Таким образом, Маргарита с Генрихом стали беглецами, а Эдвард Йорк - королем. Из-за того, что Джон Грей сражался на стороне ланкастерцев, его владения забрали в казну, вынудив вдову вернуться к родителям, приведя с собой двух оставшихся без отца мальчишек.
Прошли месяцы, но никаких признаков перемены народного настроения в привязанности к новому монарху не наблюдалось. Англичане любили Эдварда. Он обладал не достававшим Генриху очарованием, был выше, чем кто-либо в его окружении, каким и следовало являться королю, отличался большей привлекательностью, нежели любой из придворных, где бы Эдвард не прошел, женщины неизменно ему улыбались. У него имелась толпа любовниц, и, хотя властителю уже устраивалось несколько подходящих союзов, он продолжал оставаться холостяком. Пусть некоторые в стране опасались далекого от целомудрия образа жизни суверена, однако, большинство населения хохотали над его любовными приключениями, и общее мнение заключало, - даже улыбка Эдварда способна завоевать черствейшее из сердец.
Когда король совершал по государству путешествие, его с радостью встречали в каждом из посещаемых им мест. Благодаря мирному периоду край процветал. Генрих находился где-то на севере - в изгнании, или же скрываясь, а Маргарита, как говорили, уехала во Францию - собирать помощь.
Так пускай там и остается, постановили люди. А нами пусть продолжает править Эдвард.
Так совпало, что именно тогда в Нортгемтоншир прибыл король. Он очень любил охоту, и, по словам Жакетты, казалось несомненным, что Его Величество отправится преследовать дичь в лес Уиттлбери.
'Этот массив', - прокомментировала Елизавета, - 'совсем рядом с нами. Тем не менее, можно быть уверенными, что король в Графтон не заглянет. Мы находимся в опале'.
'Наш дом не станет единственным, которому Его Величество может оказать честь, ручаюсь вам. Но...'
Елизавета бросила на мать пронзительный взгляд. Ей было видно, что в голове той сейчас обретает форму некая мысль. Жакетта коснулась змеи на броши, что часто делала, размышляя.
'Что?' - осторожно поинтересовалась дочь.
'Полагаю, моя дорогая, вам следует попытаться увидеться с королем'.
'Он никогда на меня даже не посмотрит. Я - вдова ланкастерца, к тому же служившего Алой розе так, как это мог делать только Джон. Подумайте, сколько белых роз он должен был сорвать прежде, чем пришло их время отцвести'.
'Знаю, знаю... но столкновения не продолжаются вечно, и люди говорят, что король по природе склонен к прощению, особенно, когда дело касается красивой женщины'.
'Вы предлагаете, чтобы я оказала милость в ответ на милость..?'
'Я не имела в виду ничего такого! Но что-то говорит мне, - вам стоит постараться встретиться с Эдвардом Йорком'.
'Как? Вы считаете, мне позволят подойти к нему, даже если я приду сама?'
'Разумеется, нет. Поэтому, мне кажется, вам следует встретиться с королем случайно'. Жакетта рассмеялась. 'Случайно, но случайность стоит хорошо продумать'.
'Моя дорогая матушка, что вы замыслили?'
'Нам может понадобиться несколько планов действий. Сначала требуется попробовать вариант с лесом. Вы вполне способны встретиться с ним там... конечно, случайно. Тогда вы сумеете обратиться к монарху с ходатайством по поводу вашего наследства...и ваших детей'.
Елизавета внимательно смотрела на мать. Она начинала ощущать, как внутри нарастает волнение.
Во главе процессии ехал король, а рядом с ним скакал его ближайший друг Уильям, лорд Гастингс. Он был на целых двенадцать лет старше Эдварда, но связь между ними от этого не теряла своей силы. Действительно, Эдвард часто думал, что Гастингс ему ближе, чем любой другой человек. С самого детства старший Йорк восхищался Уорвиком. Он смотрел на него, как на некое подобие божества, превосходящего в величии остальных, даже родного отца Эдварда. Именно Уорвик научил его почти всему, что знал сам, и благодаря лишь блестящей стратегии Уорвика Эдвард стал теперь королем. Этого монарх никогда не забудет. Но Уорвик, пусть он и был двумя годами или около того старше Гастингса, все равно казался Эдварду представителем совершенно другого поколения.
Интересы Уильяма полностью совпадали с интересами короля, а Эдвард в то время большей частью был увлечен историями, связанными с женщинами. И Гастингс делил с ним совершение в этой области подвигов. Они выходили вместе, переодевшись в торговцев и искали на улицах Лондона приключений. Эдварду оказывалось совсем не просто замаскироваться, - возвышаясь над большинством других людей и выделяясь внешней привлекательностью, он часто бывал разоблачен. При виде его загоралось немало женских глаз, и даже добродетельнейшие из купеческих жен обнаруживали, что их сердца начинают биться немного быстрее. Помимо обаяния и красоты у Эдварда имелись и остальные, еще сильнее притягивающие к нему качества. Как только он стал королем, вокруг молодого человека начал образовываться ореол величественности, и, так как это не делало его менее знакомым для подданных, данный ореол лишь усилил привлекательность монарха. Эдвард мог общаться со смиреннейшими из граждан, но, тем не менее, заставляя их ощущать свою значительность. Гастинг часто говорил, что тайна королевского обаяния заключается именно в этом, а не только в фонтанирующей жизненной силе и в обещании доселе невообразимых удовольствий, которые способны принести закручиваемые с ним любовные интрижки.
Да и сам Гастингс на недостаток шарма тоже не мог пожаловаться. Не такой яркий внешне, как Эдвард, он продолжал прекрасно выглядеть, был сказочно высок, поражал благородством манер, что, конечно находило ему поклонниц. Проблема состояла, как объяснял Эдварду Уильям, в подобии и его, и других мужчин тусклым звездам, которых сравнивали с солнцем.
'Звезды равно блещут в принадлежащих им сферах', - парировал Эдвард.
'Но', - возразил Гастинг, - 'мы находимся в сфере сияния солнца'.
Гастингс был умным, острым на язык, хорошим командиром и лучшим из верных друзей. Эдвард слишком легко доверял людям, а Гастингс часто предупреждал его о кроющейся в этом опасности, пусть король и пожимал плечами, отстраняя разумные советы. Эдвард же обладал спокойствием, добродушием, склонностью к получению удовольствий. Или данные качества присутствовали у него, прежде чем он стал королем. Сейчас их было значительно меньше. Гастингсу нередко представлялось, что перемена произошла, когда Эдвард увидел на стенах Йорка голову своего отца в той злополучной бумажной короне. Вероятно, это оказалось для него тем чудовищней, что рядом накололи голову его младшего брата Эдмунда, герцога Рэтленда, мальчика, выросшего с ним вместе и восхищенно обожающего старшего наравне с большинством домашних. Конечно, после лицезрения подобной страшной картины, прежнего Эдварда уже не существовало.
Казалось, он понял, что мир создан не только ради удовольствий. В нем также есть жестокость, и отвечать на нее необходимо зеркальной жестокостью. До столкновения с ужасным зрелищем Эдвард склонялся к довольно легкому прощению врагов и отметал прочь все мысли о возмездии.
Наверное, он приобрел немного больше серьезности, больше желания поступать по-своему, ибо люди были правы, утверждая, что Эдвард корону носит, но правит в действительности Уорвик.
И Гастингс, близкий друг монарха, первым обнаружил эту новоявленную серьезность. 'Неплохо', - подумалось ему. 'Эдвард обретает себя, прилагая усилия к выпутыванию из уз, которыми повязал его Уорвик'. Однако, насколько сильно он разорвет их, Гастингс уверен не был. Эдвард продолжал оставаться молодым...каких-то двадцать два года, он все еще верил, что главной целью для него является сексуальное удовольствие.
Въезжая в Нортгемптоншир, друзья, как обычно, обсуждали недавние победы, и Эдвард задавался вопросом, какие из них только ждут его.
'Когда вы женитесь, вам придется немного исправиться', - напомнил королю Гастингс.
'Чуть-чуть, возможно', - отбил удар Эдвард.
'Брак ждет вас в скором времени'.
'Так говорят уже женатые мужчины. Несчастного самого поймали, и отныне он мечтает, чтобы в подобном положении оказались и остальные из нас'.
'Катерина меня понимает', - ответил Гастингс просто. 'Она знает, что мне необходимо чуть-чуть свободы, ведь я - близкий закадычный друг нашего монарха'.
'Кажется, в стране мое доброе имя пользуется не слишком высокой славой'.
'Ваши ночные похождения взяли на заметку'.
'Но я не имею ничего против интрижки, даже сегодня'.
'Говорят, что на поле боя вы стоите пятерых, а в спальне - десятерых'.
'Кто говорит?'
'Жены торговцев города Лондона, полагаю'.
'Да ладно, Уильям, вы мне льстите, думаю вам тоже есть чем похвастаться'.
'В стране нет никого, кто способен начать соперничать со своим королем'.
'Уорвик выражает личное мнение?'
'Уорвик? С какой стати ему мне что-то говорить?'
'Вероятно, его сестре'.
'Полагаю, он едва ли станет вести подобные речи с Катериной'.
'У них сплоченная семья. Так как вы приходитесь ему зятем, я думал, вдруг Уорвик мог при вас обмолвиться о случаях королевской неосмотрительности'.
'Уорвика они не волнуют. Мне кажется, в какой-то степени граф им рукоплещет. Странно, почему некоторые приключения подпитывают в народе восхищение...но лишь тогда, когда случаются с кем-то неотразимо привлекательным и обаятельным'.
'Он ни разу мне не намекал на необходимость изменения линии поведения'.
'Разумеется нет', - подумал Гастингс. 'Очень не него похоже. Пусть король развлекается, а править будет Уорвик. Заметил ли граф перемену в посаженном им на трон короле? Начавшуюся в тот чудовищный день, когда Эдвард въехал в Йорк и увидел голову своего погибшего отца, обряженную в шутовскую бумажную корону?'
Если раньше Эдвард и хотел избрать иной путь, чем тот, что определил для него Уорвик, что произошло потом? Кто из них двоих одержит верх? Нет, Эдвард был слишком добродушным, слишком падким на роскошный образ жизни, и он не забыл, что именно Уорвик сделал его королем. Эдвард захочет продолжать играть в монарха и оставить истинную власть Уорвику? Но оставит ли ее графу суверен?