Вот и якобы современные, супермодные слинги-переноски для младенцев появились оттуда же. Кроме прочности и качества ткани, ничего в них принципиально нового нет. Лично я своего сынишку двухлетнего в Японии так на гору заносил в походе, без всяких проблем. Очень удобно! В западных магазинах, как я заметил, да и в онлайне – сегодня эти слинги продаются как готовый товар, уже свёрнутые заранее, да ещё и скреплённые так, чтобы не разворачивались. Но если знать, как завязывать, зачем деньги тратить? То же самое можно сделать из любой плотной ткани ничуть не хуже.
Вообще, для подарков платки-фуросики хороши ещё и тем, что помимо красоты ткани, подобрана по случаю, по сезону и так делее, – этот узелок принимает форму даруемого предмета. Фигуры получаются очень неожиданные, красивые и загадочные, и это отдельное удовольствие и забавная игра – отгадывать, что там внутри. В каком-то смысле, поэзия искусства фуросики ещё больше поэтизирует ваш подарок. Ведь даже самой банальной формы бутылочка, со вкусом спелёнутая как надо, будет смотреться как некое загадочное, мистическое существо. Что уж говорить об игрушках, бытовых инструментах или дамских аксессуарах…
В общем, фуросики – это удобно, эстетично и экономично. А также весело, экзотично и совсем не сложно. Овладевайте этим искусством – и оно обязательно выручит вас в самых неожиданных ситуациях, которые встретятся на вашем пути.
А закончить эту главу я хотел бы ритуалом, который выработался у меня за все те несколько лекций, в которых я рассказывал о художнике Иттику Куботе и геометре Акире Ёсидзаве. К концу рассказа о двух этих гениях мои пальцы машинально начинают сгибать какой-нибудь бумажный листок – и в итоге совершенно непроизвольно получается парочка таких вот журавликов. Которые я и посвящаю им обоим. Двум «астральным собратьям», которые показали всем нам, что это более чем возможно – создавать из унылой плоскости новые, объёмные миры. На основе, казалось бы, голой фантазии, помноженной на сумму огромного жизнелюбия и колоссальной работоспособности.
Формула работает. Теорема доказана. Спасибо учителям!
Японская нечисть и её очистительные эффектыКайдан
Тема нечисти – и её роли в нашей жизни – столь же неизбывна и бесконечна, как рассуждения о Добре и Зле. Пока жив человек, мысли о нечисти будут преследовать его до последнего вздоха.
Как и в любом народе, у японцев своей нечисти хоть отбавляй. И пускай японская нечисть выглядит по-другому, живёт по своим традициям и проявляет себя по своим правилам, – в принципе, ни историей появления у людей в головах, ни своим назначением в человеческом обществе от наших леших, кикимор и водяных она не отличается.
Главное тут – не заблудиться в терминах. Конечно, с ходу встречая целую тучу незнакомых слов, нашему брату очень легко запутаться: где там обакэ́ – черти, где юрэ́и – неуспокоенные души умерших, где ёка́и – сверхъестественные существа, которые включают и оборотней, и лис-кицунэ́, и енотов-тану́ки, которые могут превращаться во что угодно… Есть плотские демоны, а есть бесплотные призраки, и так далее.
Давайте же отследим хотя бы основные группы, не сказать – «породы» японской нечисти, чтобы вы потом, при дальнейшем знакомстве с японским фольклором, могли во всём этом бесстрашно ориентироваться и сами.
Начнём, пожалуй, с того, что на наших просторах, в отличие от Японии, всегда было больше места. На распахнутых равнинах наши люди и перемещались, и общались куда более активно и беспрепятственно. Но Япония – это, в основном, небольшие островки. И даже на самых больших островах вроде Хонсю, Кюсю или Хоккайдо основной ландшафт, как правило, долина – и горы, потом опять долина – и снова горы. Поэтому в каждой долине люди жили разрозненными племенами. Вспомним тех же айнов: одно племя могло жить в тридцати километрах от другого и, вроде бы, говорить почти так же, охотиться на тех же зверей и ловить ту же рыбу, – но что-то в них было уже другое, да и хозяйства разные, и никакой общей напасти, с которой нужно бороться сообща, эти племена не объединяло.
В древности, пока не пришло коллективное рисоводство, у родовых племён рыбаков и охотников не было особой потребности обмениваться ни товаром, ни знаниями, ни навыками.
И поэтому в каждой долине и на каждом островке веками копилось множество своих уникальных поверий и суеверий, которых не было больше нигде.
Блуждая по галереям классических японских гравюр, можно легко заметить, как те же Хокусай, Утагава или Цукиока старались визуализовать наиболее ходкие персонажи, с которыми имеет дело городской рассказ. Эти твари фактически бесконечны и постоянно где-нибудь вылезают в разговорах людей, и неудивительно, что глаз и рука художника старались придать им более узнаваемые формы и очертания.
Я сейчас лишний раз прорекламирую вам книжку, которую мне посчастливилось перевести. В 2016 г. молодая, но весьма одарённая писательница Юкико Мотоя получила премию Акутагавы за сборник малой прозы: повесть плюс три рассказа под общим названием «Брак с другими видами». Книга получилась по-своему скандальная, немножко феминистическая, но в мирном ключе – мужчины там не показаны такими уж идиотами по сравнению с женским полом, борьба идёт на равных, так что здравый смысл и баланс выдержаны достойно. В нашем же контексте Юкико Мотоя интересна тем, что росла она в глухой провинции, в префектуре Исикава. Столица той префектуры, Канадза́ва – древний город, знаменитый не только урожаями риса и красивейшим замком, пережившим бурные феодальные войны, но и своим городским фольклором, просто-таки бурлящим от рассказов о нечистой силе.
Но Юкико-сан провела детство даже не в городе, а в горах. Там, где есть древний, действующий до сих пор монастырь – и сплошные горные деревушки, в которых постоянно происходят всякие странные истории. И когда, уже закончив городской вуз, молодая писательница перебралась в Токио – её творческая фантазия сработала так, что нечисть из горных провинций переползла на улицы огромного мегаполиса и поселилась в подсознание жителей японской столицы.
«Брак с другими видами» – это псевдоюридический термин. Якобы есть обычные формы брака, с привычными нам людьми, а есть брак с другими видами жизни. И как к ним относиться с точки зрения законодательства, да и вообще как с подобными существами жить каждый божий день – отдельный вопрос. Вся эта книга – жутковатая, но задорная «подначка» всего современного института брака, опирающаяся на фольклорно-мистическую основу.
В целом, для понимания современной японской литературы неплохо бы дружить с кайданами – японскими рассказами-«страшилками» о привидениях. И хотя для кого-то такое определение может прозвучать «несерьёзно» – осмелюсь возразить. Загляните в любую серьёзную энциклопедию и убедитесь. Кайдан – это отдельный литературный жанр городского рассказа, форма и правила повествования которого сложились ещё в XVI–XVII вв.
У нас, к сожалению, об этом жанре знают пока маловато – а ведь он отдельно и очень по-своему элегантен. А по части морали, как ни парадоксально, и позитивен, и воспитателен. Вот и насчёт «Брака с другими видами», уже перед самым выходом книги на русском, издательство вдруг попросило меня написать предисловие с пояснениями. Иначе, мол, «да, всё очень красиво – но не очень понятно».
Ну, что ж. Вот я и написал в том предисловии:
«Чтобы до конца понять сюжет этой книги – обратите внимание, что на протяжении всей повести происходит, по сути, одно и то же: главные герои так или иначе теряют себя, и постепенно их пожирает лесная нечисть. Самая разная!»
То есть вокруг – сегодняшний Токио, отношения женщин и мужчин, пять или шесть пар в процессе повествования. Если просто глазами читать – ну, передвигаются люди в современном городе, ничего такого сверхъестественного, невидимо-потустороннего для нашего читателя и нет. А тут они выезжают на природу. Выезжают в горы. А на горе той – водопадик, а рядом храмчик какой-то деревянный, кривой да рукотворненький. И все те странные вещи, которые они выясняют между собой, для японца начинают звучать и выглядеть совсем, совсем по-другому… Наш человек прочитает – ну что такого? Гора, храмчик, фонтанчик. А у японцев – если у горы есть расщелина и фонтан, да если ещё у подножья раскинулась деревенька-другая, то эта гора имеет своего бога! Который и называется точь-в-точь, как эта гора. И у этого бога обязательно должна быть своя обитель!
Вот вам живой пример: случайный фотограф ходил по горам в префектуре Миядзаки: стоит храм деревянный, называется «храм входа в небесный утёс». Получается есть небо, на небе утёс. И чтобы в него войти, нужно заходить в этот храм с земли. Синтоизм в чистом виде.
И вот как по этой горе поднимается героиня у Юкико-сан:
«Шаг за шагом подошвы моих кроссовок утопают в мягкой земле. И чем выше мы поднимаемся – тем острее ощущается в воздухе кислород. Я наконец-то осознаю, что вдыхаю не просто воздух, а сами эти деревья, эту землю – и всё, чему стать снова землёю ещё предстоит».
Вот оно, отношение ко времени и к природе. И к самому себе: из чего ты состоишь, из какого воздуха, из чего состоит этот воздух… Вот оно, всё синтоистское – то, что пронзает человека, как только он погружается в живую природу. Поэтому любая встреча с природой в японской литературе настолько канонизирована, что им не нужно ничего объяснять лишний раз для японского читателя. А для нашего брата – пока вот так и приходится – либо предисловие писать, либо лекции рассказывать, либо смотреть уже внимательнее любимые японские фильмы, чтобы напомнить: каждая встреча с природой – это обряд! Сама Природа – это храм, где выполняются определённые ритуалы.
И уже с учётом этого, в сборник включён по крайней мере один почти идеальный, классический по форме кайдан. Это рассказ «Собаки».
На первый взгляд, сюжет его очень прост. Юная художница, явно отшельница – хикикомори…