– А вот это Травяница…
На месте медведя оказалось еще одно чудо. Впрочем, третий дух почти ничем не отличался от обычной зеленой лягушки, только очень крупной. Узор на ее коже постоянно менялся: там шевелились растущие травы, распускались и пропадали листья, расцветали цветы и тут же роняли лепестки.
– Нет такой хвори, от какой Травяница не знала бы зелья, – сказала бабка. – Возьми ее, и она даст тебе силу исцелять любой недуг. Береги их. Скоро я приду за ними. Прощай.
Лягушка прыгнула в темноту и растаяла, а вслед за ней и сама старуха попятилась. Головы она так и не подняла.
Лютава наконец закрыла лицо руками и зажмурилась. Все ее силы были в напряжении, и она уже изнемогала. Она узнала достаточно много, чтобы утратить покой, но слишком мало, чтобы обрести уверенность.
Старуха поведала ей целых три важные вещи.
Первая – о ней самой. Князь Бранемер увидел веший сон о том, что Лютава даст ему долгожданного сына. Но означало ли это, что она этого сына родит? Теперь Лютава усомнилась в этом, а здесь ей никак нельзя было ошибиться. Ведь если Бранемер – не тот, кто назначен ей в мужья ее духом-покровителем, то, выйдя за дешнянского князя, она совершит страшную ошибку, погубит и себя, и Радомира, который напрасно ждал двести лет!
– Радомир! – мысленно позвала она во весь голос, и крик ее раскатился по всей Нави, отражаясь от низкого серого неба.
Никогда еще вся душа ее не была так полна нетерпеливым ожиданием, никогда не была так велика жажда наконец увидеть его и получить ответ.
И вдруг он встал перед ней – в человеческом облике, в том, узнать который она мечтала почти с детства. Это оказался мужчина среднего роста, с загорелым, сильно обветренным лицом, со шрамом на левой щеке. Он был одет в яркие одежды греческих шелков, которые так не шли к его грубому лицу, но показывали удачливость в походах. Карие глаза смотрели пристально, и в то же время взгляд их казался закрытым: сам Радомир видел ее, но не позволял заглянуть себе в душу. Этот закрытый взгляд наводил страх, и в то же время его присутствие наполнило Лютаву глубоким волнением, так схожим с любовным желанием. Он был бы довольно красив, если бы не выражение хищного зверя, смотрящего на нее, будто на добычу. Уже давно он избрал ее и теперь видел, что добыча может ускользнуть!
– Ты пришел… – прошептала она, чувствуя себя совсем обессиленной. – Почему ты молчал? Почему ты все время молчишь? Скажи мне: я должна выйти за Бранемера? Это он – тот, от кого… Кто станет отцом моего… твоим новым отцом? Да говори же, наконец!
– Я не могу сказать тебе все, – промолвил он с неохотой.
Верхний передний зуб у него был наполовину обломан, и между зубами оставался черный промежуток. Говорил он странно, звучание слов было очень непривычно, и Лютава с трудом его понимала, улавливая скорее мысль, чем смысл слов. «Я не могу да вам кажем све…»
– Но ты встала на дорогу, которая приведет тебя куда надо. Оставаясь на месте, ты никогда бы его не дождалась. Иди.
И он исчез. Лютава опустила руки, сбросила с головы волчью шкуру. Уставшие глаза болели и слезились, ее била дрожь, внутри было пусто, во всем теле ощущалась такая слабость, что хотелось прилечь прямо на пол – стечь, как вода. Ходить в Навь трудно и страшно даже тому, кто знает, как туда попасть и как там себя вести. Изнемогая, она закрыла темные ходы и снова ощутила себя сидящей на лавке в тесной избушке. На той самой лавке, где умерла старуха Лесава. Но напряжение, висевшее в избе, лопнуло и теперь с заметной быстротой рассеивалось. Передав кудов, Лесава освободилась от бремени и ушла: через несколько лет она снова появится на свет в своем роду.
С самой Лютавой все было далеко не так просто. Ей хотелось плакать: было чувство, что мост, который она много лет строила и уже почти довела до противоположного берега, внезапно снесло волной и приходится все начинать сначала. Напрасно она обрадовалась, что судьба ее сказалась и скорее будет исполнена. Старуха дала понять, что Бранемер – вовсе не ее жених. А Радомир не сказал и вовсе ничего – не разбил ее опасения и не подтвердил. Ее тянуло в две разные стороны с такой силой, что казалось, сейчас душа и тело разорвутся напополам: назад в Ратиславль, где ждет отец с подсадным игрецом в душе, и вперед, на Десну, на Ладину гору, где, возможно, она найдет какие-то следы своей матери. Ведь об этом Лесава тоже что-то сказала. И мать – единственное на свете существо, которое сможет ей помочь.
Старуха сказала еще что-то важное… Что?.. Лютава сжала голову руками, будто пытаясь выжать из нее нужную мысль. Третью важную вещь, которую она узнала…
Кольцо Велеса! Оно способно изгонять даже сильных подсадных духов, потому что в нем – власть над порождениями бездны. Действительно ли у Велезоры было такое? Темнозор… Лютава снова зажмурилась, пытаясь сделать невозможное – вернуться мысленно в тот далекий день, когда слышала от матери об этом кольце. Возможно, в то самое время, когда в Ратиславль приходила Лесава. В мыслях носилось смутное, размытое воспоминание о перстне, обладающем особой силой преображения, но тогда Лютава была слишком мала, чтобы даже понять, не сказка ли это.
Мать рассказывала ей про перстень Велеса, который обладает свойством как оживлять, как и умерщвлять; если надеть его живому, то он умрет, а если мертвому – то оживет… Этот перстень хранится у Темного Пастуха, и он надевает его на палец Ладе, когда она спускается в подземелье, и она засыпает на пять месяцев; когда же приходит весна, перстень снимается и богиня просыпается, а с ней оживает и земля, сбросив оковы холода. Что-то такое… Но верно ли она помнит, не путает ли с чем-то другим? Тот ли это перстень, который нужен? Как его свойства помогут изгнать подсадного игреца? Или это была вовсе сказка?
Не напрасно Лютава надеялась узнать что-то новое о матери. Последовав за Яроведом, она и правда кое-что узнала, хоть и не от него самого. Навь была еще рядом, Лютава ощущала на себе ее дыхание и ловила обрывки знаний, так необходимые ей сейчас, пока связь не полностью прервалась. И было ясно, что ей непременно нужно именно туда, куда ее и везут, – в Ладино святилище на верхней Десне.
Глава 15
Через пару дней тронулись дальше, вниз по Неручи. Из нее вскоре вышли в Болву, крупный приток верхней Десны, которая и дала название Оболви, составлявшей значительную часть владений Бранемера. Отсюда до самой Десны и Ладиной горы лежала прямая дорога.
Лютава и раньше много слышала о Ладиной горе, но за время пути Яровед рассказал ей обо всем подробно. Ладина гора над Десной была одним из самых древних священных мест. Разные племена, в разное время населявшие эту землю, поклонялись там богине-матери, называя ее разными именами, что не сильно меняло суть. Сейчас стоявшее на горе святилище посвящалось богине Ладе, и на ее праздник в Медвежий велик-день сюда собирались с дарами и жертвами сотни людей со всей округи – кривичи, вятичи и голядь.
Напротив святилища, за ручьем, на мысу стоял городок под названием Витимеров – по имени заложившего его князя. Сидел здесь род Витимера Старого, которого предание называло младшим внуком смолянского князя Красогостя. Рассказывали, будто когда Витимер впервые лег спать на месте будущего городца, ему явилась во сне сама Лада и пообещала свое покровительство, если дева или молодая жена из его рода каждую зиму будет отправляться в Велесово подземелье и служить ей во время долгого заточения. Так ведется издавна, и каждое племя из тех, что уже не первую тысячу лет живет под сенью Ладиной горы, каждую зиму отдает Велесу самую красивую из своих дев.
Князь Витимер согласился. На священной горе было приготовлено подземное помещение, и его сестра Всеотрада первой провела там зиму. Благодаря помощи Лады Витимер раздобыл себе в жены самую прекрасную из дев славянских, по имени Светлолика, и она сменила Всеотраду в подземелье. Каждый год князь расставался с женой на несколько зимних месяцев, зато во всем ему сопутствовало счастье, род его умножился и расселился по всем окрестным рекам. С тех пор прошло лет двести, но каждую зиму под первым снегом самую красивую девушку или женщину княжьего рода провожали под землю до весны, до Ладиного дня. Причем если это была княжья жена, то нередко она уходила уже тяжелой, понеся со времени весенней встречи с мужем, и тогда как раз на Корочун в подземелье рождался ребенок, как само солнце заново родится в эти дни во тьме зимних туч. Такие годы считались наиболее счастливыми, а такие дети – наиболее удачливыми, «божьими чадами». И многие дешнянские князья родились в Ладином подземелье, как на том свете, и были вынесены на вольный свет уже трехмесячными.
В подземелье без малого тридцать лет назад родился и Бранемер. В последние двенадцать лет он провожал туда свою жену, княгиню Миловзору. Но ни разу еще боги не благословили ее выйти наружу с младенцем на руках. Цвет ее юности давно миновал, и дешняне считали, что ей нужна замена. Ожидалось, что заменой этой станет жена Витима, младшего Бранемерова брата, которая должна была приехать следующей осенью. Но так богам поглянулось, что Лютава угренская явилась первой.
Лютава жила как во сне, днем и ночью думая обо всем, что узнала от Лесавы, а пуще о том, чего так и не узнала. Она без конца вспоминала встречу с медвежеборской ведуньей. Тогда в избушке она обнаружила засунутый в самый дальний угол полки узелок: после разговора со старухой она просто знала, что он там лежит, хотя Лесава ничего о нем не сказала. Перевитая прядь конского волоса. Медвежий клык устрашающе огромного размера – очень старый, окаменевший. Вырезанное из дерева грубое изображение лягушки.
Это были кудесы – вместилища кудов, подвластных волхву, с помощью которых он их вызывает. Находку Лютава убрала в берестяной коробок на поясе и теперь могла вызвать бабкиных кудов в любое время. Но пока Лютава не требовала от них работы – они еще не привыкли к новой хозяйке и могли начудить. Время от времени она лишь разбрасывала на землю немного хлеба, брызгала молока и приглашала их поесть – прикармливала.