По мере того, как один месяц сменял другой, и тень Кларенса отступала все дальше и дальше, довольство Эдварда постепенно росло. У него было одно большое желание, которое лишь ожидало исполнения и заключалось в лицезрении старшей дочери полноправной супругой французского дофина. Союз обладал просто идеальными характеристиками. Он принес бы мир между двумя странами. Имея английскую принцессу в качестве королевы Франции, никто не смог бы ни на что пожаловаться, напротив, люди бы осознали, насколько благоразумнее было уладить старые споры династическими браками, а не вести разрушительные боевые действия. Но Людовик продолжал уклоняться, постоянно находилась причина, по которой он не спешил послать за Елизаветой. Сейчас французский король утверждал, что ему следует прийти к какому-то соглашению относительно неурядиц с Бургундией, и только потом делать следующий шаг в планах обговоренной свадьбы.
Эдвард спокойно ждал. Он обладал большей независимостью, чем любой другой английский монарх на протяжении многих лет. Этим Эдвард был должен тому, что считал умелой дипломатической политикой во Франции. Кто еще, кроме него, проявил равную проницательность, дабы взять туда крепкую армию и вернуться назад с гарантированным содержанием, вдобавок, не пролив и капли крови? Символом данной проницательности стали пятьдесят тысяч крон. Они и купили ему вышеозначенную независимость, создав в казначействе порядок и подарив возможность не вешать на подданных тяжелые налоги. Пятьдесят тысяч крон позволили сбросить гнет баронов, любящих обманывать своих властителей, подчинять их своей воле и обычно так и делающих, ведь короли безостановочно обращались к ним с просьбами о деньгах.
В Эдварде всегда было что-то от торговца. Вероятно, поэтому он наслаждался общением с ними. Король интересовался как проводившимися купцами сделками, так и их женами. Эдвард многое узнал о поставках шерсти - равно и сырья, ткани из него, и желал сделать английскую шерсть лучшей во всем мире. Более того, ему это удалось.
Он находился на пике могущества. Король являлся славным солнцем в зените, которым династия Йорков так открыто украсила принадлежащие ей стяги. Эдвард питал интерес к подданным и к праву на место в сердце каждого из них. Монарх любил подвластный ему народ и с легкостью мог вести беседу с любым. Он обладал способностью передвигаться среди населения, переодетый в торговца, так что окружающие совершенно не подозревали о его личности. Властитель, ни капли не напрягаясь, обсуждал с людьми тяготы дел, и, когда собеседники обнаруживали, что разговаривали с королем, уже принадлежали ему навсегда.
Английский монарх отличался редким свойством быть единым с народом. Благодаря тому, что он одновременно являлся и величественным, и всецело погруженным в государственные проблемы, постоянно, даже теперь, потучнев и демонстрируя следы распущенного образа жизни, Эдвард продолжал оставаться привлекательным. Ему суждено сохранить этот дар до последнего дня своего существования.
Король мог оглянуться на протекшие десять лет с момента восстановления на троне и сказать: 'Я хорошо справился. Я дал им то, что они просили'.
И он себя не ограничивал. Эдвард не прекратил заводить возлюбленных, радоваться обильным трапезам, тонким винам и богатым одеяниям. Глава семейства Йорков жил как настоящий король, и подданные поощряли его в этом.
Королева была абсолютно довольна, что все идет, как устроил ее супруг. О наличии у него любовниц она знала очень давно. Эдвард вернулся к прежнему беспорядочному порядку существования вскоре после заключения ими брака. Мудрая матушка Елизаветы объяснила дочери, что той следует с этим смириться, и она подчинилась. Наслаждение от союза королева черпала далеко от спальни. Ей нравилось видеть фрейлин, склонившихся перед собой, когда они обращались к ней, нравилось, что дамы каждую минуту дня помнят об обладании Елизаветой королевским статусом. Молодая женщина искренне радовалась, наблюдая, как члены ее семьи постепенно приобретают высочайшую значимость в государстве. Все важные должности отныне - или почти все - занимались Вудвиллами. При дворе начала ходить острота. Говорили, что реки (фамилия Риверс переводится с английского, как реки - Е. Г.) теперь протекают очень высоко. Ну и пусть! Какая разница, что болтают? Пока ее братья богатеют и приобретают могущество, завистливые лорды и дамы, все это теряющие, могут смотреть на происходящее и скрежетать стольким количеством зубов, скольким пожелают.
Как и Эдвард, больше, чем что-либо еще сейчас, Елизавета жаждала узреть брак их старшей дочери с дофином. Мадам будущая супруга дофина в должное время должна была стать королевой Франции. Она - королева Англии, дочь - королева Франции, чего значительнее могла пожелать Елизавета?
Смерть Кларенса принесла им всем покой.
Семья слишком многим стала обязана брату Эдварда, Ричарду, который с неизменной качественностью продолжал сохранять порядок на севере страны. Эдвард часто повторял, как он счастлив иметь там кого-то, кому можно довериться. Вспоминая о Кларенсе, что случалось еще довольно регулярно, король также думал и о Ричарде. Именно различие между братьями, а не что-то иное, направляло мысли властелина к Ричарду. Он не переставал твердить себе: 'Будь я благословлен только вторым подобным Ричарду братом, как кардинально изменилась бы моя жизнь'. После гибели Кларенса представляемый Эдвардом Ричард уже не так активно появлялся при дворе. Казалось, - он ищет оправданий своему отсутствию. Вызвала ли такое поведение смерть Джорджа? Король точно знал, что так и произошло. Учитывая жесткий нравственный кодекс Ричарда, что происходило внутри герцога после низвержения и уничтожения его брата? Сложно ответить. Задатки правителя у Ричарда наличествовали, и, разумеется, такой человек должен был понимать, - ликвидация одного - чересчур скромная цена, дабы предотвратить пролитие крови сотен других. Да, понять это Ричарду оказывалось неизбежно. Но ему данное положение не нравилось. Казнь Кларенса поразила младшего брата, и Эдварду пришлось вспомнить, - Ричард воспитывался, будучи с тем в более тесных взаимоотношениях, нежели нынешний король, ведь по возрасту мальчики являлись почти одногодками.
Нет, следует прекратить думать о Его Милости герцоге Кларенсе.
Ричард находился на севере Англии, не только сохраняя на границе безопасность, но даже пристально следя за шотландцами. Рядом с ним неотлучно было несколько верных соратников. Его Милость герцог Глостер не отличался пламенностью и роскошью, свойственными брату, но обладал даром сплачивать вокруг себя людей. Среди таковых присутствовали....подобные Френсису Ловеллу, другу Ричарда со времен их детства, лорду Скроупу и Ричарду Ретклиффу.
Ричард тоже был счастлив - там на севере, ему всегда оказывалось лучше в тех суровых краях, как не переставал шутить над герцогом старший брат. Ричард скорее отдавал предпочтение дурным манерам северян, чем более любезному поведению южан. Он утверждал, что первые - честны, а вторые от честности и искренности куда как далеки. Эдвард над ним откровенно смеялся. Король мог понравиться и прийти к согласию с любым, а вот у Ричарда подобная способность и энтузиазма не вызывала, и отсутствовала.
Да, у Эдварда получилось дать событиям прекрасный ход. Заинтересовавшись делами торговли, он не забыл об искусстве, двор Йорков славился своей высокой культурой. Монарх окружил его роскошью, приобретя даже некоторые из чудеснейших европейских шедевров. Одно принадлежащее Эдварду золотое блюдо стоило целого состояния. Он развесил по стенам гобелены с историческими сюжетами, посвященными Навуходоносору, Александру и целому сонму библейских персонажей. Король превратился в постоянного покупателя в лавках лондонских ювелиров, все их лучшие работы прежде всего демонстрировались именно ему.
Эдвард приступил к возведению в Виндзоре новой часовни, названной им Часовней Святого Георгия и призванной превзойти, - или, по крайней мере, сравняться в великолепии со зданиями Кембриджа, построенными его предшественником. Он собрал вместе некоторые из изысканнейше оформленных книг мира и создал для них поистине сказочную библиотеку. Послал в Брюгге монахов, дабы они поработали над картинами в рукописях, ибо фламандское искусство вызывало у него особое восхищение. Привез в Англию Уильяма Кекстона. Эдвард познакомился с мастером во время своего вынужденного пребывания при дворе сестры, герцогини Бургундской, и выразил глубочайший интерес к умению печатать. Пока Эдвард находился в изгнании, Кекстон трудился над переводом 'Собрания повествований о Трое' и, так как появился спрос на копии книги, овладел ремеслом печатника, дабы произвести достаточное число одинаковых изданий. Спустя несколько лет Эдвард убедил его посетить Англию, где Кекстон напечатал 'Изречения и высказывания философов'. С тех пор станок издателя выпустил и другие книги, а английский монарх дал ему знать, что при его дворе Кекстон всегда желанный гость.
Действительно, у Эдварда были причины чувствовать себя удовлетворенным. Он хорошо поработал в эти годы. Солнце в небе стояло в своем зените, а король, во всей присущей ему славе, правил в счастливом и процветающем государстве.
Королева снова забеременела. Елизавета с легкостью вынашивала детей, и ее постоянные роды оставляли молодую женщину такой же прекрасной, как и обычно. Казалось, она обладает особой способностью быть вечно юной. Неудивительно, что подданные считали жену Эдварда ведьмой.
Той весной возникло представление, что запас уготовленных стране благословений начал себя исчерпывать, - в Лондон пришли известия о разразившейся в нескольких портах эпидемии чумы. Народ не забыл страшную Черную Смерть, пронесшуюся по Европе, пусть и случилось это более, чем сто лет тому назад. Незначительные вспышки встречались и потом, и каждый исполнялся ужаса при одном лишь упоминании о возвращении чудовищного бедствия.
Королю и королеве пришлось оставить Виндзор, где Эдвард погрузился в работу над часовней. Над двором повисло облако тяжелого уныния. Оно не обошло и властелина. Тот слишком сильно озаботился явлением Черной Смерти и решил, - все, им созданное с минуты повторного занятия трона и облечения могуществом, может быть с корнем сметено, если противостояние человека болезни окажется хоть немного похожим на произошедшее в прошлом веке.