Сегодня в Японии проживает около 25 тыс. айнов. Долгое время айны не признавали себя японцами, не принимали японскую культуру, требуя создания суверенного национального государства. В последние годы скандалы вокруг этого вопроса начали докатываться и до ООН.
И всё же, как мы уже отмечали, в феврале 2019 г. японское правительство наконец-то приняло закон, в котором айны Хоккайдо официально признаются коренным народом Японии.
И уже в следующем, 2020 г., на территории огромной лесной резервации близ города Сирао́и, всё на том же Хоккайдо, был построен огромный, сверхсовременный этнографический комплекс – центр возрождения айнской культуры «Упопо́й». С музеями и арт-студиями по возрождению национальных искусств и ремёсел. А также мемориалом для проведения национальных ритуалов (включая иёмантэ).
В том же 2020 г., несмотря на все трудности с ковидными ограничениями, айны приняли участие в церемонии открытия Токийских Олимпийских игр…
Успеют ли айны, благодаря всем этим лихорадочным мерам, всё-таки возродиться в полную силу? Или так и превратятся в экзотическую достопримечательность, туристический придаток японского острова Хоккайдо? Вот в чём вопрос…
В далёком 2003 г. мы с Харуки Мураками приехали на Сахалин. И когда автор «Охоты на овец» наслушался очередных историй про айнов, он посмотрел куда-то за горизонт – и, странно прищурившись, произнёс:
– Так вот кому нужно Северные территории возвращать! Учредить на Курилах Айнскую республику – и дело с концом!
А что, подумал я тогда. Отличная мысль! Донести бы её до кого-нибудь, кто всё это решает…
До тех же богов, например. И до «ка́ми» – и до «каму́и».
Работа с пустотойСолнце в воротах храма
Практически все, кто пытается разобраться в японской теме «с нуля» – изучая Японию, знакомясь с японцами, а то и приезжая туда пожить или поработать, – волей-неволей задаются вопросом: а чем же эта ваша Япония так уж принципиально отличается от Китая, или Бирмы, или того же Таиланда? В чём её самобытность даже не для нас, людей Запада, а для тех же обитателей стран ЮВА? Как и чем прикажете измерять неповторимость японской культуры?
При всей кажущейся наивности, вопрос этот очень серьёзный, коварный и непростой – в том числе и для самих обитателей Японских островов.
Да, японцы активно употребляют в своей жизни китайские иероглифы. Однако называют они их по-своему, вписывают в свой язык согласно своим грамматике и фонетике, сокращают по своим правилам. А также изобретают свои, чисто японские иероглифы, которые Поднебесная уже импортирует к себе, в китайский язык, как «японские иероглифические заимствования».
Да, китайская культура начала проникать на японские острова примерно в V–VII вв., пока не расцвела буйным цветом в период Хэйан, то есть к VIII в. н. э. К этому времени государство Ямато окрепло – и знать обогатилась достаточно, чтобы подумать о том, что кроме еды есть ещё и Красота. Тогда и начался бурный расцвет японских науки, философии и культуры. И в японском сознании возникли такие базовые понятия, как, например, Большое Слово «Человек».
Большое Слово «Человек» в китайском и в японском языках состоит из двух знаков. Первый знак – НИН – символ человека. Но ещё не само это слово. То же слияние смыслов, что и в русском слове «ЧЕЛО+ВЕК». Чело, то есть лоб, голова – это физическое пространственное понятие. И эта голова существует век. По времени оно существует, условно говоря, 100 лет. Японцы, впрочем, до ста доживают легко. Едят здоровую пищу и живут, обдуваемые семью океанскими ветрами, и долголетие у них записано в генах…
Но так или иначе, когда мы – по-японски или по-русски – говорим «человек», мы имеем в виду то, что наш великий филолог Бахтин определил как понятие «хронотоп». В любом языке есть очень мощные, сильные слова – как существительные с прилагательными, так и глаголы, – которые одновременно являются и терминами времени, и терминами пространства. И которыми, кстати, давно пользуются сильнейшие наши поэты, просто Бахтин этот феномен наконец-то компактно сформулировал. Так, символисты нашего Серебряного века – Гумилёв, Ахматова, Городецкий, Цветаева – в своём творчестве употребляли очень много священных, чудотворных слов, включавших в себя одновременно и временны́е, и пространственные категории.
А вот и центральный хронотоп японскоо языка – НИНГЭ́Н. Читаем: НИН – «человек», ГЭН – «между».
Проще говоря, человеческое существо (human being) – это человеческая букашка, которая существует МЕЖ других таких же букашек.
Ведь человек лишь тогда человек, когда он не один. Не зря же говорят: «один в поле не воин», не так ли? А когда ты один, ты – никто. И словечком перекинуться не с кем, и даже родной язык тебе нужен, как рыбе зонтик.
Да, примерно то же самое утверждает и китайская знаковая эстетика. Но японцы продвинули это чуть дальше.
Они взяли этот второй знак, ГЭН – и превратили его в самостоятельное понятие МА, или АЙДА. Которое стало основой дзэн-буддийского взгляда на пространство-время, мерилом красоты, а в философком смысле – мерилом человеческой жизни в целом.
Дзэнское МА зачастую переводится как Священная Пустота.
Знаменитые храмовые ворота в Хиросиме с каждым приливом погружаются в воду, а с отливом – освобождаются от воды.
Это и есть символ постоянной пульсации Космоса вокруг нас. Начинается день – встаёт солнце, приходит вода. Кончается день – садится солнце, уходит вода.
Каждое утро эта картинка возрождается перед глазами снова и снова: солнце, встающее в воротах храма. Так же, как в иероглифе МА:
Знак МОН – «храмовые ворота», а маленький ХИ внутри него – «день» или «солнце». Со временем, впрочем, значение «храмовые» отпало, сегодня любые ворота называются «мон».
Когда же мы в эти ворота вставляем солнышко, рождается японский хронотоп. Каждое утро солнце встаёт в воротах храма, каждый дзэнский день будут какие-то потери, случатся какие-то катаклизмы, но уже завтра всё опять начнётся с нуля.
Это и есть один из ключевых знаков для понимания нами японцев: Солнце и Ворота, которые в их культуре слились. Приглядевшись к любому произведению дзэнского искусства, мы замечаем это постоянное стремление объединить пространство и время в одно неделимое целое.
Важно помнить, что японцы отличаются от других наций прежде всего тем, что живут они на очень опасных островах. На семи ветрах, посреди огромнейшего океана, да ещё и на одном из крупнейших разломов земной коры.
Когда оказываешься под японским небом, приходится привыкать к тому, что в этом небе может быть несколько погод одновременно. На северном горизонте тучи и дождь, а на западном сияет солнце. Ветер может менять и силу, и направление по десятку раз на день, принося то дождь, то снег или стихая совсем, и эта катавасия творится в одном городе, над одним островом, прямо над вашей головой, меняясь, как у кошки глаза.
И при этом в любую минуту вас может настичь землетрясение или накрыть цунами.
Важно помнить и то, что человеческая популяция, приблизительно равная населению России, затиснута здесь на десяток основных островов (хотя всего их около 3600), но лишь 30 % этих клочков земли пригодны для нормальной жизни, а остальное – горы да скалы.
Поэтому и способы передвижения, и быт, и даже язык у них трёхмерный. Такая вот «нация 3D». Это мы, континентальные люди, передвигаемся и мыслим, в основном, только влево-вправо да вперёд-назад. А у них-то с утра до вечера ещё и вверх-вниз движение, да какое! Представьте себе плотность населения в крупных мегаполисах – до 6–7 человек на квадратный метр. И если даже простые улитки ползают на Фудзи «вверх, до самых высот», что уж о потомках сёгунов и самураев говорить.
А поскольку этих людей постоянно трясёт и заливает гигантскими волнами, они всегда готовы к тому, что а) всё вокруг может немедленно измениться; б) сейчас придётся либо помереть самому, либо немедленно бежать всех спасать, и в) когда всё рухнуло прямо у тебя на глазах, вставать и восстанавливать всё заново. С белого листа. С пустоты.
То есть само понятие Пустоты у японца – совсем не то, что у нас.
«Как можно работать с пустотой? – удивится простой русский человек. – Чего с ней работать? Она же пустота!»
Но для японца пустота – это прежде всего, поле для деятельности. Её можно заполнить своими действиями, своими идеями – что и как ещё можно сделать. Когда у тебя рухнул дом, погибло большинство твоих друзей, близких, соратников, – тебе всё равно нужно встать, ударить пяткой в землю и пойти отстроить всё заново. Ведь ты-то сам ещё жив.
От нашего брата часто слышишь: «Ах, японская пустота? Ну, конечно, они же буддисты!»
Но давайте подчеркнём: японцы, в отличие от китайцев или индийцев, в отличие от многих культур Юго-Восточной Азии, вовсе не буддисты в чистом виде (да и где он когда-либо был, буддизм в чистом виде?). Их истинная религия считается синкретической – то есть смешанной, синтезированной из разных мировоззрений, и требует отдельного изучения.
Одна из уникальнейших черт японской культуры как раз и заключается в том, что они буддисты лишь где-то наполовину, и «половинка» эта очень интересно переплетается с тем, чем они были изначально. А изначально они были и остаются язычниками-синтоистами.
Да, в буддизме тоже есть понятие Пустоты. Но оно исходит из того, что объясняется в одном из важнейших буддийских постулатов – Сутре Сердца, где Гаутама Будда говорит так:
– Здесь, о, Сарипутра, форма есть пустота, а сама пустота есть форма. Пустота неотличима от формы, а форма от пустоты.
Это говорит существо живое, особенно подчёркивая слово «ЗДЕСЬ». И это говорит сам аутама Будда – существо, достигшее Просветления. Оно растворилось в этой Пустоте, потому что сумело отключиться от всех грехов этого бренного мира. Усилиями духа, усилиями мозга, фантазией и так далее, он послал куда подальше всё бренное, потому что стремился к какому-то идеалу внутри себя.