Солнце в зените — страница 40 из 81

'В ближайшем будущем вам следует назначить нового капитана', - напомнила мужу Елизавета.

Эдвард промолчал. Словно мысли его витали где-то далеко. Не рядом ли с супругой ювелира?

'Энтони хорошо вам служил. Он глубоко предан вам. Я задаю себе вопрос, если вы...'

Эдвард по-доброму улыбнулся жене. 'Он собирается согласиться', - подумала королева.

Его последующие слова чуть не сбили ее с ног. 'Пост капитана я уже пожаловал', - произнес король.

Елизавета взглянула на него в изумлении. Если бы пост был пожалован Энтони, она сразу же об этом узнала бы. Встреча с братом состоялась в тот же день.

'Я пожелал наградить им Гастингса', - продолжил Эдвард. 'Он был мне добрым другом...да и о должности мечтал'.

Гастингса! Ее врага! Елизавете оказалось крайне тяжело сдержать обуявшую ее ярость.

Из-за опасения выдать себя она даже не смотрела в эту минуту на короля, иначе запечатлела бы на его прекрасном и улыбающемся лице звонкую пощечину. Кале...для Гастингса, противника Елизаветы! Для человека, который составлял компанию Эдварду в приключениях с женщинами и толкал монарха на еще большее распутство.

Гастингс! Тот, кого Елизавета ненавидела. С данной секунды она станет ему злейшим из недругов.

Снова обернувшись к королю, молодая женщина улыбалась, всю горечь с ее лица стерло начисто.

Она вспомнила предупреждение Жакетты. Вероятно, теперь следует вести себя вдвойне осторожней.


Елизавета обсудила вопрос о назначении Гастингса на пост капитана Кале с братом Энтони. Он был лишь на год моложе сестры и, вполне возможно, являлся самым способным в их семье. Энтони удачно вступил в брак, приобретя, благодаря супруге, титул барона Скейлза. В качестве старшего сына после смерти отца он стал лордом Риверсом, а с восшествием на трон Англии сестры, начал быстро продвигаться по иерархической лестнице, что не мешало ему и далее наблюдать, как бы улучшить собственное положение. Монарх полностью подпал под очарование Энтони, свежеиспеченный лорд унаследовал свойственную Вудвиллам привлекательность и заставил заметить себя на турнирах, где неизменно рассматривался победителем.

Елизавета знала, насколько сильно Энтони настроился на историю с Кале, и догадалась о степени разочарования, должно быть, причиненной ему выбором Гастингса.

'Разумеется, Гастингс равно развратен, как и его сюзерен', - припечатал Энтони, понимая, что с сестрой подобные беседы безопасны. В кругу семьи Елизавета никогда не пыталась отрицать откровенных измен мужа, и Жакетта постоянно хвалила дочь за спокойное к ним отношение.

'Второй такой благодушной королевы в истории не отыскать', - любила повторять герцогиня. 'Как же мудро ты поступаешь, дочь моя. Твой взгляд на заигрывания Эдварда на стороне делает тебя в его глазах неотразимой'.

И она была права. Сварливую жену монарх терпеть бы не стал.

Его Величество всегда создавал впечатление готовности вознаградить Елизавету за правильное восприятие своего образа жизни, удовлетворяя ее просьбы до тех пор, пока они не пересекались с имеющимися у него планами. Вопрос о Гастингсе и о Кале был урегулирован задолго до намека королевы о желании пожаловать должность капитана конкретному лицу.

'Неужели нет способа лишить Гастингса милости Эдварда?' - спросила Елизавета.

'Они всегда были друзьями. Вместе бродили по ночным улицам Лондона и провоцировали друг друга на все более и более вызывающие приключения...еще до того, как на сцену вышла ты, сестренка'.

'Я хорошо это знаю. И в значительнейшей части ночных приключений короля обвиняю Гастингса. Он алчный мот и развратник'.

'Согласен, но Эдвард понимает его также прекрасно, как и остальные, однако, продолжает дарить своей дружбой'.

'Один другого стоит', - категорично подвела черту Елизавета.

Лицезрение сестры в подобном напряжении и опасение, что та способна выдать мучающие ее чувства перед королем, встревожили Энтони. Всем своим благосостоянием семья была обязана отношениям Елизаветы с Эдвардом, их направление ни в коем случае менять нельзя. Хотя нет, необходимость напоминать об этом молодой женщине отсутствует. Она равно ясно сознает происходящее, как и каждый из членов клана.

'Поэтому', - проронил Энтони, - 'нам не следует отвращать короля от Гастингса жалобами на его аморальный образ жизни'.

'Ты подразумеваешь...что может найтись некий иной способ?'

Взгляд Елизаветы вспыхнул от овладевшей ею целеустремленности, и Энтони снова ощутил беспокойную дрожь. Он положил ладонь на кисть сестры. 'Способ может отыскаться'.

'Но как?'

'У Гастингса внушительный штат наемников. Среди них множество тех, кто служит...'

'Да?'

'Вполне вероятно обнаружить в их числе кого-то слегка разочарованного...слегка завидующего другим...сознающего, что с ним обращаются недостаточно справедливо'.

'И если его обнаружить?'

'Искомый персонаж накопает что-нибудь, свидетельствующее против Гастингса...какой-нибудь невинный заговор, интригу, касающиеся короля'.

'Эдвард никогда не поверит ничему, говорящему против Гастингса'.

'Может оказаться подобающим напомнить ему, что раньше он не хотел верить в измену Уорвика'.

'Прежде всего тебе нужно найти что-то против Гастингса'.

'Найду', - пообещал Энтони.

Елизавета кивнула. Как только получится доказать предательство Гастингса, предположить вслух, что должность капитана Кале следует передать человеку надежному, станет проще. И кому король сможет довериться больше, чем собственному деверю?


Гастингс был не в силах поверить. Относительно него возникли слухи. Но что он натворил? Ответ не находился. Кто мог оказаться его противником? Предположительно, муж одной из соблазненных им женщин. Но какой? Возлюбленных у Гастингса было слишком много, чтобы даже пытаться угадать.

Появившееся ощущение приводило в недоумение.

Кларенс не сводил с Гастингса взгляда исподтишка, почти зовущего куда-то. На что он намекал? Гастингс всегда подозревал, что Джордж окидывает взором пространство вокруг, ища пути довести до краха родного брата. Но Уильям ничего из этого не желал. Он был другом Эдварда и стремился таковым остаться.

Иногда Гастингс даже посмеивался над тенью, которая начинала разрастаться. Это казалось забавным. Но кто пустил подобные сплетни?

Уильям подозревал королеву. Та его не жаловала, виной чему служило частое сопровождение им монарха в ночных приключениях. Гастингс предполагал, что для жены естественно злиться на спутника супруга в чинимом последним распутстве. Они часто выходили вместе, некоторым образом замаскировавшись, обычно переодеваясь в торговцев. Эдвард испытывал поистине детское удовольствие, на первых шагах сохраняя личность в тайне, но потом внезапно ее обнаруживая. Хотя остаться неузнанным ему было тяжело. С одной стороны, Эдвард был очень высок, с другой, поразительно привлекателен. Пусть король понемногу тучнел, пусть под его блестящими глазами потихоньку вырастали мешки, выглядел он до сих пор превосходно. И в облачении торговца оказывался разоблачен также быстро, как если бы носил один из своих любимых символов - украшающую плащ розу на фоне солнечного диска. Гастингс как-то заметил степень особой уместности подобного знака. 'Вы, словно солнце в зените, Эдвард', - сказал он. 'Поднялись над темным миром страны несчастного безумного Генри, забрали корону и ослепили нас всех. Теперь вы находитесь в небе высоко...в полном великолепии'.

Эдвард расхохотался и назвал Гастингса поэтом-романтиком. Но сказанное пришлось ему по душе, и Уильям увидел, король стал чаще использовать эмблему - сочетание сияющего солнца и розы Йорков - чаще, чем остальные, ему принадлежащие, знаки.

Как мог Эдвард поверить, что он, Уильям лорд Гастингс, не является его верным другом, каковым был всегда?

Временами Гастингс задавал себе вопрос, что нашептывает Эдварду королева, ночью, на их супружеском ложе? Какой яд льет она ему в уши в отношении преданного друга? Утверждали, что Елизавета никогда никуда не вмешивается, не дает мужу советов, не упоминает о государственных делах и не спрашивает о вынесенных решениях. Конечно, ведь существуют и иные способы.

Как-то раз Гастингс заметил, что Эдвард действительно смотрит на него крайне холодно, будто оценивает, будто подозревает, и от этой мысли внутри у Уильяма похолодело. Со времен золотой юности привыкший выскальзывать с ним на улицы Лондона и искать приключений друг изменился. Он продолжал жить в поисках азарта и динамичности, желания оставались такими же ненасытными, но король стал другим. Уорвик его обманул. Уорвик притворился другом Эдварда, так, что тот и не представлял вероятность готовящегося графом мятежа. А затем король был вынужден, спасаясь, бежать в изгнание.

Эдвард не оправился от пережитого. Да и кто бы смог? Добродушный и доверчивый юноша превратился в жесткого...и подозрительного человека. Кларенс тоже обманул брата. Хотя, возможно, он никогда и не был о Джордже особо высокого мнения. Но предпринятое против него Уорвиком сотворило с ним нечто, оставившее на короле след навечно.

Он оказался готов подозревать даже своего лучшего друга.

Уорвик, напомнил себе Эдвард. А теперь...Гастингс!

Поэтому, когда король окинул его взглядом, полным холодного оценивания, Гастингс вздрогнул. Он уже на протяжении некоторого времени замечал, что Эдвард стал выбирать других спутников, что Уильям перестал оставаться с ним наедине. Казалось, рядом с монархом постоянно находятся разные представители семьи Вудвиллов, - то брат королевы, то юный Томас Грей, ее старший сын от первого брака. Что же Эдварду наговорили? И кто является врагами Гастингса?

Искать далеко не требовалось. Уильям точно знал, - это Вудвиллы. Королева - лично. Они не выносили любого, кто пользовался милостью Эдварда, и Гастингса вдруг осенило, их могло взбесить назначение его капитаном Кале. Должность считалась одной из важнейших, которых удостаивали дворянина. В Кале заключались торговые сделки, через него проходило множество товаров: кожа, шерсть, олово, направлявшиеся на продажу в Бургундию. Они подвергались строгой сортировке и дальнейшему налогообложению, являлись символом государственного процветания. Кому доставалось пожинать плоды всего этого, как не капитану? Да, дело было в должности капитана Кале. Стоило Уильяму задуматься, он понял, подозрительное к нему отношение стало расти именно после назначения.