В общем, эти ходоки явно промахнулись. Потому что львовский университет, по словам всезнающего Эмиля, был местом, где австрийцы, как свойственно добрым соседям, готовили идеологическую мину для России — всячески привечали украинских националистов. А из общения с Коньковым, Максим вынес, что Сергей эту публику искренне ненавидел. И ведь именно он разнес на хрен в 1917 году киевских незалежников[61]. Так он уж точно предпочитал, чтобы этого университета просто не было. Кстати, по договору между СССР и Трудовой Федерацией, все желающие могли совершенно бесплатно учиться в любых учебных заведениях на советской территории. Узнав про это, Максим задумался: а ведь тут ещё какая-то хитрая игра. Но, в конце концов, это не его дело.
Что ещё было интересного в столице Западноукраинской Свободной Трудовой Федерации? Газеты. Был официоз — «Голос свободы». Имелась «Свободная Галичина» — то же самое, но издание было более веселым и разнообразный по содержанию. Выпускались оба на русском, украинском и идиш. Хотя русских тут было, прямо скажем, ну очень немного. Имелись и разные иные издания разных левых направлений. Неполитических газет не имелось. Не потому, что их кто-то гнобил. Просто местные жители просто не понимали: нафига покупать развлекательную макулатуру. Ну, разумеется, в полном объеме были представлены издания РОСТА. Среди них особенной популярностью пользовалось приложение к «Молодой гвардии» «Взгляд». Его охотно покупали и крестьяне, несмотря на довольно высокую цену. Дело в том, что приложение состояло из рисунков, фотографий и комиксов. Картинки и фотки можно на стенку повесить, комиксы дать детям.
Об этой затее Конькова Максим, разумеется, знал и раньше. Как и слыхал сплетни, что Сергей на пушечный выстрел не подпустил к ним никаких авангардистов, из-за чего крупно повздорил с Маяковским, который тоже очень хотел влезть в это дело. Фразу Конькова передавали в Москве долго.
— Любой инструмент годен в своем деле. Дети не понимают ваших революционных методов. Они говорят: это не похоже! Так что боец Красной Армии на рисунке должен выглядеть в точности так, как он выглядит. И в руках он должен держать не некую палку с непонятной торчащей хренью, а винтовку Мосина с трехгранным штыком. Не знаете, как она выглядит — запишитесь на стрелковые курсы! Если комсомолец — так пусть уж на нем будет нормальная «комсомольская» куртка.
Вышло и в самом деле неплохо. Картинки были такие, которые хотелось РАЗГЛЯДЫВАТЬ. А значит — очень хорошо запоминалось, КАК должен выглядеть «хороший парень». А если учесть, что подписи-то были на русском… Хочешь, не хочешь, а учи…
Но всё-таки оставался главные вопросы: а какой всё-таки в ЗУСТФ общественный строй? И как они тут сумели удержаться?
Дирижабль проходит развилку
Гостиная, в которой происходила беседа имела вполне респектабельный, но какой-то нежилой вид. Так, впрочем, и было. В этой квартире никто и не жил. Тут иногда встречались представители немецкой разведки со своими ценными сотрудниками.
Сейчас в массивных креслах расположились двое. Один был высоким, слегка полноватым, украшенным благородной сединой, одетым в скромный костюм. Звали его Дитрих Швацхельм. Это был весьма известный журналист, чьи репортажи с полей Первой мировой пользовались большой популярностью. В последнее время он чуть ли не прописался в Москве, писал оттуда репортажи и, как он заявлял, собирал материалы о книге про Гражданскую войну.
Его собеседником был профессионально неприметный человек, без каких-либо характерных примет.
Возле беседующих стоял столик с бутылкой вина, клубился сигарный дым. В общем — эдакая дружеская беседа. Хотя темы-то обсуждались серьезные. Дитрих, строго говоря, не являлся разведчиком в прямом смысле слова. То есть, он не лез туда, куда лезть запрещено, не воровал секретных документов, не вербовал агентов среди местных… Для этого у немцев имелись иные люди. Но ведь мало собрать сведения, надо их правильно интерпретировать. А когда дело касалось СССР, у немецкой разведки с этим начинались проблемы. А Швархельм отлично знал русский язык, он много бывал в России и до войны, да и с большевиками, вроде бы, нашел общий язык. Хотя Дитрих никогда не декларировал приверженность к левым взглядам, он заявлял, что является «честным немцем, который хочет разобраться». Журналист совершил несколько поездок по СССР, даже — на Дон, Кубань и Сибирь, куда вообще-то большевики пускать иностранцев не любили. Пару отрывков из его будущей тиснул «Красный журналист».
— Итак, господин Швархельм, вы полагаете, что власть большевиков держится прочно.
— Именно, так. Никаких внутренних сил, которые могли бы её свалить, просто не существует. Разумеется, недовольных много, но на что большее, чем шипеть по углам, они не способны. Так что единственное, что может для них представлять опасность — это иностранная интервенция. Но я очень сочувствую той армии, которая будет её осуществлять.
— Почему? Красная Армия вряд ли представляет серьезную силу.
— В общем, да. Но это прекрасно понимают и большевики. Упор они делают на развертывание партизанской войны. Все эти «зеленые береты», «синие береты». Последних учат партизанской войне в духе Махно. Насколько я знаю туда берут только добровольцев. Я кое с кем из этих ребят общался и уверяю — они будут воевать до конца. Прибавьте сюда ЧОН, «Молодую гвардию» Конькова…
— Но последние — это ведь дети!
— Ага. Которые будут стрелять в спину оккупантов. Так что они вполне устроить такое, что знаменитая испанская герилья покажется образцом порядка. Но это не самое плохое. Если Советы рухнут, то тут же появится множество Наполеонов и наполеончиков, которые поведут войну друг с другом. Я бывал на Кубани и и в Сибири — и очень хорошо представляю, что это такое. Вы не забывайте, что после Великой войны «мирных обывателей» больше нет! Слишком много людей имеет военный опыт. А в России на него накладывается опыт революционный.
Журналист глотнул вина и продолжал:
— Так что интервенты окажутся в положении человека, увязшего в болоте. Идти трудно, а со всех сторон жалят бесчисленные комары. И ведь кроме боевого оружия у них есть и пропагандистское. А у них в любой стране полно сочувствующих.
…Разговор продолжался ещё час два. После чего Дитрих откланялся, а его собеседник остался в большой задумчивости. Сказанное журналистом отнюдь не было чем-то необычным. Это подтверждалось и другими источниками. Более того. Имелись данные о том, что большевики планировали в случае иностранного вторжения развернуть полномасштабную городскую герилью на территории страны-агрессора. Английский опыт впечатлял. А немецкие рыцари плаща и кинжала слишком хорошо знали, как просто это раскрутить, если под рукой имеются подходящие кадры. А уж в Германии экстремистских группировок… Коммунисты, два вида нацболов, баварские сепаратисты, польские националисты… И в стране полно фронтовиков.
Выводы складывались однозначные. Конечно, кое-кому они очень не понравятся. Особенно иным господам в генеральских погонах, которые снова рвутся повоевать. Ну, что ж. Есть ещё такая вещь, как статистические расчеты. Вот этим и имеет смысл заняться.
Так уж сложилось исторически, что если в Питере авиационным центром являлся Комендантский аэродром, то в Москве ту же роль играло Ходынское поле. Вот и сегодня толпы народа собрались сюда, чтобы поглазеть на событие, связанное с полетами по воздуху.
Итак, обширное пространство, чуть ли не в гектар, было оцеплено тройной цепью красноармейцев. Посреди торчала причальная мачта, неподалеку тусовались разные официальные лица в главе с товарищем Чичерниным. А также охрана, оркестр, стадо автомобилей и некоторое количество привилегированных журналистов — как своих, так и иностранных. В том числе я со Светланой и примкнувший к нам Миша. Собственно, особо делать нам тут было нечего, но мы тоже любопытные, так что использовали служебное положение, чтобы поглазеть.
И было на что. В небе, как по заказу безоблачном, величественно плыл огромный дирижабль. Я, кстати, до сих пор «живьем» этих летающих сосисок никогда не видел. Тем более, что сосиска была не какой-нибудь, а немецкой. На борту дирижабля красовался черно-бело-красный триколор, а летательный аппарат являлся новейшим и, как говорили спецы, каким-то супернавороченным.
С эдаким понтом делегация Германской империи прилетела заключать торговый договор.
Показуха была явная. На самом-то деле большевики не гордые, для такого дела как подписание торгового договора вполне смотались бы в Берлин. Но кому-то и зачем-то это было нужно. Насколько я знал, внутри немецкой властной элиты тоже кипели страсти — так что может тем самым кайзер решал какие-то внутренние проблемы.
Так или иначе, в этот день была явно пройдена ещё одна историческая развилка — из тех, которые возникли уже в этом варианте истории.
Отношения СССР с Германией были, в общем, хорошими. Второй рейх был единственной страной (не считая, понятно, Ломбардии), которая нашу страну признала. Но немцы — они такие… Постоянно висела над головой опасность, что они надумают решить свои экономические проблемы за наш счет. Тем более, что противопоставить им было особо нечего. Конечно, с армией у нас было лучше, чем в той истории — тогда в 1925 году она находилась в полной заднице. Но на то, чтобы воевать с немцами, мы явно не тянули. Благо в Германии хватало отмороженных вояк, которым только дай волю… Правда самый безбашенный из них, герр Людендорф давно уже лежал в могиле. Да и остальных, видимо, придержали.
Во многом тут роль сыграла… Италия. Дело-то в чём? Западные политики по отношению к коммунистической идеологии испытывали двойственные чувства. С одной стороны, она откровенно пугала. А вдруг и у нас эти красные нечто такое устроят? С другой — западники всегда относились к русскими как к варварам. Так что успокаивали себя: это у них такое возможно, но не у нас. Но ведь Италию модно назвать какой угодно, но уж точно не варварской страной. Как же! «Колыбель европейской культуры». А там грохнуло. И тут ещё и в Англии началась новая заварушка. Но об этом потом. Так что немцы всерьез опасались за свой тыл. Потому как и коммунисты, и нацболы обещали в случае агрессии против СССР устроить веселую жизнь.