опять всё по кругу.
Самой ранний поэтической антологией считается «Манъёсю» – «Собрание мириад листьев». Это старейший источник японской поэзии, собранной ещё в VII–VIII вв.
Вот характерный пример такой поэзии в переводе А. Глускиной:
Над водной равниной морского владыки,
Где знаменем пышным встают облака,
Сверкают лучи заходящего солнца…
Луна, что появится ночью сегодня,
Хочу, чтобы чистой и яркой была!
Как можно заметить, эти стихи ещё далеки от «сиюминутности». Здесь скорее рисуется очень красивый, но вековечный пейзаж, который вовсе не собирается исчезнуть через секунду-другую, он может тянуться перед глазами до бесконечности.
«Содержанием здесь служит сама жизнь во всем её многообразии, – написала в 1971 г. сама же Анна Евгеньевна Глускина в предисловии к трёхтомнику её переводов древней поэтической антологии «Манъёсю». – Здесь одинаково воспеваются красоты природы и детали быта, старинные обычаи и обряды, исторические события и картины труда»…
Да и сами иероглифы в оригинале так тяжелы, что никакой игры смыслов не предполагается: от начала и до конца стихотворения в нас ничего не изменится, и никакая бабочка в животе не вспорхнёт. Что ж – всему своё время.
А уже через 200 лет после «Манъёсю», в начале Х в., император Дайго́ повелел своему придворному поэту Ки́-но Цура́юки собрать очередные шедевры японской поэзии в поэтическом сборнике «Коки́н Вакасю́» (сокр. «Кокинсю́») – «Собрание старых и новых японских песен».
Вот тут уже и мелькают первые искорки пятистиший танка, из которых вычленяются трёхстишия хо́кку – которые, в свою очередь, уже к XIX в. обособляются в самостоятельные ха́йку.
Что же такое танка – и почему без неё в разговоре о хайку не обойсь?
Для начала запомним раз и навсегда:
Хо́кку – это начало пятистишия танка. А ещё точней – её первые три строки.
Само же танка устроено так, что в первых трёх строках, собственно, и схватывается момент. А оставшимися двумя строчками подводится некая черта, делается вывод – примерно как у Крылова: «мораль сей басни такова».
Структура танка жёстко организуется как по количеству строк, так и по числу слогов для каждой строки в следующем порядке: 5–7—5—7–7. Всего 31 слог. Рифмы нет в принципе. Например:
Первые три строчки (5–7—5) рисуют картинку или задают вопрос, а последние (7–7) её «разжёвывают»: делают некий вывод, что-либо прославляют или к чему-то зовут.
И хотя танка писались на самые разные темы – неудивительно, что эти пять строк в них стали всё чаще сокращать до трёх. Последние строчки – вывод, «разжёвывание», «анекдот рассказан, а смеяться вот здесь» – начали отваливаться сами.
Вот представьте, к примеру, пишет поэт (это я прямо сейчас сочиняю, на ходу)… «О, рассветное солнце! Сколько воспоминаний будят нежные твои блики на горизонте», – восклицает поэт в трёх первых строках, и больше тут, вроде, сказать уже нечего. Но чтобы соблюсти жанр, последние две строки нужно забить чем-то ещё. И вот он уже привинчивает: «Спасибо тебе, о Сёгун, что защищаешь нас от варваров!» Прямо как наши придворные поэты допушкинских времён, писавшие оды на заказ. Да-да, чуть ли не половина «классических танка», писанных при дворе, просто сочились таким вот подхалимажем, хотя ни к какой красоте, да и к нарисованной до этого картинке эти «припевчики» уже отношения не имели.
Пэтому от чистой поэзии, в которой душа летает как птица, такие чужеродные хвостики начали отваливаться. И всё чаще цитировалась только верхняя часть танка – первые три строки. Которые и назывались хок-ку (発句) – «строки зачина», или «стартовая строфа» пятистрочия.
И хотя классическое танка никуда не уходило и продолжало бередить людские умы и души, – трёхстишия (5–7—5) начали сочинять уже отдельно, без двустрочного продолжения. Они-то и получили название хайку (俳句), то есть авторская, «актёрская» строфа.
Если не родоначальником, то главным теоретиком хайку как самостоятельного жанра считается непревзойденный поэт и философ и «солнце японской поэзии» Мацуо Басё (1644–1694 гг.). «Стиль Басё» определил развитие японской поэзии почти на 200 лет.
Во многом благодаря ему именно «хайку» как отдельный жанр (напомним: хокку – не жанр, а часть танка!) уже к концу периода Эдо занял, наряду с танка, лидирующую позицию в арсенале классической японской поэзии.
И вот теперь, разобравшись с терминами, вернёмся обратно к истокам. Как же все эти танка начали складываться? Откуда взялась сама эта практика, «три плюс два»?
А дело в том, что с появлением поэтических турниров (XIII в.) самой популярной формой совместного стихотворчества стал такой коллективный жанр, как рэн-га (連歌), то есть «нанизанные строфы», а ещё буквальней – «песни, цепляющиеся друг за друга».
На всех этих турнирах, как и положено бойцам, поэты «сходились» по двое, а то и по трое. Самая же знаменитая троица известных нам рыцарей «круглого японского стола» – Басё, Кёрай и Бонтё – сражалась за поэтическое первенство в конце XVII в.
Фрагменты тех ристалищ известны у нас в блестящих переводах Веры Марковой. Вот, например, отрывок из сборника «Соломенный плащ обезьяны» (1691–1698 гг.).
Начинает Басё:
Здесь как на чудо глядят
На серебряную монету —
Глухая харчевня в горах.
Он пишет три строки, создаёт некий пейзаж, задаёт сцену. Следующий за ним Кёрай должен написать две строки 7–7. Причём, чтобы не заскучала публика, которая за всем этим наблюдает, он должен как-то изменить сюжет, как в кино: следующая сценка должна быть контрастной. Или удиви, или подсмейся над предыдущей сценкой, или выверни ситуацию наизнанку – в общем, покажи, что умеешь! Как сегодня проходят рэперские бэтлы – «Ну, и что ты на это скажешь?» Ответишь скучно, в том же ключе – ты проиграл!
И вот – Керай задумывается. Глухая харчевня в горах, видимо, в ней кто-то пытается есть, какие-то путники…
Вот уж совсем не к месту —
У парня длинный кинжал!
Интрига, однако! А третьему-то, Бонтё, нужно всю сценку ещё куда-нибудь повернуть… Что бы такого нового разглядеть в этой темноте?
Вдруг выпрыгнет в темноте
Вспугнутая лягушка
Из чащи спутанных трав…
И теперь – снова первый, и он должен этот сюжет закончить. Басё выстреливает – двумя строками, но в яблочко:
Сбиравшая травы женщина
Роняет из рук фонарь.
Она испугалась? Что между ними произошло? Увидев у парня длинный кинжал, женщина, испугавшись, роняет фонарь?
Здесь могут угадываться и эротические элементы, и темнота, в которой вокруг никого, горная бедная деревушка. Думай что угодно, очень много эмоций переплетено, когда остаётся за кадром недосказанность ситуации, которую на ходу сочинили трое поэтов… Не знаю, читал ли это Альфред Хичкок, но уверен, ему бы понравилось.
И это ещё – самая короткая из возможных цепочек-рэнга. В самых длинных вариантах бывало, что турниры продолжались по нескольку дней, когда в «цепочке» создавалось до тысячи звеньев!
Нидзё Ёсимото, японский поэт и теоретик, писал о рэнга так:
«Если вникните в форму рэнга, то увидите, что один стих продолжает другой, отражая великое разнообразие вещей: одно процветает, другое увядает, одно светится радостью, другое омрачается печалью, но всё существует рядом друг с другом, всё пребывает в движении. Это и есть дао нашего времени. Прошлое становится настоящим, весна – осенью, цветы – жёлтыми листьями, всё уносит поток времени, и отсюда – ощущение быстротечности».
Как писать хайку (краткие советы)
Итак, мы возвращаемся к тому, что все эти танка, хайку, хокку – очень времясберегающее искусство. Потому что в них схватывается миг. И теперь я постараюсь перечислить наиболее практические советы, как лучше писать хайку на русском языке – для тех, кого этот жанр «зацепил».
Не стоит бояться, что вы не знаете японского. Как показала мировая практика, по крайне мере, последней сотни лет, и танка, и хайку – жанры действительно интернациональные. И если изучить каноны, которым в них нужно следовать, для вас не будет преград, – технически вы сможете сочинять хорошие танка хоть на языке племени маори. Другое дело – насколько глубоко вы способны вглядеться в окружающий мир…
Из всех известных ценителей хайку, не знающих японского языка, глубже всех погрузился в этот вопрос мой питерский и московский друг и товарищ, поэт и писатель Алексей Андреев. Он настолько истый поклонник этого искусства, что вот уже лет 30 ведёт и по сети, и вживую огромную просветительскую работу в этом ключе, продолжая и развивая традиции хайку в русском языке.
И вот у него в писательском архиве есть такая программная, базовая статья – «Что такое хайку?», можете с большой пользой ознакомиться с ней в интернете. Там он приводит роскошную, на мой взгляд, метафору: что происходит с нами, когда мы читаем хайку.
Андреев называет это «эффектом недостроенного моста»:
«Возможна и такая аналогия: представьте, что вы гуляете у реки и видите недостроенный мост. Например, он доходит лишь до середины реки; или несколько свай вбиты в дно; или просто руины – несколько каменных блоков на этом берегу, и еще пара – на том. В любом из этих случаев моста нет. Однако вы можете моментально представить себе этот мост и сказать точно, откуда и куда он ведет. Примерно так работает поэзия хайку».
Вот эта метафора недостроенного моста очень перекликается с тем, что у нас в начале XX в. происходило с имажинистами, футуристами, символистами нашими, серебряный век тогда ещё пошёл – но они уже научились работать с таким понятием, как недосказанность, суггестивность.