Рискнуть ради спасения Табаты жизнью других? Или уничтожить Умуна, не оставив ойууну шанса выбраться?
Весь их поход затевался ради возвращения Табаты. Но чем больше удаганка думала об этом, тем больше теряла надежду. Алтаана уверяла, что чувствует любимого, биение его жизни. Но сама Тураах ощущала лишь нечеловеческую злобу Умуна.
Что, если Алтаана обманывается? Что, если уже поздно?
И еще одна загадка не давала ей покоя: как убить того, кто не жив? Поразив оленя, уничтожит ли она Неведомого? Или лишь отсрочит его приход, заставив искать новое тело для воплощения?
Ночной мрак неохотно редел. Одна за другой гасли звезды, но ни на один из вопросов Тураах так и не нашла ответа.
Бэргэн сказал, сегодня они доберутся до места. Значит, ей остается только положиться на чутье, принять решение, глядя в желтые глаза Умуна.
В лучах зимнего солнца блестел ледяной бок реки, делающей плавный изгиб. Лес редел, не в силах вскарабкаться на каменистые склоны. Обрывистый, местами почти отвесный берег чуть дальше превращался в высокие, непроходимые столбы, копьями вонзающиеся в небо.
Бэргэн остановился, обернулся к спутникам и произнес:
– Еще немного, и по верху дороги не будет, нужно спускаться. Единственный путь у подножия столбов, по узкой кромке берега, почти по самому льду. Там мы и устроим засаду.
– Как величественно и красиво! – восхитилась Алтаана, едва переводя дыхание после трудного подъема.
– Хорошее место, здесь чувствуется сила, – сказала Тураах.
– Главное, что оленю некуда будет скрыться, – довольно усмехнулся Сэргэх. – Далеко он, как думаешь?
Алтаана помолчала, взгляд ее стал отрешенным, невидящим.
– Совсем близко. Думаю, сегодня, – голос прервался от волнения, но все поняли, что она хотела сказать.
– Тогда поторопимся! – Бэргэн уверенно зашагал вперед, указывая путь.
За ним вереницей потянулись остальные: Суодолбы, помогающий Алтаане преодолеть особо трудные участки пути, Тураах, Тимир и замыкающий шествие Сэргэх.
Тураах шла, не глядя под ноги, почти физически ощущая давление приближающейся темной силы и в то же время чувствуя молчаливую поддержку Тимира. С момента выхода из улуса кузнец почти не оставлял ее одну. За целый день они могли не сказать друг другу ни слова, но его внимание окутывало теплым коконом.
Догадывался ли Тимир о том, что творилось в ее душе? Тураах не знала. Но была благодарна и за поддержку, и за то, что Тимир ни разу не попытался заговорить о чувствах или снова поцеловать ее.
Если они выберутся из этой истории, может быть… Но не сейчас. Не время.
Слабо улыбнувшись мечтам, она ступила на тонкую полоску берега у основания величественных каменных исполинов.
Ряд столбов причудливой формы уходил далеко вперед, вдоль русла реки. По сравнению с ними люди казались песчинками, путающимися под ногами у древних боотуров-великанов. Скрытая в них сила была столь огромна, что давление Умуна отступило. Это почувствовали все: разгладились тревожные морщинки на лицах, задышалось ровнее.
Бэргэн осмотрелся и вновь повернулся к спутникам:
– Олень спустится к реке чуть дальше и двинется на нас. Летом здесь не пройти, но зимой… Зимой это самый короткий путь на юг, в сторону нашего улуса. Мы с Сэргэхом вернемся чуть назад и пройдем поверху. Там есть хорошее место для стрелков, зверь нас не почует.
Сэргэх кивнул и сбросил котомку с запасом пищи, оставшись налегке.
– Если что-то пойдет не так, мы прикроем.
– Вы все останетесь здесь. Тураах, видишь уходящую вверх расщелину у второго столба впереди? Пока олень не поравняется с ней, стрелы его не достанут. Подпусти поближе.
– Поняла.
– Лед крепкий, на него можно смело ступать, но лучше оставайтесь на берегу. Медлить нельзя, мы отправляемся. Да помогут нам Баай Байанай и все светлые боги айыы!
Бэргэн махнул рукой Сэргэху и стал взбираться по опасному склону.
– Мы с Алтааной пройдем немного вперед. Нужно, чтобы зверь увидел нас первыми. Надеюсь, до вас, – чеканя слова, удаганка уверенно обратилась к Тимиру и Суодолбы, – ему дела не будет. Суодолбы, держись подножия столбов, твоя задача – увести Алтаану, если что-то пойдет не так.
Полуабаас сверкнул глазами: могла бы и не говорить.
– Тимир, ты кузнец и знаком с тем, что неведомо многим. И все же я прошу тебя: не вмешивайся, если не будешь уверен, что я не справляюсь. Что бы со мной ни происходило, слышишь? Только в крайнем случае.
– Я не буду мешать тебе, – стальные глаза Тимира блестели, Тураах видела в их холодной глубине отражение своего лица. – Но, пожалуйста, помни, что тебе есть к кому возвращаться.
Тураах на миг зажмурилась, решаясь, и потянулась всем существом к Тимиру. Коснулась обветренными губами его губ, впервые не отвечая, а делая шаг сама.
Удивленно выдохнула Алтаана, хмыкнул Суодолбы: «Нашли время».
И только Тимир услышал ее тихое:
– Я знаю.
Над замерзшей рекой пронеслось раскатистое карканье. Серобокая подтверждала слова Бэргэна: олень спустился к подножию столбов. Удаганка отстранилась от Тимира и ободряюще улыбнулась Алтаане:
– Пойдем.
Тонкий слой наста затрещал под ее уверенными шагами. Неожиданно налетевший ветер загудел меж столбов, ударил в лицо, откинув назад черные косы. Пять шагов, семь. На девятом шаге удаганка остановилась. За ее левым плечом замерла Алтаана.
Впереди показалась рогатая фигура оленя.
Глава девятая
Порыв ветра принес густой запах гнили. Сдерживая поднимающийся из самого живота ужас, Тураах прищурилась: это не живое существо, это разлагающаяся, кишащая червями туша.
Нет – Тураах моргнула, – олень был живой, но все его тело опутывали сгустки тьмы. Свисали с рогов, копошились в шерсти, опадая под копыта и расползаясь по белому снегу, съедая его блеск.
За спиной удаганки охнула Алтаана.
Тебе страшно, рыжекосая? Знала бы ты, как мне страшно. Но ты имеешь право отступить, уйти, а я нет.
Удаганка не обернулась, не произнесла ни слова, только вскинула левую руку, творя защитный жест.
Олень, до того словно не замечающий их, поднял увенчанную семью рогами голову. Глаза его сверкнули холодной желтизной, он остановился ровно за шаг до той черты, что обозначил Бэргэн.
Давай, еще немного… Но Неведомого так просто не загонишь в самолов. Чувствует Умун, что дальше опасно.
Вперив хищный взгляд в удаганку, зверь взревел. Бешено забились ростки тьмы в его шерсти. Смердящая тьма вскинулась, собралась в мощный жгут и ударила.
Тураах пошатнулась: защита выдержала удар, тьма разбилась о невидимую преграду.
За спиной удаганки раздался сдавленный звук, и Алтаана выбежала вперед.
– Не смей, Табата! – ее голос взвился в небо.
Тураах застыла, боясь дышать: пробьется ли Алтаана к Табате? Услышит ли он ее?
Желтые глаза зверя обратились к Алтаане, подернулись пеленой. Уши взволнованно вздрогнули, обвисли безвольно черные плети мрака.
Алтаана ступила ближе:
– Что же с тобой сделалось, бедный мой…
Очарованный ее голосом, олень замер. Один за другим посыпались с его спины сгустки тьмы.
Алтаана стянула наголовник, позволяя холодному ветру трепать блестящие медью пряди, протянула дрожащую руку к зверю:
– Табата… Это же я, Алтаана…
Олень потянулся вперед, к ее руке, раздувая ноздри. Алтаана улыбнулась грустно, развернула ладонь, готовя коснуться влажного носа.
Желтизна в глазах оленя стремительно таяла, почти не шевелилась опавшая на снег тьма, но в душе напряженно наблюдавшей за ними удаганки все вопило от ужаса. Она вслушивалась в оленя, но не слышала ничего, совсем ничего, словно на нее напала внезапная глухота. Нет облегчения, нет любви, только пустота. Пустота, а что за ней?
Он тебя не услышит, девочка! Не старайся. Он уверен, что ты погибла в Нижнем мире. По его вине. Боль и бессилие, подкрепляемые моим насмешливым шепотом, окутывают ойууна.
Смешно, но Табата помог мне своим отчаянием. Оно закрывает его от всего, что снаружи, плотнее, чем моя тьма.
Он думает, ты мертва.
Сейчас ты действительно будешь мертва.
Тураах вскрикнула за миг до того, как Умун ударил. Вспыхнули бешено-желтым глаза. Взметнулась тьма, целя в сердце Алтааны.
Все, что жило и кипело в душе, Тураах бросила вперед, силясь закрыть Алтаану, но не успевала. Ужасающе не успевала.
Зато успел Суодолбы.
Полуабаас не спускал глаз с Алтааны, медленно приближающейся к оленю.
Она говорила что-то ласково-жалостливое, тянулась к зверю, и тот менялся на глазах, превращаясь из Неведомого, окутанного тьмой существа в лесного красавца, но Суодолбы не верил в это превращение. Не верил или не хотел верить в то, что лишало его последней надежды?
В груди жгло нестерпимо, такой мешанины чувств полуабаас не испытывал никогда. Боль от грядущей потери, обжигающая зависть к тому, чье имя она шепчет с любовью, и дикий, животный страх за Алтаану. Любовь… Неужели то, что выламывало ребра, это она и есть? Любовь? Если это так мучительно, так больно, разве может любовь одолеть Умуна?
Алтаана протянула руку, готовая коснуться оленьей морды.
Не надо, не делай этого!
Ужас толкнул его вперед раньше, чем Суодолбы заметил, что тьма под ногами оленя зашевелилась. Раньше, чем ликующе блеснули хищной желтизной глаза зверя. Раньше, чем оленья морда сменилась волчьим оскалом. Только поэтому полуабаас почти успел.
Суодолбы летел, вложив всю боль и страх в мощные прыжки. Он видел, как тьма взметнулась, ударила, отбрасывая Алтаану назад, наваливаясь на нее.
Еще немного.
Пальцы полуабааса сжали тонкое предплечье Алтааны. Он рванул ее на себя, вытягивая из бушующего мрака, закрывая собой.
Спину пронзила боль, будто кожу сдирали. Кусками срывали со спины. Но эта боль была несравнима с той, что раздирала душу: жива ли?
Суодолбы рванулся. Бурю мрака за его спиной прорезал ветер, помогая высвободиться. Стряхнув с себя щупальца мрака, Суодолбы подхватил бесчувственную Алтаану и отскочил в сторону, на лед.