведь ты, Тураах, ходячий повод почесать языками, – усмехнулся Тимир. Удаганка удивленно подняла на него глаза: и как ей самой в голову это не пришло?
Тимир едва не налетел на решительно вывернувшую из двора девушку. Туярыма! Вопрос уже был готов сорваться с языка, но она его опередила:
– Тимир? Тимир, куда уехала Тураах? Она ведь удаганка, да? Где мне найти ее?
Тимир растерялся, а Туярыма взволнованно частила:
– Сестра… Алтаана больна, второй день в себя не приходит. Мать от горя посерела, лопочет бессвязно. И Табата пропал. Ты не видел его? Скажи, где Тураах? Я поеду за ней.
Жива! Пока еще жива.
– Ты слышишь, Тимир? Где найти Тураах?
– Слышу! Сейчас… Пойдем, я объясню, как добраться… А еще лучше, найдем тебе спутника…
Тимир поймал взгляд Тураах.
– Спаси Алтаану, удаган. Без нее улус солнце покинуло.
На рассвете задремавшую у костра Тураах разбудил вороний грай. Она прислушалась к птичьей перепалке, но ничего тревожного за ней не крылось. Зато неподалеку устроилась нахохлившаяся подруга.
– Что слышно, Серобокая?
– Крарх, в деревне все больше о тебе балакают. Чушь по большей части. Сороки трещат о серой тени в лесу.
Тураах нахмурилась: уж не ее ли она видела у юрты Табаты?
– Тень?
– Кхра, – сверкнула черным глазом ворона. – Бродит что-то… Но зла не делает.
– А об Алтаане или Табате?
– Ничего примечательного.
Тураах вздохнула и поднялась:
– Нужно проведать Алтаану.
Поднимаясь к юрте Уйгууны, удаганка ощутила чужое внимание. Оглянулась. Поймала взгляд узких, спрятанных в морщинах, но молодецки сверкающих глаз. Надо же, так и зыркает! Местные старались с Тураах взглядом не встречаться.
Тураах оглядела сухонькую старушку и ее сторожевой пост – узкую лавочку у покосившейся от времени юрты. Что там говорил Тимир про местных сплетниц? Как камешки перебрала воспоминания – и круто повернула к дому: не хорошо являться в гости без подарка.
Отец, только вернувшийся с утреннего обхода силков, без лишних вопросов выделил ей самого жирного косого, и Тураах вернулась к покосившемуся жилищу.
Старуха была на месте. От ее вострых глазок не укрылась дичь в руках гостьи.
– Да будет твой дом полон, а здоровье крепко, Сайыына-эбэ! – звонко поприветствовала хозяйку Тураах.
– Спасибо-спасибо, удаган, – мелко закивала старуха. Глаза ее так и бегали с зайца к лицу Тураах. – Здоровье ужо не то, кости ломит, но еще пока поворачиваюсь. Зятья-невестки, такие-растакие, не особо помогают… Хороший заяц, жирненький… Да жаль, не по зубам мне, старухе…
Цепкие пальцы Сайыыны ухватили тушку и потянули к себе. Тураах улыбнулась.
– Спасибо, уважила! Проходи, проходи, деточка, – старуха засеменила в дом, – поможешь освежевать, а то глаза слабы совсем.
Уж с глазами-то у Сайыыны точно все было в порядке. Да и с языком, надеялась Тураах, тоже. Тимир был прав: не столько подарок, сколько возможность щегольнуть новой сплетней открыла удаганке путь в дом к старухе.
Сайыына быстро подвесила тушку за задние лапки, выжидающе глянула на гостью. Тураах достала походный нож.
– Снимай-ка аккуратненько, – засуетилась старуха, – на рукавицы, глядишь, хватит. Зима скоро.
Уверенным движением Тураах вспорола кожу на лапке – так, чтобы не перерезать жилку. Сайыына вертелась рядом, продолжая тараторить.
– Алтаану-то жалко, напасть-то какая… Уж не происки ли коварных абаасов?
Притворившись увлеченной работой, Тураах многозначительно буркнула в ответ.
– Ай-ай, что ж это делается-то! А я Уйгууне ведь говорила-предупреждала, чтобы за девками смотрела, – старуха досадливо покачала головой. – Где ж это видано, так дочерей распускать! Туярыма при живой матери в доме хозяйкой себя поставила. Вот и за тобой, как Табата исчез, самовольно поехала, ни у кого совета не спросила, ай-ай. И сестра ее, бедняжка Алтаана, хоть и не так строптива, да тоже себе на уме. Женихи так и сбегались, а она – всем отказ. Были б мои девки, так и не посмотрела бы на их дела сердечные, выдала б за того, кто побогаче!
Освободив тушку от шкуры до середины, Тураах отложила нож и стала собирать мех руками. Старуха все причитала:
– Тимир Алтаану так и ел глазами на Ысыахе – вот уж хорошая партия! – услышав имя кузнеца, Тураах почуяла легкий укол в сердце. – И из соседних улусов парни ездили, один статный такой был, чернявый, только прихрамывал слегка. Алтаана все нос воротила. Неспроста, я так Уйгууне и сказала: странно все это, негоже. А потом – глядь! Алтаана-то по темноте в чащу крадется!
Тураах сдернула шкурку и принялась перерезать оставшиеся жилки.
– Нехорошо, да только к кому ж она так бегала-то, Сайыына-эбэ?
– Уж к кому точно, не знаю, да только я однажды вышла во двор: не от любопытства, нет, а кости-то ночью так и ломило, спать не могла. Гляжу, а Алтаана за ойууном нашим в лес крадется. Ой, хоть и ойуун Табата, но и он в состоянии девку попортить! Да только не знаю, к нему ли Алтаана бегала али еще к кому. Ведь чуть раньше в ту же сторону гость этот, хроменький, прошел…
Тураах напряглась: Табата ли? Или незнакомец? Нет ли связи между этими ночными встречами и болезнью Алтааны?
– А ты, Тураах, только на зов Туярымы приехала али сестру в ученицы забрать хочешь? И что с Алтааной-беднягой делать будешь?
– Зайца бы лучше сразу сварить, а шкурка знатная вышла, вот. Как раз на пару рукавичек хватит, – нахмурилась Тураах. – Что до Алтааны… буду лечить. А Каталыына красавицей растет, да только нет в ней шаманьей силы.
– Ой, спасибо, уважила старуху! – радостно схватилась за мех Сайыына. – Ты заходи еще, не часто гости меня, старуху, балуют!
Пообещав заглядывать, Тураах откланялась. Она была довольна: болтовня старухи подсказала направление поиска. И сестру Тураах смогла обезопасить. Глядишь, забудет даже самая известная сплетница улуса все то, что про малышку Каталыыну говаривали когда-то.
Волосы Алтааны были вычесаны и заплетены в две тугие косы – Уйгууна расстаралась. Но лицо в обрамлении рыжего кружева еще больше заострилось. Жизнь в ней еле теплилась: тянуть больше было нельзя.
Отослав Уйгууну, не отходившую от дочери ни на шаг, Тураах села у орона и задумалась. Если кут Алтааны похитил абаас, можно было попытать счастья, выменяв ее душу на жертву. С другой стороны, это первое, что должен был предпринять Табата. Если у ойууна не вышло, отнесется ли к жертве из рук удаганки коварный абаас благосклоннее?
Есть и второй путь: отправиться за похитителем и вызволить кут Алтааны. Для этого нужно взять след.
Тураах откинула косу и вынула из мочки Алтааны сережку. Металлическая веточка с остреньким листочком казалась знакомой. В памяти всплыло: «Кутаар, кутаар, татаар-кутаар, поймай кутаар, обласкай кутаар…»
В камельке вспыхнуло – Тураах вздрогнула и повернулась к очагу. На удаганку смотрел рыжебородый Уот иччитэ. Старик качал головой, указывая на сережку-веточку, поленья недовольно трещали.
Дух огня собрал морщинистые ладони в горсть и дунул – над камельком заклубился дымок, складываясь в фигуру богато одетого всадника. Гость соскочил с коня и, привязав его к сэргэ, направился к юрте. Он был высок и широкоплеч, но крылась в его движениях некая неправильность.
Дым рассеялся, Уот иччитэ еще раз кивнул удаганке и исчез.
Тураах поклонилась опавшему пламени, нашла среди запасов Уйгууны масло и щедро плеснула в пасть камелька. Затем вышла в хотон, где хозяйничала Туярыма.
С болезнью дочери Уйгууна совершенно забросила хозяйство, и вся работа по дому легла на плечи Туярымы. Она не роптала, но лицо ее осунулось, а руки огрубели.
– Это подарок Тимира? – на ладони Тураах сверкала сережка Алтааны.
– Нет, – устало ответила Туярыма. – Серьги сестре подарил гость из дальнего улуса. Который приезжал после Ысыаха. Высокий такой, богато одетый. Только он прихрамывал на левую ногу. Сказал, что на охоте его волк подрал. Очень хвалился, что из его шкуры зимний кафтан сшил… Он и мне такие подарил, но я носить не стала. А Алтаане подарок понравился.
– Хромал, говоришь? – картинка складывалась. – Вы ему отказали?
– Уж больно хвастал! – презрительно проговорила Туярыма. – Такие обычно на словах орлы, а на деле – цыплята. Сильный мужчина немногословен. Да только сватов этот пришлый не засылал…
– Туярыма, куда Алтаана ходила ночами? Уж не этот ли гость заезжий ее караулил?
– Старая сплетница наболтала? – волна холода окатила Тураах. – Ты, удаганка, меньше старушечьи сплетни слушай: не было такого!
– Зря таишься, – Тураах взяло зло. – Сама ведь на помощь позвала!
– За помощь будет и благодарность, а сплетни завистливой старухи к делу не относятся.
Из этой правды не вытянешь. Скрытность Туярымы настораживала, но, похоже, вор нашелся.