Она выругалась и ответила:
– Это согревает.
– Дай глотнуть.
– Нет, сначала я дам ему,– прошамкала нищенка.
Я почувствовал, как она подошла ко мне:
– Посвети, Альберт, я посмотрю на рожу нашего гостя.
– Эге, Дюссеш.
Зажглась еще одна спичка.
– Выпейте это,– сказала она.– Это дрянь, но у меня нет возможности купить что-нибудь получше. Прошли те времена, когда у меня был полный погреб.
Слабой рукой я оттолкнул бутылку. Я не презираю красного вина, но в этот момент я не смог бы его проглотить.
– Это не красное,– сказала она, словно прочитав мои мысли.
– Не красное? – поперхнулся бродяга.
От неожиданности он выронил спичку:
– А что же это такое?
– Ром.
– Ах, у мадам есть своя хавира?
– Да, месье.
– Дай глянуть на этикетку.
– Здесь нет этикетки, и погаси свою свечу, а то нас засекут… Пей, мой хороший,– добавила она.
Последние слова относились ко мне. Я сделал глоток, и мне стало лучше.
– Ну как, хорошо?
– Да.
– Это стоит сто франков.
– Да.
– Рассчитаешься, когда будешь уходить.
– Да.
Бродяга заворчал:
– А мне тоже дадут сто франков?
– Держи банку,– сказала старуха.
– Хорошая штука,– заметил он, кашлянув.
– Это дрянь,– возразила она.
Мне на ноги бросили какую-то тряпку. Я оставался в лежачем положении. Под этим мостом было не так холодно, как мне показалось раньше. А может быть, подействовал ром. Мало-помалу я приходил в себя. Как только почувствую себя лучше, побегу к себе в контору, чтобы улечься на чистой кровати и полечить мой котелок. Рядом со мной, свернувшись калачиком, бродяга и нищенка разговаривали вполголоса и время от времени прикладывались к бутылке.
– Я знаю этого человека,– прошептала нищенка.– Или это кто-нибудь похожий на того, которого я знала, когда была богатой…
– Когда ты была Дюссеш,– проскрипел ее приятель.
– Когда я была Орельен д'Арнеталь.
– Хватит нам капать на мозги. Ты не Дарнеталь, ты из Вильдьё-ле-Пуаль.
– Олух. Я была царицей в 1925 году…
– Царицей!…
Он сплюнул.
– Именно так, месье болван. Так говорят. И к тому же, меня не могли звать де Вильдьё-ле-Пуаль…
– Это могло бы плохо кончиться…
– Я взяла имя д'Арнеталь… Их было двое, и оба они хотели спать со мной… Чуть ли не все вместе…
– Только двое? А я-то думал, что все богачи были твои.
– Олух,– повторила она.– Тебе не понять. Ты никогда не слышал об Орельен д'Арнеталь?
– Еще бы, черт побери! С тех пор, как я тебя знаю, Дюссеш, ты мне только об этом и заливаешь.
– А до того?
– О! И до того тоже слышал. Это была кокотка, королева Парижа.
– Да, мой дурачок. У меня были тачки, холуи, особняк на улице Дебуа и загородный дом… И, черт возьми, все это было не так уж давно! В 1925-м!
Он фыркнул:
– Загородный дом… В Вильдьё-ле-Пуаль.
– Почему бы и нет? Дай-ка бутылку…
– Уже пустая.
– Грязная свинья.
Они начали спорить, потом успокоились. Мне стало лучше. Голова меньше кружилась. Теперь, когда мне полегчало, оставаться здесь в ожидании пневмонии стало бессмысленно. Я поднялся на ноги. Да, вроде пошло на лад.
– И куда же ты пошел, дружочек? – спросил бродяга.
– Я смываюсь,– ответил я.– Туда, где у меня есть постель.
– Ты счастливчик,– сказала женщина.
– Еще какой,– ответил я.
– У меня тоже когда-то были постели.
– С кучей мужиков в них,– добавил бродяга.
Она усмехнулась и ничего не добавила.
Я достал бумажник и снова был удивлен. Мои бабки оказались на месте. Но я нащупал нечто иное. Определенно, чем больше я думал об этом нападении, тем более оно мне казалось бессмысленным. Я выбрал несколько банкнот ч сунул их на ощупь в первую попавшуюся руку.
Затем, пошатываясь, побрел прочь.
Я добрался до улицы Пти-Шамп, и это расстояние показалось мне длинным. По дороге повстречалось несколько полуночников, но ни одного легавого, и это было хорошо. Я не имел ни малейшего представления о времени. Мои часы стояли. Была ночь, это все, что я знал, да и не хотел знать ничего больше.
Чтобы взобраться на третий этаж, мне понадобилось хороших четверть часа. На каждой ступеньке, которую я преодолевал, под моими прикрытыми от усталости веками возникали картины целой выставки белоснежных вещей: свежих простыней, чистых наволочек, матрасов, постели, великолепной постели, мягкой, нежной и теплой. Постель… Была одна и никакой больше, которая ждала меня за этой дверью с табличкой:
Агентство Фиат Люкс. Нестор Бюрма, директор.
Эта дверь представляла из себя последнее, но немаловажное препятствие. Невозможно было найти мои ключи, и прошло немало времени, пока я их нащупал – они оказались не в том кармане, в который я их обычно клал.
Я открыл дверь. Вошел в комнату ожидания. Затем в бюро Элен… Никогда не стройте себе планов. В боковой комнате диван открывал свои объятья, но что-то подсказывало, что мне не придется воспользоваться им тотчас же… Странный хаос царил здесь, в бюро Элен. Плохо прикрытые ящики выдавали следы обыска. Папки, снятые с полок, не были водворены на место. Потихонечку-полегонечку, как детектив средней руки, я начал постигать причины нападения на мою персону. Направился к своему личному кабинету. Открыл дверь, мои пальцы нащупали выключатель, и плафон осветил комнату всеми своими лампочками. Я постоял на пороге, чтобы от души насладиться спектаклем, который предстал перед моими глазами. Тот же беспорядок, те же следы, оставленные грабителями. В этот момент мне трудно было сказать, унесли они что-либо или нет. Но в глаза бросалось то, что они оставили.
Ботинок из дорогой кожи занимал не то положение, которое должен занимать обычный ботинок, когда он пустой. Но он не был пустым. Внутри находилась нога, а дальше – хорошо сохранившееся человеческое тело в сборе. Лицо лежащего человека было скрыто складками смятого ковра. С предосторожностями, преодолевая усталость, я приподнял его голову за волосы. Мужчина лет сорока и больше не состарится. Серые глаза, небольшие усики, тонкие губы, тяжелый подбородок, курчавые волосы. Месье Бирикос. Ник Бирикос. Грек. Вот тебе раз!
Я перешел в другую комнату, где стоит диван, но я его оставил без внимания. Проглотил порцию спиртного вместе с аспирином, стоя прислонился к стенке и постарался прийти в себя. Когда почувствовал себя достаточно бодрым, вернулся к мертвецу.
Обыскал его. Это была ночь обысков. Кроме тошноты, мне это ничего не дало. Паспорта не было. Различные документы. Среди них водительские права, все на имя Николаса Бирикоса, проживающего в Афинах. Деньги. Не очень много, но тем не менее достаточно, чтобы заплатить за чистку ковра и даже чтобы купить новый. Деньги я взял себе. И ничего больше для Нестора. Ничего, что могло бы навести меня на след. Ничего, что позволило бы понять, зачем он пришел ко мне в контору. Он нашел здесь свою смерть, чего наверняка не ожидал.
Он получил пулю прямо в сердце. Судя по обстановке и по некоторым следам, которые я обнаружил там и сям, в частности на кистях его рук, здесь произошла борьба.
Как ни болел мой черепок, он все же принялся за работу.
Их было по крайней мере двое – Ник Бирикос и Икс…– и они что-то искали в моих досье. Ладно. А что? Они, счастливчики, это знали, тогда как я… Они заманили меня в ловушку, чтобы убрать отсюда. (Кстати, я попался в нее, как новичок. Я утешил себя мыслью, что, если бы я избежал ловушки, они пустили бы в ход другое средство…) Итак, меня затащили в ловушку, чтобы овладеть моими ключами и застраховаться от возвращения в контору.
Во время посещения моей конторы объект поисков был найден (но какой объект поисков, черт возьми?), и все это закончилось дракой, поскольку каждый из сообщников предпочитал быть наедине с самим собой. Наш вальяжный Ник Бирикос, вытащив пушку, сам пал жертвой несоблюдения законов, запрещающих ношение оружия.
Икс… охваченный паникой, удрал (смерть человека, вероятно, не стояла в программе), затем поспешил вернуть мне мою связку ключей, а также, чтобы не дать прийти в себя у торговца птиц (предпочтительнее было, чтобы я не знал, где меня прятали), выкинул на берег реки, как сверток грязного белья, надеясь, что холод закончит так хорошо начатую работу, которую он сам тем не менее заканчивать не хотел. Икс… наверняка не был убийцей, иначе меня тоже отправили бы на тот свет, а Бирикоса он убил случайно.
Я прошел в комнату, чтобы сделать еще глоток спиртного, затем вернулся в кабинет. Мертвец по-прежнему был там, и я не представлял себе, как избавиться от него. Лучше всего оставить бы его тут подсохнуть, а потом постараться свести до минимума возможные неприятности. Я пошарил направо и налево в поисках того, что могло бы объяснить причину грабежа, внезапного соперничества и трагично закончившейся драки. Ничего. Очевидно, объекта поисков (если таковой имелся) здесь не было, но сколько я ни старался искать глазами и мысленно, больше ничего не пропало. Ничего, кроме клочка бумаги, потерянного Бирикосом, и его визитной карточки, спрятанных мною в бюваре несколько часов назад, которые исчезли. Но все же разгром устроили не из-за этого. Тут я заметил в отвороте брюк мертвеца желтое канареечное перышко. Что и явилось доказательством присутствия Бирикоса у торговца птицами. Я подобрал это перо, так как считал излишним оставлять слишком много следов для легавых, которые в скором времени заполнят мою контору. Что касается торговца птицами, то им я займусь сам. Я пошарил на дне стенного шкафа и нашел то, что искал. Это была фомка, забытая однажды слесарем, сопровождавшим судебного исполнителя и комиссара полиции, которую я сохранил как трофей. С фомкой в руке я вышел на лестничную клетку. В доме всё спало. Спокойный дом в спокойном районе, где жили спокойные и глуховатые граждане. Я пустил фомку в ход и взломал свою дверь, чтобы повесить это деяние на своих посетителей. Потом вытер инструмент и зашвырнул его в угол. После чего ушел.