Поскольку фонды эти создавали в том числе и ребята из РОСТА, я не мог не выпендриться. К примеру, ещё в 1924 году в Англии было создано общество «Поможем нашим братьям меньшим». Это было вполне работающая организация, во главе которой засели старые девы с общественной жилкой. И кое-что они делали. Например, создали несколько приютов для бездомных кошек и собак. Я вообще-то люблю животных. Так вот, во время забастовки данная структура выдвинула тему: дескать, хрен с ними, с забастовщиками, но ведь у них есть животные, а они голодают в результате людских разборок.
Самое смешное, что это не только позволило засылать деньги рабочим. Деньги шли, в основном из САСШ, где товарищ Смирнов стал ну очень крутым мафиози. Кстати, Аль-Капоне в этой истории не прославится. Его застрелили из «Томми-гана» в одной из разборок. Руководительницы проекта восприняли идею всерьез. А старые девы, если уж за что-то взялись — это страшная сила. Они начали в Англии сбор пожертвований. Ход оказался правильным. Англичане странные люди. Если бы данные деятельницы собирали деньги для детей тех же самых забастовщиков — хрен бы они чего собрали. А вот на собак и кошек — это пошло на ура.
А что самое главное в этой всей заварушке — и горняки, и докеры выдвинули требование признания СССР. Причем, обосновывали они это не с левых позиций. Дескать, Советы братаются с Германией. А та, получив большое количество ресурсов, быстро оправится и развяжет новую войну. Впрочем, англичане и сами понимали, что пора прекращать выеживаться.
Что тебе нужно — выбирай![66]
Максима вызвал заместитель директора помощника парижского РОСТА товарищ Ярошенко. Ни для кого не являлось секретом, что он тут представляет ведомство Дзержинского. Так что ходить к нему не особо любили. Мало ли что.
Однако Максима он встретил приветливо.
— Дело вот в чём, товарищ Кондратьев. Поступила информация, что эмигрантские круги снова решили активизировать террор. Вы, конечно, знаете, что Николай Николаевич перебрался из Берлина в Париж и достиг с либералами договоренности по поводу того, что в случае краха большевиков судьбу России будет решать Учредительное собрание.
— Да, я это знаю. Но террор…
— Это понять можно. Ведь что раньше происходило? Эмигрантские организации верили, что кого-то из них признают «правительством в изгнании». Конечно, никто их таковыми признавать не собирался, но ведь надежда умирает последней. Теперь они вообще никто. Понятно, что засуетились. В общем, вы более-менее знакомы с этой средой. Попытайтесь об этом что-нибудь узнать. Разумеется, речь не идет о том, чтобы внедриться в среду террористов. Этим будут заниматься иные товарищи. Но вам нужно разобраться — какими идеями туда завлекают.
— Первый круг.
— Что вы сказали? Ну, да, точно.
Максим пребывал в большом раздумье. Он-то вырос в очень циничном обществе, где на предложение что-то сделать возникает встречный вопрос: «сколько?» А жизнь-то одна, и на том свете, если он даже и есть, деньги не нужны. Но с другой стороны, и в его мире были ведь шахидки и прочие, которые были готовы идти на смерть. Но у эмигрантов не было в резерве не то что Ислама, так и даже марксизма. А вера в победу — это сильно. Во время своего пребывания в Москве Максим пообщался с разными людьми. И ему стало понятно, кто такие на самом деле были зеленые, синие и черные береты. Этим бойцам было по хрену — убьют их или нет. Они знали простую вещь: какими бы ни были временные трудности, ВСЁ РАВНО победа будет за ними. С такими людьми воевать невозможно. И ведь именно ТАКИЕ в его истории не сдавались в плен, а уходили в партизаны. Такие люди сражались до последнего патрона в Брестской крепости. Такие подняли КРАСНОЕ знамя над Рейхстагом. Коньков, похоже, знает, что делает, выращивая свою Молодую гвардию.
— Блин, вот что мы про…ли! — подумал Максим, который в армию не пошел по принципу: «а на хрена?»
Но это были мысли около. А вот чем могут подвигнуть на терроризм контрреволюционеры?
Максим уже убедился, что человек, конечно, если у него есть мозги в голове, знает куда больше, чем он сам думает. Ну, вот например, Максим совершенно не знал об истории белой эмиграции в своём мире. Но фильм «Бег» он видел по телевизору. Так что сообразил — тогда множество солдат и офицеров было вывезено из Крыма. Ну, а дальше понятно. Уж что такое безработный фронтовик Максим отлично знал. В Париже зайди в любое дешевое кафе — на пару таких наткнешься. Понятно, что среди данных персонажей найти желающих побороться с большевиками — нефиг делать. Но в этом мире белые до Крыма вообще не добрались. Да и вообще — среди русских большевиков имелось такое количество генералов, офицеров и просто дворян, что становилось непонятно — а кто, собственно, делал революцию? Кстати, белые эмигранты, если судить по их прессе, тоже не очень понимали. Между прочим, Светлана Баскакова, по ехидству характера явно не уступающая своему дружку, напечатала в «Красном журналисте» переписку Ивана Грозного с князем Курбским. Разумеется, с соответствующими комментариями. Из них получалось, что Курбский «выбрал свободу» — сбежал от тирании, чтобы стать в Речи Посполитой авторитетным бандитом[67].
Но это всё лирика. За фактами Максим отправился к своему коллеге, Петру Саврасову, который как раз специализировался на эмигрантах.
— Ну, что вам, сказать, Максим? Среди эмигрантов есть много разных течений. К примеру, вы знаете о так называемом Русском корпусе? Дело вот в чем. Российское правительство от большого ума прислало во Францию некоторое количество боевых частей. Причем, единого командования у них не имелось, их просто отдали французам. Господа офицеры вели себя просто отвратительно. После прибытия, бросив ненакормленных солдат, побежали гулять. Французы, впрочем, были не лучше. Использовали русских как пушечное мясо[68]. А после Февраля солдатики заволновались, потребовали отправки домой. Успокаивали их пулеметами. После мирного договора с Германией солдатам предложили выбор: или на фронт в составе французских частей, или на каторгу. С офицерами вышло по-разному. Но вот многие из них болтаются сейчас по Парижу без дела. А… Имеется так называемый «Русский клуб». Туда попасть у наших как-то не получалось.
Как оказалось, на ловца и зверь бежит. Впрочем, Коньков во время той самой памятной совместной пьянки сформулировал эту идею иначе.
— Наполеон не зря всегда писал слово «Фортуна» с большой буквы. Ему долгое время чудовищно везло. Но базар не о Наполеоне. Эта богиня не любит тех, кто ничего не делает. Лежа на диване ничего не добьешься. А вот если ты упорно делаешь своё дело — то, может, Фортуна и обратит на тебя внимание. Может, и нет. Но шанс имеется. Большевикам, например, уж так повезло, что дальше некуда. У нас не имелось никаких шансов победить — но мы победили. И я тут совсем ни при чем. В той истории большевики тоже победили.
Как оказалось, Коньков был прав. Две недели Максим ломал голову, как подойти к этому самому «Русскому клубу». Не самому же переться. Он был уже слишком известен, как «красный». Но тут вдруг внезапно к нему обратилась его подружка Ира.
— Слушай, тут со мной связался один человек, он хочет с тобой встретиться.
— Кто такой?
— Из эмигрантов, купеческий сын. Зовут его Алексей Никифоров. Только он хочет, чтобы это было без излишней огласки…
Вот что хорошо в Париже — так это то, в городе полно разных заведений, где можно выпить чашечку кофе, бокал вина и спокойно посидеть. Собственно, парижане очень не любили приглашать знакомых к себе в гости. Все встречи назначались в многочисленных кафе. Вот и Максим назначил встречу с человеком в одном из кафе.
Его собеседник вполне подходил под определение «добрый молодец». Здоровенный плечистый и светло-русый, с голубыми глазами. К тому же, одетый в не самый дешевый костюм. Когда он появился в кафе, то пара отиравшихся там девчонок тут же стали не то что стрелять глазками, а начали конкретный артобстрел. Если бы парень хотел, он тут же мог их потащить для употребления. Наверное, даже за бесплатно.
Но у человека были другие интересы. Он подсел за столик Максима.
— Вы Макс Кондратьев?
— А вы Алексей Никифоров? Мне о вас говорила Ирина.
Рукопожатие у парня было сильным. Очень сильным.
— Именно так. А про вас-то я много знаю. Вы популярная личность. Правда, в отрицательном ключе. Куда ни зайди, всюду слышишь — «вот этот подонок Холмогоров». Все изощряются в идеях, за сколько вас купили. Суммы указываются огромные. Честно говоря, я подозреваю, что многие вам просто завидуют. Хотя они даже сами себе в этом не признаются.
Гарсон принес бутылку вина и слился.
— А вот вы мне завидуете? — Начал разговор Максим, разлив вино по бокалам.
— Да, честно говоря, я тоже вам в какой-то степени завидую. Ведь что получается? Эмигранты живут в каком-то замкнутом мире. Французы нас не любят, а те, кто левые вообще смотрят на нас с брезгливостью. Россия? Я подозреваю, что мы им просто не нужны.
— Правильно подозреваете. Они вас просто не считают русскими.
— Даже так… Так получается какой выход? Становиться французом? Но я не француз, я всё-таки русский. Вы снова, после всех потрясений, строите великую Россию. А лидеры эмигрантов готовы отдать всё, только им помогли вернуться и стать самыми главными.
— И что вы хотите?
— Я хочу с вами работать. Мне не очень интересны деньги. Мой папа кое-что из России вытащил, мне хватит. Но ведь… Жить надо так, чтобы было за что умереть.
Ни фига себе! Максим никак не мог привыкнуть, что тут люди мыслили совершенно не так, как в его мире. Там, у него, просто вот жить и радоваться жизни считалось нормальным. А тут таких презирали. Все. Левые и правые.
Но вот наступил ключевой момент, который назывался «вербовка». Максим такими делами не занимался, но ведь надо когда-то начинать?