Может быть, судьба вознаградила Милу за терпение и самоотверженность, а может, произошедшее с Сергеем заставило его призадуматься, не пора ли заканчивать с образом жизни, который он привык вести, но тот вечер положил начало отношениям между ними. Тем отношениям, о которых Мила могла лишь мечтать.
Они встречались ежедневно, одноклассницы сохли от зависти. Сережка дарил Миле букетики, покупая их у стоявших возле метро бабулек, и, кажется, перестал замечать, что половина окружающего мира состоит из коротких юбочек, длинных волос и губок бантиком. Он нагулялся, дозрел до того, до чего другие ребята доходят гораздо позже, – может, потому, что слишком рано начал.
Оказалось, у него была заветная цель – поступить после школы в Щепкинское училище. Он мечтал стать актером. Это сблизило их с Милой еще больше, потому что та серьезно занималась вокалом и собиралась в Гнесинку. Профессии, выбранные ими, были смежными, творческими, и преимущество одной перед другой они могли обсуждать часами.
Когда Катька выписалась наконец из больницы, их роман был в самом разгаре.
Подошло лето, Сергей сдал экзамены в «Щепку» и прошел. Мила после каждого сданного экзамена убегала в туалет, где ее долго и мучительно рвало над раковиной, но все же умудрилась поступить в училище имени Гнесиных на вокал. Через месяц после экзаменов они с Сергеем расписались, а еще через четыре родился маленький Сережка, Сергей Сергеевич.
В ту пору деньги в ее семье зарабатывала мать, работавшая товароведом в большом универмаге. Мила была у нее единственной и поэтому ни в чем не знала отказа. Она просидела год в академическом отпуске, а потом на материны деньги Сережке-младшему наняли няню. Молодые поселились в однокомнатной квартире, доставшейся Калитину в наследство от бабушки, тем самым избежав трудностей, которые ждут на первых порах почти всех молодоженов, вынужденных ютиться рядом с родителями.
Словом, была не жизнь, а сплошная сказка. Утром – училище и институт, вечером – веселая студенческая компания. Сын подрастал на руках у няни и бабушек, восемнадцатилетние родители учились и гуляли вовсю. Отношения между Милой и Сергеем по-прежнему оставались хорошими, она была на седьмом небе от счастья, Сережку обожала, училась легко и с удовольствием.
А дальше, если перефразировать известную поговорку – и не было бы несчастья, да счастье помогло. То самое Милино счастье.
На втором курсе Сергея заметил довольно известный режиссер. Красивый, яркий, музыкальный студент понравился ему. Калитина пригласили на пробы в новый фильм. Пробы вышли удачными, Сергея утвердили на роль. Почти весь учебный год он пробыл на съемках.
Вскоре фильм вышел на экран и имел успех. Молодой артист, сыгравший одну из главных ролей, Сергей Калитин, что называется, в одно утро проснулся знаменитым. Ощущение было воистину волшебным. Его стали узнавать на улицах, приглашать на различные встречи, на телевидение, даже пару раз написали о нем в газетах. Мила не уставала радоваться за мужа. То, что произошло, не казалось ей неожиданностью – она всегда считала, что Сережа с его внешностью и талантом добьется славы и известности.
У них появились деньги. Свои, а не родительские, настоящие, большие деньги, а с ними и многочисленные новые друзья. Дни были расписаны по минутам – интересные тусовки, модные компании, словом, все, о чем только можно мечтать. А вскоре подоспело новое предложение – еще одна, уже главная роль в фильме другого режиссера. Сергей согласился сразу, не раздумывая. На съемки нужно было ехать в Таллин. Зимнюю сессию третьего курса пришлось отложить на лето.
Фильм получился чуть хуже первого, не таким ярким, но все равно добротным и в меру интересным. Сразу после его выхода на экраны кинотеатров Сергею предложили третью роль. Она ничем не отличалась от предыдущих. Кое-кто из друзей и преподавателей советовал отказаться, говорили, что Сергей слишком молод, успеет еще поработать, а сейчас нужно учиться, приобретать профессионализм. Указывали, что роли, которые предлагают Калитину, неглубокие, поверхностные, своего рода клише, штамповка, от которой трудно будет потом отделаться.
Сергей не послушался. Мила, конечно, поддержала его, хотя в глубине души ее мучили сомнения. Сережка почти не учился, с курса на курс его переводили авансом, как особо талантливого и профессионально востребованного, жизнь у него стала суматошной, и ее совершенно невозможно было хоть немного распланировать. Все это было тяжеловато для семьи, однако Мила не рискнула спорить с мужем. Сергей вновь уехал, на сей раз в Киев.
Фильм провалился с треском. В кинотеатрах было пусто, появилась разгромная статья в «Культуре». Сергей тяжело переживал неудачу. Он замкнулся, перестал улыбаться, подолгу молча сидел в комнате, глядя в никуда пустыми глазами. Мила, как могла, утешала его, уговаривая больше не принимать подобных предложений.
Но их больше и не последовало. Теперь они с Сережкой в полной мере поняли тех, кто предостерегал их от слишком легкой удачи. Киношный мир на Калитине поставил крест, выжав из него то, что лежало на поверхности. Для исполнения других, более глубоких и сложных ролей нужны были настоящие профессионалы, а не смазливый мальчик, по сути ничего еще толком не умеющий.
Мила с горечью видела, как день ото дня тает круг их друзей, замечала, как неделями молчит телефон, некогда разрывавшийся от звонков. Постепенно заканчивались и деньги. Нужно было снова одалживаться у матери. Мила несколько раз начинала разговор о том, что неплохо бы мужу подзаработать где-нибудь, но Сергей на ее слова не реагировал. Он вообще изменился – стал угрюмым, раздражительным, мог часами лежать на диване или пропадать неизвестно где. Возвращался поддатый, злой, на вопросы отвечал односложно или просто молчал. На четвертый курс его не перевели, а вскоре вовсе отчислили за постоянные прогулы.
И вот тут-то заболела Милина мама. Слегла со страшным диагнозом. Ей сделали операцию, но она не помогла. Навалилось все сразу: мама, ночи у ее постели, постоянно болеющий в садике четырехлетний Сережка, старший Сергей, пропадающий без дела и слоняющийся невесть где, отец-инвалид, безденежье, наконец, диплом в Гнесинке.
Ту зиму Мила помнила очень отчетливо. Утром она тащила в сад хнычущего, сопливого ребенка, потом бежала к матери, чтобы сделать той укол, оттуда в училище, где на лекциях клевала носом, силясь не уснуть прямо за партой. Дальше снова к матери, опять укол, в сад за Сережкой и домой. Поздно вечером приходила соседка, и Мила в третий раз бежала на родительскую квартиру, чтобы заступить на ночное дежурство у постели умирающей.
Они умерли с интервалом в месяц: сначала мама, затем Сергей. Его нашли на улице с тяжелой черепно-мозговой травмой – с кем-то познакомился в баре, выпили, что-то не поделили. В результате завязалась драка. Ему не повезло: найди его часом раньше, он имел бы шанс выжить. Но Сергей лежал в глухом закоулке, во дворике винного магазина, в темноте. Был вьюжный февральский вечер…
У нее даже не было сил плакать. Но диплом она защитила. На троечку – большего ей поставить преподаватель не мог. Не потому, что Мила была такой уж бездарной, просто в силу сложившихся обстоятельств она мало что могла выполнить из указаний педагога и пела, как говорится, без затей.
Так и осталась она одна, без мужа, без мамы, практически без средств к существованию – родительские сбережения подходили к концу, – но зато с дипломом. Надо было как-то устраиваться, жить, растить ребенка, заботиться об отце.
Мила ткнулась в один хор, в другой, в третий. Где-то не было вакансий, в другом месте платили мизерно, в третьем деньги оказались более или менее сносными, зато условия кабальные. Она пошла туда и полтора года отпахала почти без выходных, по вечерам падая с ног от усталости. Потом ее уволили по сокращению штата. Это было несправедливо до слез, потому что пела Мила не хуже своих соседок по партии, даже лучше. Но соседки по очереди уезжали с репетиций в машине главного хормейстера, а Мила не могла. Слишком хорошо помнила Сергея, слишком страдала, слишком уставала.
Пошла череда разных мест – из хора в хор, из ансамбля в ансамбль, везде на второй план, на подпевки. Платили везде одинаково мало, вокруг были зависть, грязь, сплетни, интриги. Постепенно Мила привыкла ко всему этому и даже в какой-то мере полюбила хоровой мир с его суетой и шумом, живущий по своим особым законам.
Однажды приятельница сообщила, что собирается прослушиваться в свежеобразованный оперный театр на сольные партии. По ее словам выходило, что новый коллектив – нечто среднее между оперой и стриптиз-клубом, куда требуются молодые хорошенькие певички, дабы раздеваться на сцене перед солидной публикой. Подруга назвала Миле размер зарплаты, которая показалась ей непомерно огромной в сравнении с хоровыми деньгами. «Небось очередной бордель, задрапированный под оперу», – подумала Мила, но, однако, решила рискнуть. Ей бесконечно надоела каторжная нагрузка, грошовые гонорары, а главное, хотелось спеть хоть какую-нибудь сольную партию, пусть даже нагишом, но только не хоровую!
Их прослушивал тогдашний зам Лепехова, он же коммерческий директор «Оперы-Модерн», Слава Котов, и еще пара каких-то мужиков – Мила понятия не имела, кто они такие. Приятельницу забраковали сразу же. А Милу после прослушивания Котов пригласил в свой кабинет.
Она сидела на высоком мягком стуле перед его столом, чувствуя, как от волнения трясутся коленки. В этот момент Мила уже твердо знала, что хочет здесь работать во что бы то ни стало, любой ценой. Ей нравилось решительно все: помещение с гулким вестибюлем и огромным концертным залом, репертуар, который ей продемонстрировали, перед тем как она спела свою программу, даже неизвестные мужики тоже нравились, непонятно отчего.
– Значит, вот что, – задумчиво протянул Котов, упираясь взглядом прямо в дрожащие Милины коленки, обтянутые черными капроновыми колготками. – Как вы поете, нас устраивает. Но мы должны посмотреть вашу пластику, проверить наличие артистизма. Ведь это, так сказать, совершенно новый проект, требующий иного подхода к солистам и… – он поднял глаза и посмотрел на Милу в упор.