— Сообразила? — буркнул Роткир. — Ладно, не заморачивайся, дело прошлое.
«Дело прошлое» — лучше про павший Варготос и не скажешь. Город, нелепый в своей кучности, многолюдный и — пусть лихорадочно, но живой, — более не существовал. Лишь груды камня, битое стекло, обгоревшие остовы и полчища воронья, пирующего чудом уцелевшим человеческим мясом.
— Тут вот гостиница ваша была, — вздохнул Роткир, остановившись перед очередным зеркалом.
— Которая из двух? — Ирабиль не могла понять, каким образом Роткир что-то распознает здесь. Казалось, развалины абсолютно одинаковые, во всех зеркалах. Наверное, надо было родиться и вырасти на улицах Варготоса, чтобы узнавать в нём каждый камень даже теперь.
— Вторая, нормальная которая! — фыркнул Роткир и ткнул пальцем в зеркало. — Не видишь, что ли, камня сколько? Тот-то клоповник деревянный был… Опа…
Палец, вместо того чтобы коснуться стекла, прошел насквозь. Роткир выдернул его обратно, и лицо его приняло заинтересованное выражение.
— Не больно? — вырвалось у принцессы первое, пришедшее на ум.
— Не, только странно. На-ка, понюхай.
Роткир сунул палец под нос принцессе, и та отпрянула. Палец пах гарью.
— Вот оно как бывает, значит, — пробормотал Роткир и коснулся поверхности зеркала всей пятерней. Рука так же беспрепятственно прошла насквозь.
— Мы можем зайти туда, — сказала Ирабиль.
— Мочь-то, допустим, можем. — Видно, такая мысль в голову Роткира уже приходила. — А вот как обратно? Думаешь, там так и будет зеркало стоять? Хорошо, коли так. А если нет? Я опять всеми этими лесами-полями тащиться не обрадуюсь.
«А вернуться-то просто, — прозвучал голос старушки не в памяти даже, а как будто она рядом стояла и нашёптывала. — Достаточно назад шагнуть».
— Я знаю, как вернуться, — твердо сказала принцесса. — Ты идёшь?
— Э, э, осади! Я, вообще-то, отвечаю за тебя, а там, может, опасность какая…
— Ну так защити меня, — улыбнулась принцесса и, качнувшись, лёгким движением скользнула сквозь стекло.
Успела услышать половину грубого слова, которое выкрикнул Роткир, а вторая его половина будто заглушилась пуховой подушкой. В ноздри ударил смрад сгоревшего города. Так, наверное, пахла сама смерть. Ирабиль стояла с закрытыми глазами и пока не решалась их открывать. Ей хватало запаха, от которого внутренности поднимались к горлу.
Но всё-таки… Всё-таки ей было нужно сюда. Крохотная надежда обрести частичку себя настоящей оправдывала любые тяготы и испытания. И принцесса училась дышать смертью, чтобы обрести жизнь.
Запах гари и смерти казался невыносимо удушающим только первые несколько секунд. Подул ветер, и принцесса вдохнула полной грудью. Обоняние привыкало к зловонию. Открылись глаза.
Взгляд терялся среди обнаженных костей города. Труп Варготоса раскинулся под ярко светящей луной, протянул к небу изувеченные, изломанные конечности. Где-то сохранилась каменная стена. Где-то торчал покосившийся фонарный столб. Может быть, с тем самым фонарем, который зажёг взглядом Кастилос, когда Ирабиль стояла у окна гостиницы и плакала, думая, что в мире не осталось больше света.
А землю покрывала истерзанная плоть города. Черные, обугленные камни местами расплавились от яростного пламени нападавших вампиров. Казалось, ничто не могло уцелеть в этом безумии. Но попадались взгляду и некоторые чудом сохранившиеся предметы. Рука, которую Ирабиль заметила ещё через зеркало. Левее и дальше — череп. Тоже чёрный, с проломленной макушкой, грустно таращивший пустые глазницы в темноту. Рукоятка меча с куском лезвия. Что представлял собой эфес — уже не разобрать, огонь превратил его в чёрную головёшку.
Развалины гостиницы — если, конечно, Роткир не ошибся, и это были именно они, — занимали внушительную площадь, но то, что хотелось отыскать принцессе, совершенно точно было здесь. Она чувствовала слабый, далекий зов, на который её кровь отзывалась. Пусть слабо, слишком по-человечески, но — отзывалась. Глубоко вдохнув, Ирабиль шагнула туда, откуда слышался этот едва различимый не то звук, не то образ, не то просто каким-то непостижимым образом текущее в воздухе чувство.
Шагнула — и вскрикнула. Нога ступила на острый обломок. Ирабиль отступила, потеряла равновесие и, взмахнув руками, принялась падать на спину. В глазах заранее потемнело. Страшно даже представить, на что придётся падать.
Но падать не пришлось — сильные знакомые руки подхватили ее.
— И она меня ещё дураком называет, — проворчал Роткир. — Надо было додуматься — в такой … босиком переться! На, бестолочь!
Перед принцессой шлёпнулись её сапоги.
— Спасибо! — вздохнула Ирабиль и поспешила обуться.
Теперь, когда ноги оказались защищены, она почувствовала себя более уверенно. Обернулась, посмотреть, как выглядит место, из которого они с Роткиром вышли. Оно выглядело… Никак. Те же развалины, зловеще обрисованные лунным сиянием. Роткир смотрел в том же направлении с унылым выражением лица.
— Ну, если побежим, то, может, успеем, пока Кастилос не проснется раз, эдак, в пятнадцатый. Только, чур, бежать попеременке будем. День ты бежишь — я сплю, а день я сплю, а ты — со всех ног.
На поясе Роткира Ирабиль разглядела ножны с мечом и вспомнила, зачем сюда пришла.
— Помоги мне.
Она двинулась к одной из многочисленных груд обломков, тщательно выбирая, куда ставить ногу. Сапоги были крепкими, удобными и — единственными.
— Помочь как? — поинтересовался Роткир, пробираясь следом. — Пинка дать, чтоб не лезла, куда ни попадя?
— Убери это всё! — Ирабиль взмахнула руками над кучей камней, из-под которой явственно долетал отзвук. Сама не поняла, как в её голос и жесты прокралась та, маленькая, избалованная принцесса, которой она была в прошлой жизни. Может, увиденная в зеркале спальня сдвинула что-то в голове?
Роткир покосился на неё, но о чём он подумал — этого Ирабиль не узнала. Может, расстроился, что она себя так повела. А может, подумал: «Дура, что ли, в мусоре копаться?». Однако ничего не сказал и, сопя, взялся за кусок, судя по всему, колонны. Отвалил в сторону, потянул на себя хорошо сохранившуюся половину стойки, за которой сидел человек в красном костюме, отмечающий постояльцев. А вот и пиджак…
Ирабиль замутило. Она отвернулась от человеческих останков, которые вытаскивал из-под завала Роткир.
В тот момент, когда её взгляд скользнул по видневшемуся вдалеке тёмному массиву леса, оттуда донёсся вой. Странный и страшный, будто безумный человек пытался притвориться волком. Ирабиль обернулась к Роткиру, в надежде, что тот мрачно и пошло пошутит, и окажется, что бояться нечего.
Но Роткир её расстроил. Он замер, держа двумя руками за шиворот смердящий труп.
— Собаки? — робко произнесла Ирабиль то, что должен был решительно произнести он. — Или волки?
— Или люди. — Тон Роткира был жесток и не допускал иллюзий.
Труп шлёпнулся на место, а меч Роткира покинул ножны.
— Рыжая, — процедил он сквозь зубы, — давай-ка выметаться отсюда, если знаешь, как. Если не знаешь — глазки ушками прикрой и сиди, молись — авось, поможет.
— Да кто это? — воскликнула принцесса и тут же об этом пожалела. Вой повторился, но стал ближе. Существо вышло из леса, и сделалось ясно, что оно идёт сюда, причём, очень быстро. Что оно — не волк и не собака. И что оно — не одно.
— Двое, не меньше, — определил Роткир. — Рыж… Ты чего, головой ударилась?!
Ирабиль, задержав дыхание, схватила труп под мышки, с отвращением чувствуя пальцами кашицеобразную массу, стараясь не думать о том, что это — человеческая плоть. Страшным усилием мертвеца получилось отвалить в сторону, при этом что-то в нём разорвалось с отвратительным треском. И принцесса не сдержалась. Постаралась лишь упасть на колени подальше от трупа.
— Извини, что волосы тебе не придерживаю, — процедил сквозь зубы Роткир, слушая, как принцессу выворачивает наизнанку. — Всё-таки романтики во мне мало содержится. Ты как закончишь — скажи, я повернусь. И свалим домой.
Последнюю фразу он произнёс с нажимом, будто заранее отвечая на сбивчивые возражения принцессы.
— Мне нужно… Найти… — пролепетала Ирабиль, подползая к нагромождению камней.
— Спятила? — рявкнул Роткир. — Нас порвут через минуту!
Руки принцессы дрожали до этого окрика, а тут вдруг обрели силу. Ирабиль сама удивлялась, глядя, как легко её тонкие пальцы выдергивают из завала закопченные каменья. Так же, как, должно быть, удивлялся когда-то Роткир, на пороге смертельной опасности обнаруживая в себе нечеловеческие силу и выносливость.
— И! — выкрикнул вдруг Роткир.
Ирабиль вздрогнула, услышав своё прозвище, которого никогда не открывала Роткиру. Так непривычно было слышать его из уст этого человека. Она вскинула голову. Роткир смотрел на нее.
— Это волколаки. Помнишь? Больше некому.
— Ты же говорил, они тут больше не водятся! — воскликнула Ирабиль. Картинку в книге она помнила лучше, чем хотелось. Омерзительное чудовище, покрытое шерстью, с не то волчьей, не то медвежьей мордой, с руками-лапами, волочащимися по земле…
— Я даже извинюсь на коленях, что такое сказал! Только позволь мне принести тебе эти извинения, пока ты ещё жива. Я так и не научился оплакивать мертвых.
— Разрешаю. — Принцесса вернулась к раскопкам. — Защищай меня, пока я не закончу.
За всю жизнь Ирабиль ни разу не слышала в свой адрес таких слов, какие произнёс в ответ Роткир. Наверное, стоило не просто обидеться, а раз и навсегда вычеркнуть из памяти и сердца человека, способного сказать такое девушке… Да хоть кому! И «девушке» очень этого хотелось. Но малютка И, вызванная из прошлого всё тем же Роткиром, прекрасно понимала, что он не хотел её обижать. Он лишь пытался привести её в чувства таким образом, потому что бить по щекам времени уже не было.
Волколаки взревели настолько близко, что от их голосов хотелось умереть. Раз и навсегда лишить себя возможности слышать такое.