Это – один из самых знаменитых кайданов XVI в. Примерно с десяток таких историй вошли в классику литературы и кино, их до сих пор периодически ставят на разных сценах в театре Кабуки. Но так же, как в своё время бродячие рассказчики, у каждого театра режиссёр свой. Один так приврёт, другой этак досочинит, лишь бы дополнительного ужасу подпустить. Вот и гуляет история бедной Окику́ по всей Японии, рассказанная то так, то эдак. В одной постановке она разбила-таки тарелку сама, а в другой – он её обманул, лишь бы добиться желаемого. В третьей версии он её утопил, а в четвёртой она утопилась сама – от стыда и отчаяния. Но в колодце она оказывается в любом случае и тарелки считает исправно, а злобный и похотливый самурай получает по заслугам без вариантов.
Отличительная черта кайдана – это концепция кармы и воздаяния. Этакий «сарафанный закон»: будешь делать зло – пожалеешь! В тюрьму, может, и не угодишь, но Карма одна, и против неё не попрёшь. Воздаяние – практически обязательный элемент финального действа в любом кайдане. Как мораль в любой басне – от Эзопа до батюшки Крылова. Даже там, где бессильны люди, призраки всё-равно будут мстить.
«Кайдановый стиль» прекрасно уживается и с современными декорациями. Взять хотя бы всем известный японский фильм ужасов «Звонок», где для возмездия в реальность выскакивает призрак героини фильма с видеокассеты. Или, скажем, японский «ужастик», который мне довелось недавно переводить, под названием «Кровососущая глина» – о скульпторе, придумавшем глину, высасывающую жизнь из всех, кто к ней прикасается.
Одним из главных «разработчиков» кайдана как литжанра ещё в начале XVIII в. был сын богатого торговца, получивший хорошее для своего времени образование. Звали его Акина́ри Уэ́да. Жизнь его получилась бурная и разноплановая, но был в ней и плодотворный период, когда Уэда преподавал и записывал фольклор, странствуя по деревням.
Два самых знаменитых из его сборников – «Луна в тумане» и «Рассказы о весеннем дожде» – переведены на русский несколькими сильнейшими японистами, включая Аркадия Стругацкого, а стихотворные вставки на русском исполнила Вера Маркова. Оба сборника изданы в одном томе, который периодически переиздаётся, так что интересующимся японским менталитетом очень её рекомендую.
Случайно или нет – отдельный вопрос, но именно к кайданам уводит одна из тропинок в творчестве такого мэтра современной мистической прозы, как Харукими Мураками. Как признается он сам, по крайней мере в двух его романах («Кафка на пляже» и «Убийство Командора») он использовал фольклорные сюжеты кайданов, а именно из Акинари Уэды взята история об ожившем монахе, которого когда-то мумифицировали заживо. А ещё в конце 1990-х гг. в одном из интервью Мураками признался, что его дед был буддийским священником и владел небольшим храмом в Киото. А при том храмчике было небольшо кладбище. И сам Харуки в детстве любил читать именно рассказы-кайданы Акинари Уэды. Оказывается, на этом кладбище и был похоронен Акинари Уэда. Вот такая «кайданная» связь протянулась меж двух писателей через два с половиной века. Что это – Карма или всё же случайность? Ёкай его знает…
Так или иначе, кайданы – это обязательно встреча с потусторонним миром. Чаще всего в них фигурируют сущности под названием «юрэ́й» – призраки умерших людей. Заметим, ёкаи – понятие общее, оно включают и оборотней, и демонов, плотских и не плотских – всякую нечисть вообще, включая юрэев.
Юрэй – не просто душа покойника. Это неуспокоенный дух человека, либо умершего смертью насильственной или в результате обмана, либо над ним совершили колдовской ритуал. Отдельной группой среди юрэев выделяют души утонувших или утопленников. Эти юрэи – самые буйные и неприкаянные, – ведь на океанском дне их тела найти невозможно, а значит, ни похоронить, ни отмолить по обычаям предков их тоже нельзя.
В целом же юрэи – это души мертвецов, не нашедшие покоя. Почему же они не могут обрести покой? Потому что они были лишены его в момент смерти. Согласно верованиям Синто, все люди имеют душу, которая называется «рэйко́н» (霊魂 – букв. «священный дух»). После смерти рэйкон покидает тело и отправляется в синтоистское Чистилище, где дожидается надлежащих обрядов, которые позволят ему пройти в Царство Мёртвых. Если все ритуалы были выполнены правильно, – он соединяется со своими предками и становится покровителем живых членов семьи.
Очень показательным для такого мировоззрения было, к примеру, поведение тех же японцев в Сибири. Среди старых сибиряков – вплоть до Крайнего Севера – ещё встречаются люди, которые помнят, как они работали с японскими пленными, строили вместе очередные наши «бамы» и «транссибы» вплоть до их репатриации в 1956 г. Согласно их воспоминаниям, японцы, погибавшие от холода, голода или невыносимой работы в тайге, перед смертью умоляли своих соплеменников сохранить какую-то частичку их тела, любую мелочь – ногти, зубы, волосы, – и сложить в мешочек, чтобы потом, добравшись до Родины, они передали тот мешочек семье покойного. «Что-нибудь от меня должно лежать в семейной могиле!» – просили они. В этом случае, согласно вышеописанной логике, ритуал будет выполнен, разрозненные души соединятся – и усопший сможет стать покровителем ныне живущих членов семьи.
Как мы уже упоминали, земли в Японии мало, а хоронить в земле труп негигиенично: после очередного наводнения или цунами могилы выворачивает, и всё начинает гнить. Поэтому так уж сложилось веками, что японцы своих мёртвых сжигают. Всё, что осталось от человека, складывается в урну, а урна ставится в семейный склепчик, который и считается общей могилой. Так, на одном квадратном метре может пометиться прах двадцати человек одной семьи или даже одного рода в нескольких поколениях. С одной на всех фамилией на надгробье.
В самую жаркую неделю лета – в июле или августе, кто где, – практически вся Япония, тотально, отмечает праздник общения с умершими – Обо́н. Длится он от трёх дней до недели. Как правило, в эту неделю все стараются взять отпуска, чтобы вернуться к могилам предков – как правило, в сельскую местность.
Этому празднику тысячи лет. И не случайно действие в кайданах чаще всего происходит в Обон. Ведь именно тогда души умерших навещают людей. А те из них, кто не упокоился, действуют особенно назойливо, проявляют себя по-разному – и, в отличие от «умиротворённых» покойников, могут живым сильно навредить.
Одно из ярчайших свойств юрэев, которое часто используется в кайданах, – это их несокрушимое стремление добиться желаемого. Юрэй застревает на земле до тех пор, пока не достигнет цели, ради которой он существует. Никакой логики в его действиях не прослеживается, у него вообще нет мозгов – лишь одно желание добиться своего. Его цель переполняет всё его существо, лишая многогранности чувств, и он выглядит тупым, когда разговаривает.
Цель эта может быть различной: покарать убийцу, дать знать людям где лежит непогребённое тело, передать какое-то важное послание другу или любимому, указать на клад, ради которого он погиб. Некоторые юрэи просто не могут смириться с фактом собственной кончины – и преследуют живых родственников, сжигаемые злобой и завистью. Такие призраки будут насылать на собственную семью болезни и несчастья, пока не изведут всех.
Это самый вредный тип призраков, так называемые «га́ки» (餓鬼) – «страждущие», или «голодные» духи. Особая группа духов, которые стали такими не от страстного желания, а в наказание. Голодные духи воплощают буддийскую мораль, согласно которой человек за свои грехи в жизни нынешней наказывается в жизни будущей. В них перерождаются люди жадные, корыстные, себялюбивые и предающиеся чревоугодию. Став духами, они либо страдают от голода, который никак не могут утолить, либо обречены есть отбросы и мертвечину, корчась от омерзения. Поскольку никакой сверхцели, кроме избавления от мук, у них нет, единственный способ дать им покой – провести Сэга́ки, то есть ритуал Кормления Голодных Духов. Для этого ритуала приглашаются опытные монахи, которые уже «собаку съели» на том, как и чем этих злобных кадавров кормить.
Первым, кто поведал людям Запада о кайдане и вообще о японской культуре рассказывания страшных историй, был журналист, прозаик, переводчик и востоковед Лавкадио Хёрн (1850–1904). Жил он в США, но родился в Греции, а по крови был наполовину ирландцем. У нас его многие знают – по крайней мере, родители упоминали ещё в 1970–1980-е гг., – по «японским страшилкам» из книги «Пионовый фонарь». Так назывался первый – как на Западе, так и в России – сборник кайданов, которые ещё в начале XX в. перевёл с японского на английский Лавкадио Хёрн.
Интереснейший был человек! Воспитанный в традициях греческого православия, он какое-то жил в Америке среди ирландских католиков, а под конец жизни ударился в буддизм. Ещё в детстве, в уличной потасовке, лишился одного глаза. Болел оспой и лежал при смерти, но его выходили и отмолили знакомые монахи, хотя все надежды уже пропали. Сам он считал своё выздоровление чудом, относился к нему очень сакрально – и до конца жизни верил в то, что чудеса возможны. И хотя Лавкадио Хёрн прожил всего 54 года, он успел пролететь по небосклону жизни ярчайшим метеоритом. Как блестящего журналиста его командировали в Японию, где он овладел языком, женился на японке, стал первым преподавателем английского языка в токийском университете. А в свободное время совершенствовал свои дух и тело единоборством айкидо.
Жил он в префектуре Симанэ́, в небольшом городке, где был свой самурайский замок. И особенно обожал эти места как провинцию, бережно хранящую свой фольклор. А разговоры с женой частенько начинались с её фразы: «А вот моя прабабушка рассказывала…» – и тут же перерастали в работу.
И то, что Лавкадио Хёрна переводили и издавали у нас ещё в советские времена, было очень здорово. Этот ручеёк к нам всё-таки пробился, несмотря на все войны и политические разногласия. Хочется сказать огромное «аригато́» Лавкадио Хёрну за то, что открыл и для нас эту уникальную и потаённую струнку японской души и культуры Японии в целом.