— Кажется, нет! — ответил он, отнимая ее руки от халата. — Не спеши застегиваться, тебе нужен воздух.
Глаза его заблестели, дыхание участилось.
— Что вы делаете, Антон Павлович? — произнесла она умирающим голосом, чувствуя, что его горячие пальцы расстегивают халат уже на животе, затем все ниже и ниже. Вместо ответа он припал губами к ее груди, и она снова поплыла…
Окончательно она очнулась, когда уже все свершилось. Он обессиленный лежал, зарывшись лицом в ее волосы, и засыпал. Но полу валялись ее халат и то, что было под халатом. Рядом в скомканном виде лежал его дорогой костюм с рубашкой, и только бабочка каким-то образом покоилась на столе.
Он сопел ей в ухо, а она гладила его волосы и была счастлива, хотя осознавала, что все это бессмысленно и тупиково. Маргарита потрепала его за вихры.
— Как тебя жена отпустила одного?
Он лениво открыл глаза и посмотрел на часы.
— Сейчас мы с тобой поедем.
— Куда?
— В «Рубикон!» Сегодня Олежка Кирсанов играет концерт, за который он получил Гран-при в Нью-Йорке. Как автора я его никогда не слышал.
— Ты хочешь взять меня с собой? — удивилась Маргарита.
— И хочу, и возьму! — улыбнулся Антон, проведя пальцем по ее шее.
— Ты с ума сошел! А жена?
— Жены на концерте не будет.
Баскаков поднялся и направился в ванную. Когда он возвратился, Маргарита еще нежилась в постели, и нагота почему-то ее не смущала. Он подошел, опустился на колени и стал осыпать поцелуями.
— Ты Венера Милосская…
Когда они вышли из подъезда и направились к автомобилю, их неожиданно окликнул милиционер.
— Это ваша машина? — спросил он строго. — Покажите права!
— А в чем дело?
— Какой-то парнишка подозрительный крутился около вашего «форда» и, кажется, собирался в него залезть. Я спросил права, он порылся в кармане и сказал, что забыл дома. И с тех пор его нет…
— Ну вот, — засмеялся Антон, услужливо открывая перед Маргаритой дверцу, — вчера мы угоняли машины, сегодня угоняют у нас. Все справедливо!
Хозяин дал блюстителю за бдительность, и они поехали.
— А что, если действительно крутился кто-то у вашей машины? — спросила Маргарита.
— Вряд ли, — улыбнулся он. — Это у милиции один из способов подхалтурить.
Они ехали, и Маргарите было не по себе. Ее смущало, что она появится на людях с чужим мужем, и не просто с чужим мужем, а с известным скрипачом, привыкшим быть в центре внимания. Все будут на нее смотреть и понимать, что она его любовница.
Но никто на нее не косился. Баскакова узнавали. Кто-то сдержанно здоровался, кто-то сразу бросался в объятия, и среди них — женщины, которые мазали его щеки своей помадой, и ни одну не смущало то, что на нее косо посмотрят. Антон радостно пожимал знакомым руки и кивал на свою спутницу.
— Знакомьтесь, Маргарита!
Больше он ничего не пояснял, и никто пояснений не требовал. Ей улыбались так же, как ему, а мужчины целовали руки. Словом, никакой неловкости Маргарита не ощутила. Единственно, что она смертельно боялась наткнуться на его жену. Если жена посмотрит Маргарите в глаза, то сразу все поймет. У нее всегда на лице все написано.
За пять минут до начала концерта Антон потащил ее за кулисы. Они вошли в гримерку к Кирсанову, и тот бросился навстречу. Мужчины обнялись и расцеловались.
— Боже мой, Антон! Как я рад тебя видеть живым и невредимым. Кстати, ты неплохо выглядишь, — говорил Кирсанов.
— Что, мандраж перед концертом? Бывает! — отвечал Антон. — Кстати, познакомься! Это Маргарита. Она меня и возвратила к жизни!
Маргарита протянула Кирсанову руку и улыбнулась. Где-то она видела этого скрипача, который у всех на устах. По телевизору — это само собой. Но где-то еще… И кажется, совсем недавно. Скрипач поцеловал Маргарите руку и тоже задержал на ней долгий взор, как будто видел где-то, но не вспомнил — где.
— Ну что, старик, желаю успеха! Особо не волнуйся. Мы с тобой.
Антон с Маргаритой сели в элитную ложу, где, кроме них, больше никого не было. Когда свет потух, он неожиданно притянул ее к себе и поцеловал. Она испуганно оттолкнула его, и после этого свет почему-то загорелся опять. Маргарита внимательно посмотрела на кавалера.
— Вы всегда так делаете перед концертом?
— Извини, больше не буду…
Зал был полон, но выступление почему-то задерживалось. Прошло пятнадцать минут, концерт не начинался. При этом никто не сообщал о причинах задержки. Зрители начали волноваться. Несколько раз зал взрывался аплодисментами, но за кулисами на них не реагировали. Наконец на сцену вышла пунцовая ведущая и с извинениями объявила, что концерт переносится на другой день в связи с болезнью исполнителя. На какой день — будет объявлено дополнительно, а сейчас зрители могут сдать билеты в кассу.
Зал недоуменно зашумел, и Антон воскликнул:
— Что за черт! Пойдем выясним.
Он взял Маргариту за руку и потащил за кулисы. В гримерке Кирсанова было много народу. На месте скрипача сидел администратор и недоуменно разводил руками.
— А что я мог сделать? Ну заболел артист. Плохо стало с сердцем…
Выяснилось, что Кирсанов уже уехал домой. Баскаков потащил Маргариту обратно.
— А точно, он был как-то не в себе! — пожал плечами Антон и вдруг улыбнулся Маргарите. — Ты знаешь, я рад, что концерт отменился. У нас с тобой три часа. Поедем в ресторан.
Они вышли на улицу и направились к автомобилю.
— В одиннадцать я должен быть дома, а сейчас только восемь.
Маргарита помрачнела. Тем не менее она дала усадить себя на переднее сиденье машины. Автомобиль почти тронулся, как вдруг Маргарита открыла дверцу и выскочила наружу.
— Извините, Антон, но все эти встречи в свободное от жены время — не для меня! — бросила она через плечо и пошла прочь.
— Подожди, Маргарита! — закричал он. — Ты все не так понимаешь!
Она услышала, как сзади хлопнула дверца, и прибавила шагу. Видимо, он вышел из машины и пошел за ней. Антон нагнал ее на углу, схватил за плечи и развернул к себе.
— Маргарита! — произнес он, с тревогой заглядывая ей в глаза. — Ты для меня больше чем любовница… Ты для меня…
В это время мощный взрыв потряс улицу и выбил все стекла театра «Рубикон». Они вздрогнули и повернули головы в сторону взрыва. «Форд», из которого они только что вышли, разнесло на куски.
31
— Видимо, вас хотели убрать как свидетеля, — предположил полковник Кожевников, глядя Баскакову в глаза. — Кстати, познакомьтесь, это журналист Леонид Берестов. У вас с ним схожая судьба. Его тоже, как и вас, хотели взорвать, но спасла его от смерти та же женщина, что и вас.
— Даже так? — удивленно вскинул брови скрипач и протянул Берестову руку.
— Его так же, как и вас, — продолжал полковник, — продали на тот же ликероводочный завод под Рязанью и даже поставили на ту же работу по мытью бутылок. С единственной разницей: ему не успели внедрить микрочип, поскольку мистер Ричард срочно вылетел в Лондон. Но к концу недели он должен вернуться с новой партией лекарств. И там, в лекарствах, должны быть спрятаны микросхемы.
Баскаков достал из кармана маленький целлофановый пакетик и положил перед полковником на стол.
— Вот они, микрочипы. Я их лично вырезал скальпелем.
Полковник, эксперт и журналист склонили головы над пакетиком в котором поблескивали два крошечных золотистых шарика, величиной с жало шариковой ручки.
— Отлично! — воскликнул полковник. — Теперь хоть будем знать, как они выглядят! Такие крохотные, а волю человека поражают намертво…
— Их можно закатать в таблетку хоть десяток, — произнес эксперт, разглядывая микрочипы через увеличительное стекло. — Таможенников нужно серьезно подготовить.
— Подготовим. Время есть, — произнес полковник. — Вы расскажите, Антон Павлович, как вам удалось вырезать эти шарики, а перед этим — выйти из-под их власти. Насколько мне известно, самостоятельно это невозможно.
— Я сразу догадался, что мне под кожу загоняют микросхемы, — пояснил Баскаков. — Кое-что я об этом знал. Я как раз накануне прилетел из Лондона и слышал кое-какие разговоры. После того как мне сделали уколы, мое сознание стало как чистый лист бумаги. Это сейчас я сознаю, а тогда, конечно, не сознавал. Себя я сознавал только моющим бутылки. Знаете, даже в мыслях не было, что у меня до этого была какая-то другая жизнь. Во время мытья бутылок я, естественно, промокал с головы до ног, а, поскольку работа нелегкая, еще и потел. Я часто выходил во двор за ящиками и, видимо, меня прохватывало на сквозняке. И когда я чувствовал, что заболевал, — в мое сознание прорывались фрагменты прошлого. Я сразу сообразил, что это происходит со мной из-за того, что я простужаюсь: чем больше у меня поднималась температура, тем отчетливее я осознавал, что я — это не только тот, кто моет бутылки. Это как во сне — накатывает, оставляет впечатление и уплывает.
— Совершенно верно! — вмешался эксперт. — Температура тела более тридцати восьми и пяти временно выводит микрочип из строя. Но, наверное, трудно заболеть, потому, что в схеме дана установка на здоровую температуру?
— Верно. Мне пришлось постараться, чтобы капитально простудиться. Но после того как я простудился в первый раз, я вдруг вспомнил, кто я на самом деле, и стал понемногу простужать окружающих. Не знаю, сколько прошло времени, но постепенно это стало у всех обязательным ритуалом: чуть-чуть вспотеть и сразу выходить на ветер. Двор, кстати, плохо охранялся. За нами почти не присматривали. В основном нашими действиями руководил голос изнутри, но мы постепенно научились его не бояться. А потом однажды после работы я заметил, что дверь в нашу казарму оставили не запертой. Ее часто оставляли не запертой, но к этому времени во дворе были сильные ветра и болели почти все. Я поднял всю казарму, мы выломали ворота и побежали в лес. Вскоре мы выбежали на железнодорожную станцию, там стоял товарный состав. Мы залезли в него, кто в тамбур, кто на крышу и доехали до Москвы. В Москве нас стала забирать милиция.