Солнце в зените — страница 68 из 81

'Чудовищно', - согласилась она.

'Эдвард был великим человеком...и великим монархом. Он обладал всеми необходимыми для суверена качествами. То, что ему случилось уйти вот так...так неожиданно...'

'Эдвард вкладывал в жизнь всю свою душу', - сказала Джейн. 'Я часто его предупреждала'.

'Эдвард не мог ничего с собой поделать. Он таким родился. Вы же знаете, Джейн, я на двенадцать лет старше Эдварда. Только представьте, я прожил на двенадцать лет больше, чем он'.

'Мой господин, я надеюсь, у вас в запасе найдется еще двенадцать'.

'Сейчас уже вы проявляете ко мне любезность, и я могу их от души себе пожелать', - произнес Гастингс.

В ту же ночь Джейн стала его возлюбленной.

Все оказалось легче, нежели она предполагала. Уильям был добр, нежен и любил ее. Это лежало на поверхности. Во время их первой совместной ночи Гастингс рассказал Джейн, как горько сожалел о том не случившемся нападении. Он всегда чувствовал, что если бы ухаживал за ней, как девушка того заслуживала, то, возможно, ему повезло бы больше перед встречей Джейн с Эдвардом.

'Джейн, у меня тлело ощущение, что вы будете верны тому, кого полюбите'.

'Я всегда любила Эдварда и хранила ему верность'.

'Прекрасно знаю. И он знал. Эдвард любил вас за это и, хотя не был способен ответить тем же, часто повторял, что вы привнесли в его жизнь радость и счастье. Но, Джейн, что с Дорсетом?'

Она поежилась. 'Томас скрывается. И я не хочу его больше видеть'.

'Джейн, Дорсет - человек не хороший'.

'Я отчетливо это понимаю. И рада от него освободиться'.

Гастингс показался ей чрезвычайно удовлетворенным таким поворотом.


Закат.

Глава 12. Смерть на лугу лондонского Тауэра



И так Джейн Шор стала отныне подругой Уильяма Гастингса. Случившееся подверглось в столице активному обсуждению. Горожане любили Джейн, равно хорошо они относились и к Гастингсу.

Его Милость герцог Глостер слушал новости с чувством неприятия. Он всегда осуждал образ жизни Эдварда и не раз доказывал брату, что подобное поведение не соответствует королевскому сану. Тот поднимал Ричарда на смех, называл монахом и объяснял, что не ожидает от остальных сходства с собой. Гастингс происходил из совершенно иной категории людей, но что-то в нем постоянно герцога настораживало. Да, у Ричарда имелись основания для благодарности Уильяму за предостережение о творящемся в Лондоне. Кроме того, он первым рассказал Его Милости Глостеру о смерти Эдварда. Но теперь, когда к нему присоединился Бэкингем, зарекомендовав себя столь единодушным сторонником Защитника государства, в отношениях с Уильямом обозначилось отдаление.

Главными советниками брата были вышеупомянутый лорд Гастингс, архиепископ Йорка и лорд-канцлер Томас Ротерхэм, епископ Или Джон Мортон и лорд Стенли. Ротерхэм во всей красе проиллюстрировал слабоволие, отдав собиравшей во время отъезда в убежище свои сокровища Елизавете Большую печать. Таких советников Его Милость Глостер рядом видеть не желал. Мортон являлся хорошим человеком, но считался убежденным ланкастерцем и только тогда стал министром Эдварда, когда увидел, что надеяться на восстановление на английском троне Генри бесполезно. Им двигала целесообразность, а Ричард подобных персонажей не любил. Стенли не мог похвастаться репутацией верного соратника. Он уже успел показать готовность перепрыгнуть в обещающий большую выгоду лагерь. Существовала и еще одна причина, по которой герцог не хотел слишком ему доверять. Стенли недавно вступил в брак с Маргарет Бофор, чрезвычайно упрямой дамой, происходившей от Джона Гонта и также приходящейся матерью Генри Тюдору. Этот выскочка с крайне подозрительными родственными связями недавно начал намекать на свои права на трон. Он обосновывал их тем, что был внуком королевы Екатерины, вдовы Генри Пятого, от связи, - хотя Тюдоры называли ее браком, - с Оуэном Тюдором. Обладающий с обеих сторон монаршей кровью в жилах вышеозначенный Тюдор, поднимал на щит бабушку - Екатерину Французскую - и Джона Гонта - предка по материнской линии.

И с подобными людьми работал Эдвард. Иногда при смене правления случалось прибегать к методу новой метлы. Ричард не хотел рядом никого из рассмотренных личностей, - исключая, вероятно, Гастингса. Его правой рукой был герцог Бэкингем. Он тоже происходил из королевской семьи и являлся вторым после Ричарда вельможей в стране. Затем по убывающей шкале шли Ричард Рэтклиф, Френсис Ловелл и Уильям Кэтсби...испытанные долгими годами друзья Его Милости Глостера.

Ричард ощущал нехватку преданных и надежных друзей и соратников. Положение складывалось довольно опасное. Если Вудвиллы одержат над ним верх, то без малейших угрызений совести уничтожат. Герцог сражался не только за то, во что верил и что считал правильным, он боролся за свою жизнь и жизнь своих родных.

Было бы чудесно увидеть Анну, которая собиралась посетить коронацию, назначенную на двадцать четвертое июня.

Ричард встретил Анну в предместьях Лондона и с первого же взгляда оказался испуган ее болезненным видом. После долгого отсутствия Анна всегда выглядела гораздо слабее обычного. Герцог надеялся, что жена возьмет с собой сына, хотя и понимал, - здоровье мальчика может помешать ему долго путешествовать.

Когда Ричард взял ее за руку, Анна улыбнулась. В улыбке таились нотки грусти, герцогиня заметила, как сильно муж ждал приезда сына и выражение разочарования на его лице, стоило Ричарду осознать, что Эдвард не прибыл. 'Добро пожаловать в Лондон, моя дорогая', - произнес он.

'Я не могла привезти Эдварда', - объяснила Анна. 'Не осмелилась. Его кашель ухудшился, и я подумала, что поездка окажется для ребенка слишком тяжелой'.

Ричард кивнул. 'Он перерастет эту слабость', - пообещал герцог, пытаясь убедить и себя, и жену, но потом прибавил: 'Надо молить Господа'.

'О, да. Весной Эдварду было лучше'. Анна улыбнулась и постаралась принять воодушевленный вид, но все, что она чувствовала в реальности, - это изнурение. С недавних пор нахождение рядом с Ричардом превращалось для нее в подобие пытки, - требовалось регулярно притворяться, что состояние здоровья поправляется, и, так как от истинного положения вещей данное утверждение отстояло весьма далеко, сделать подобное казалось не легко.

Пока они бок о бок ехали по направлению к Сити, Ричард рассказал Анне, что король сейчас пребывает в Тауэрской крепости, и что коронация назначена на двадцать четвертое июня. Исходя из датирования происходящего пятым июня, делался вывод, - времени у них осталось совсем не много.

Анну ожидал настоящий поток новостей, но Ричард не хотел ни перегружать жену деталями событий, ни чрезмерно ее тревожить. Он видел, какое беспокойство охватило молодую женщину, стоило той услышать о новом переезде королевы в убежище.

Герцог отвез супругу в Кросби Плейс, свой лондонский дом, сразу по прибытии настояв, чтобы она отправилась отдыхать. Ричард же сел рядом с ее кроватью и начал рассказывать Анне, как Вудвиллы попытались подчинить юного короля своему контролю, как их честолюбивые замыслы стали нуждаться в укрощении, и как по этой причине ему пришлось задержать лорда Риверса и Ричарда Грея. Разумеется, королю такой шаг не очень понравился.

'Понимаешь, Анна, они воспитали его как еще одного Вудвилла. Мой брат был слишком легкомыслен. Эдвард позволил королеве окружить сына исключительно ее родственниками. Те же внушили ребенку, насколько они чудесны, мудры и добры'.

'Это означает, что мальчик от тебя отвернулся?'

Ричард печально кивнул. 'Но мне следует поменять сложившиеся обстоятельства. С течением времени Эдвард всему научится'.

'Мне бы очень хотелось, чтобы нужды в подобном противостоянии не возникало', - произнесла Анна, - 'и еще мне бы хотелось, чтобы ты смог вернуться домой - в Миддлхэм'.

'Не сомневаюсь, пройдет еще какой-то период, прежде чем я сумею вернуться. Брат оставил мне эту задачу, и я обязан ее выполнить'.

Чтобы успокоить Анну, Ричард перевел тему разговора на жизнь в Миддлхэме и поинтересовался успехами сына в его учебе, - мальчик был умным и способным, к тому же академические достижения Эдварда являлись более приятным предметом обсуждения, чем состояние здоровья ребенка.

В конце концов, Анна заснула и, когда Ричард покинул ее комнату, один из слуг подошел оповестить герцога, что внизу находится Роберт Стиллингтон, епископ Бата и Уэлса, ходатайствующий о срочной встрече с Его Милостью.

Ричард велел, чтобы епископа немедленно к нему привели. Герцог попросил святого отца сесть и объяснить ему характер заявленных важных новостей.

Стиллингтон сложил ладони и принял задумчивый вид. Ворвавшись в такой спешке, теперь он казался совершенно не горящим желанием объяснять причину нанесенного им визита.

Его Милость знал, - Стиллингтон принадлежал к числу тех честолюбцев, которые стремятся к выдвижению с помощью Церкви. Вокруг таких было достаточно. Епископ являлся убежденный йоркистом, и в 1467 году стал лордом канцлером, оказавшись на посту, забранном у него при восстановлении династии Ланкастеров. Как только Эдвард вернулся, Стиллингтону возвратили его должность. Спустя несколько лет он подал в отставку, и, когда Эдвард принялся немного тревожиться из-за высокопарных претензий Генри Тюдора в отношении английского трона, епископ был послан в Бретань - с надеждой убедить ее герцога выдать самозванца королю.

Старания Роберта Стиллингтона завершились крахом, и позже, одновременно с казнью Кларенса, он попал в Тауэр в связи с неким таинственным делом, о котором Ричарду ничего не было известно. Тогда казалось мелким задавать вопрос еще и об этом, да и Эдвард обошел проблему стороной. В любом случае, вскоре епископа освободили.

В настоящий момент Стиллингтон находился перед Ричардом со срочными известиями, которые он объявил предназначенными исключительно для ушей Его Милости герцога Глостера, так как даже не представляет, каким окажется произведенное ими впечатление.