Наконец-то кто-то вспомнил, чего она хочет, зачем она создавала все свои творения, венцом которых стали вампиры.
— Поэтому вы здесь, — сухо сказал Эрлот и, мельком глянув на чопорно молчащую герцогиню, перешел к следующей вести: — Когда закончится война, мы оставим это место с теми немногими из людей, кто выживет. Сами уйдём на восток, туда, откуда пришли когда-то. Там будет наш новый дом на ближайшее тысячелетие.
И снова заговорил Масгиарл, выражая мысли всех графов:
— Что ж, пора вспомнить вкус крови восточных смуглянок. Признаюсь, я по нему скучал.
Графы улыбались. Эрлот вглядывался в их лица и не находил признаков бунта. Хотя… Они ведь пришли сюда, покинув насиженные места. Пришли со всем своим скарбом. Со своими воинами. Последнее и было самым опасным. Воины. Нет, Эрлот не боялся, что его убьют, не боялся переворота. Но не вовремя предпринятая попытка такого переворота могла серьезно помешать войне. Меньше всего хотелось бы встретить армию людей, грызя друг другу глотки. В конце концов, это попросту недостойно вампиров.
— Мы с вами ещё не раз сойдемся, обсуждая тонкости предстоящего. Поэтому не буду вас утомлять сейчас, время есть, и его, хвала Реке, предостаточно. Некоторые из вас уже пользуются моим гостеприимством, для других готовы покои в этой крепости…
— Эй, Эрлот! — с панибратской насмешкой выкрикнул граф Кэлпот. — А отчего ты не живешь летом во дворце? Там куда удобнее.
Эрлот позволил себе тепло улыбнуться, и тон его сделался едва ли не извиняющимся:
— Я не привык к роскоши, мне бесконечно чужды все эти красоты, которые создаются руками людей по эскизам выживающих из ума вампиров. Крепость мне понятна, и здесь я чувствую себя дома. А дворец… — Эрлот развел руками всё с той же виноватой улыбкой. — Он несколько лет простоял в запустении. Впрочем, сейчас его подготавливают к торжеству, на которое все вы приглашены.
Слева пошевелилась Атсама, принимая более величественное положение. Эрлот, не глядя, протянул руку к ней и ощутил холодное пожатие.
— Мы заключим Союз. Перед вами будущая королева Атсама. Та, что разделит со мной бремя власти, тяготы ответственности. Та, что доказала свой ум и свою беззаветную преданность. Если вы принимаете мою власть, то склонитесь и перед нею, потому что уже скоро мы с ней станем единым целым.
Графы молча склонились, приветствуя будущую королеву…
…— Мне кажется, ты счастлив, — заметила Атсама, когда графы покинули зал. — Это пугает.
Эрлот вздрогнул, что напугало Атсаму ещё больше. Она никогда не видела, чтобы он задумался так сильно. Так, чтобы забыть о реальности. И никогда не видела у него такого взгляда — мечтательного, отрешенного.
Эрлот быстро взял себя в руки, постарался отчасти вернуть на лицо обычное, бесстрастное выражение. И уже с высоты этого выражения улыбнулся своей будущей жене.
— Ты видела, как они восприняли новости? — сказал он. — Великолепно, не правда ли? Графы помнят. Они никогда не забудут ни Великие Войны, ни то, кто мы есть на самом деле. В отличие от наших бестолковых лордов, которые если и отличаются от людей, то не так уж сильно.
Атсама улыбнулась в ответ. Не потому, что того требовали обстоятельства, но потому, что поняла Эрлота. Ей тоже было приятно увидеть в глазах графов спокойствие и уверенность. Они не впадали в истерику, не ломали головы, как бы сохранить нажитую роскошь. Они, как и подобает вампирам, знали: время — Река, и она течет. Лучшее, что ты можешь сделать, — это выучиться плыть по её течению. Иногда можно встать на дно, но противиться течению воды вечно — не выйдет.
— Надо отдать Эмарису должное, — сказала герцогиня. — Он знал, как распределить власть. Наиболее достойные получили графства. А те, кого нельзя было обойти, но и не стоило баловать доверием, сидели здесь, под присмотром.
Эрлот молча смотрел на нее, и улыбка его становилась… другой. Атсама забеспокоилась. Мысленно повторила то, что произнесла только что, и у нее потемнело в глазах.
— Как и мы с тобой, Атсама, — подтвердил её опасения Эрлот. — Будь у меня графство подальше отсюда, я бы уже давно устроил войну. Меня нужно было держать на цепи, что Эмарис и делал.
— А я? — Атсама вдруг почувствовала себя неуютно на троне покойной королевы. — Как думаешь, почему графства не дали мне?
— Потому что великая ненависть и великая любовь не так сильно отличаются друг от друга, как принято думать. Любовь может уничтожить мир — как и ненависть.
— Не понимаю тебя.
— Возможно, поймешь, когда выскажешь просьбу, с которой пришла сюда сегодня.
Атсама отвернулась, стараясь не скрежетать зубами. Откуда он знает о просьбе? Что это — очередной соглядатай в её доме? Или просто Эрлот настолько проницателен? Однако не стоило долго думать. Атсама попыталась высказать просьбу как можно более небрежно:
— У девчонки возникли проблемы в школе.
— Я знаю, — удивил её Эрлот. — Никто не хочет учиться у вампирской подстилки. Поверь, это не такая уж проблема. Я, конечно, не человек, но мне кажется, когда-то я слышал такую человеческую поговорку: глупо красить забор перед тем как сносить. Объясни ей, что ждёт детей. Пусть это успокоит её амбиции.
— Она знает. — Атсама решительно вступила в новую игру, в которой не понимала и половины правил. — Но ей хочется развлечений. Обидно, когда игрушки ведут себя не так, как полагается.
Эрлот откинулся назад, прикрыл глаза. Атсама внимательно изучала его бледное лицо. Сейчас, полностью расслабленное, оно казалось красивым. Хм… А ведь раньше Атсама не задавалась таким вопросом, даже не думала о том, что Эрлот — красив. Его окружало столько тьмы и грубой, не знающей преград, силы, что безупречные черты лица казались не столь важной деталью.
— «Хочется развлечений», — повторил Эрлот. — Да, она уже ведёт себя как вампир. Возможно, из нее получится кто-то вроде Освика, или этого — Кастилоса. Но с твоим воспитанием она будет правильнее смотреть на свои потуги. Но давай покончим с делами. О чем ты хотела просить? Чтобы я приказал детишкам слушаться мою фаворитку?
— Я, конечно, понимаю, что время сложное, готовится война, и…
— Всегда можно найти время на развлечение. Иначе зачем жить? Я исполню твою просьбу, Атсама. Но ты прямо сейчас дашь мне ответ насчет Ареки. Я говорил, что передам её тебе при соблюдении одного условия. Вот оно…
…Атсама вышла из зала, и только тут позволила себе запустить сердце.
— Тварь, — прошептала она одними губами, не колыхнув воздуха. — Сука.
Кровь ударила в голову, запылало лицо, хотелось выть и молотить кулаками безучастные стены. Но слово было дано, и всё, чему до́лжно, исполнится.
— Вашему высочеству нехорошо?
Атсама чуть не подпрыгнула. Развернулась на каблуках туфель, подняв полами платья целый вихрь, и уставилась на привратника, застывшего у двери. С его извечной наглой ухмылкой.
— А, да, — пробормотала герцогиня. — Забыла про новую мебель. У Эрлота совершенно отсутствует вкус. Когда стану здесь хозяйкой, велю вышвырнуть на помойку это уродство.
Она пошла к выходу, с удовольствием отметив беспокойство, сверкнувшее в глазах вампира.
За три дня дворец отмыли до блеска, расставили столы и стулья и украсили все помещения, в которых должны будут присутствовать гости. Натащили столько цветов, что от их аромата кружилась голова.
— И зачем они сейчас? — недоумевала Сагда. — Завянут же. Свадьба ещё когда…
— Новые принесём, — заявила упрямая Унтиди.
— Так сейчас-то зачем?..
— Пусть привыкает!
Иногда Унтиди было невозможно понять. Она как будто выпадала из реальности и принималась вещать из какого-то таинственного мира, куда никому, кроме неё, хода не было. Даже Сагде.
«Пусть привыкает!». Кто? Дворец, что ли? Сагда понимала, что так и есть. Найдя пару каких-то волосков на расческе, Унтиди переменилась в мгновение ока. Теперь дворец был для неё домом этой самой И, сочиняющей сказки. Унтиди превратилась в самую ревностную на свете работницу. Впервые распространив свою смешную детскую власть за пределы привычного детского круга, она подчинила себе и взрослых. Те сначала с улыбкой подыгрывали, когда маленькая девчонка принялась раздавать команды и тыкать пальцем в пыльные углы. Но прошел час, и никто уже не сомневался в её праве приказывать.
Сагда хотела крикнуть: «Да что с вами? Опомнитесь! Сколько можно ей потакать!». Сагда хотела разрушить, растоптать их дружбу. Ради чего? Почему? Толком и сама не могла понять. Знала лишь, что была счастливее всех, когда Унтиди, маленькая и беззащитная, сидела на полу в бараке и, заливаясь слезами, прижимала к груди изжульканые листы. Тогда Унтиди была её подопечной; Сагда держала её за руку и вела за собой, показывая страшный мир, ставший им новым домом. А теперь Унтиди показывала ей мир. Огромный, непонятный. Мир, в котором есть какая-то И — «вампир, но хорошая, потому что принцесса!». И ладно бы она показывала этот мир только ей. Но ведь Унтиди тащила за собой всех! Всех, без разбору. В её новом выдуманном мире для каждого находилось местечко.
Сагда чувствовала себя одинокой, и в этом одиночестве её неожиданно поддержал Никкир.
Сагда ускользнула из дворца на третий день, укрылась в зарослях парка, куда не добрались ещё садовые ножницы. Там обнаружились качели. Сагда смахнула пыль и почерневшую листву с мягкого сиденья, уселась и попробовала покачаться. Сверху чуть скрипнуло, и Сагда поморщилась. Не хотелось привлекать внимание кого бы то ни было. Особенно не хотелось объяснять Унтиди, почему она сидит тут одна, вместо того чтобы украшать Распрекрасный Вампирский Дворец Принцессы И.
— Тоже коробит со всего этого? — послышался голос.
Сагда вздрогнула. Из кустов вышел Никкир и, позёвывая, подошел к качелям. Сагда недовольно фыркнула и отвернулась, принялась считать облака. В раздражении она оттолкнулась ногой от земли, и качели заскрипели. Да и плевать, всё равно уже этот притащился, от него запросто не отделаешься.