Соло никогда не бывала так далеко от логова и ещё ни разу не встречала годовалых собак. Поэтому она постаралась убежать от своей спасительницы и громко позвала на помощь. Сестры Иезавели сейчас же подскочили к ней и стали щебеча вылизывать её. Одна из них попыталась взять её в зубы. Но тут Иезавель, угрожающе рыча, отогнала однопомётников и больше не подпускала их к Соло. Потом, осторожно переставляя лапы и то и дело наклоняясь, чтобы ласково обнюхать маленького щенка, она проводила Соло обратно до самой норы. Мы впервые увидели, как Иезавель ссорится со своими сёстрами. С тех пор Иезавель не раз спасала Соло от издевательств щенков Ведьмы и уносила её к своим однопомётникам, но почти всегда тащила щенка то за ухо, то за лапу, а случалось, что и за хвостик. И каждый раз Соло пробивалась обратно к норе, а Иезавель её провожала. Часто на обратном пути щенки Ведьмы перехватывали Соло, пока она не успевала скрыться в логове, и мучения начинались сызнова. Казалось, что Соло предпочитает иметь дело с чем-то известным, пусть даже и несущим мучения и боль, лишь бы не оказаться в окружении больших и малознакомых собак, в стороне от логова и матери.
Интересно отметить, что ещё один подрастающий пёс любил таскать Соло в зубах — и тоже довольно неумело: это был один из молодых самцов, Аполлон. Собственно говоря, он носил Соло даже чаще, чем его сестра, но не предъявлял на неё такие исключительные права, да и защищал её реже, чем Иезавель.
Правда, выдавалось иногда и такое время, когда щенкам надоедало возиться с Соло и они оставляли её в покое; тогда-то ей представлялась возможность без помехи исследовать окружающий мир. Как всякий маленький щенок, Соло начинала знакомиться с удивительными существами, без которых нельзя представить себе жизнь равнин. Тогда мы наблюдали её первые неуклюжие наскоки на кузнечиков, попытки догнать бабочку, её первые оборонительные реакции, когда стервятник в поисках объедков ковылял в её сторону. Однажды, когда Соло затеяла поединок со стеблем содомского паслёна, откуда-то прилетел рой пчёл. Собаки тут же стали носиться за насекомыми, взвиваясь в прыжках и непрерывно щелкая зубами. Вместе со всеми бегала и Соло. Возможно, её ужалила пчела и она перепугалась, но только она побежала в сторону от норы, цепляясь за стебли и падая. Она останавливалась, звала на помощь и снова бежала. К этому времени у неё на спинке уже были пролысины от постоянных трёпок, которым её подвергали старшие щенки, и редкая шерсть плохо спасала от пчелиных укусов. К счастью, пчелы скоро улетели, так же внезапно, как и появились. Несомненно, они покусали многих собак, но, судя по всему, тем это нисколько не повредило. Соло на некоторое время спряталась в нору.
Соло всегда с огромным интересом обнюхивала землю, где взрослые собаки отрыгивали мясо, и если находила кусочек, проглатывала его с жадностью. Но объедки попадались ей очень редко: ими питалась Фея — ведь, кроме них, ей почти ничего не перепадало. Собаки до сих пор не делились с ней пищей, только Брут изредка нарушал этот бойкот. Соло уже достигла того возраста, когда щенок должен получать довольно много мяса. С тех самых пор, как она впервые вышла из норы, она постоянно пыталась урвать свою долю, но, хотя никто специально не обходил при дележе дочь Феи — в этом мы были уверены,— Соло была всё-таки слишком мала, а кругом толкалось столько щенков, гораздо более крупных и подвижных, и они каждый раз прибегали раньше неё.
Однажды, когда щенки неслись наперегонки к вернувшемуся с удачной охоты Распутину, Соло, спотыкаясь о невысокие куртинки травы, ухитрилась добраться до него одновременно со всеми. В общей толкотне она оказалась как раз там, где нужно, когда Распутин отрыгнул мясо. Соло схватила большой кусок и начала уплетать его. Старшие щенки, прозевавшие или уже проглотившие свою долю, пытались вырвать у неё мясо, но она раз за разом отдёргивала голову и сохраняла свою добычу. Она стала уходить, крепко держа мясо в зубах и жуя на ходу. Двое старших щенков погнались за ней, но Соло не отдала взятый с бою кусок. После этого случая она почти всегда ухитрялась получить свою долю наравне с другими, так что скоро уже питалась лучше, чем мать.
Немного погодя — возможно, получая больше пищи, она стала сильнее — Соло в первый раз в жизни оказала сопротивление щенкам Ведьмы, когда те налетели на неё, чтобы по привычке позабавиться любимой игрой. Как-то утром Соло вышла из норы, и когда большой щенок попытался схватить её за хвост, она обернулась и цапнула его за нос. Щенок отскочил и затряс головой — видно, зубки у Соло были острые. Он уселся, посмотрел на Соло, потом опять подскочил, вознамерившись дёрнуть её за ухо. И снова она кинулась вперёд и вцепилась в его чувствительный нос. Щенок опять отскочил, поглядел на неё некоторое время, отошёл и улёгся в сторонке.
Так начались новые отношения Соло с её более крупными соседями по логову. Конечно, щенки Ведьмы не отступились от Соло и иногда ей ещё от них доставалось, но они начинали всё больше и больше уважать маленькое решительное существо, у которого так много упорства и такие острые зубы. Соло перестала быть покорной и беззащитной игрушкой, с которой можно было обращаться как угодно, она превратилась в маленькую гиеновую собаку, в товарища, с которым необходимо считаться. С тех пор Соло стала отдыхать вместе со старшими щенками, когда они укладывались своей обособленной щенячьей группкой. И впервые в жизни даже стала сама затевать возню.
Щенки Ведьмы росли как на дрожжах. В два с половиной месяца им уже не терпелось разведывать мир всё дальше и дальше от дома — они стали настоящими любителями приключений. Иногда они затевали игры в двадцати-тридцати метрах от норы. Нередко, когда они пускались в путь, вынюхивая что-то на земле, прыгая за насекомыми, бросаясь в погоню за подвернувшейся ящерицей или грызуном, за ними пыталась увязаться и Соло. Но по сравнению с другими щенками она казалась совсем маленькой — ведь она была на целый месяц моложе, да и отстала в развитии из-за недоедания в раннем возрасте. Частенько, пробивая себе дорогу среди зарослей паслёна, путаясь лапами в стеблях и корнях, она теряла не только своих спутников, но и дорогу к дому. В конце концов она останавливалась и, опустив голову, принималась звать на помощь. Иногда на выручку дочери приходила Фея, но чаще первой поспевала Иезавель.
Иезавель больше не носила Соло к своим однопомётникам. Теперь она обычно хватала её — как и раньше — за ухо или за лапу и бросала к другим щенкам. А когда те налетали на Соло и принимались таскать её за что попало — это они частенько себе позволяли,— Иезавель, казалось, охватывала какая-то странная неуверенность. Она некоторое время молча наблюдала возню, потом совала нос в самую свалку и начинала скулить. Однажды к щенкам подбежала Фея, услышав особенно громкий вопль протеста, вырвавшийся у Соло. Ведьма отдыхала в норе — и вообще теперь, когда щенки подросли, она стала терпимее относиться к Фее. Но зато на Фею напала Иезавель, так оскалив зубы, что старшая самка поспешно отступила.
Впоследствии всё это повторялось в неизменном порядке, и часто Иезавель не давала Фее подступиться к собственному детёнышу. Матери приходилось дожидаться, пока молодая самка не отойдёт,— только тогда она уносила Соло обратно в нору. Но Соло, оказавшись наедине с матерью, начинала скулить — она скучала по старшим щенкам. Иезавель тут же неслась на помощь и возвращала её в буйную компанию.
И только в те дни, когда Ведьма и Иезавель отправлялись со стаей на охоту, Фея могла вздохнуть свободно, не боясь преследований своих собратьев. По правде говоря, щенки Ведьмы не очень-то церемонились со своей нянькой, но Фея готова была терпеть что угодно, лишь бы рядом не было их властной матери. Она была свободна — бродила, где хотела, в поисках объедков, возилась, как хотела, со своим собственным щенком.
Должно быть, Фея была почти всегда голодна, но она никогда не проявляла желания покинуть свой пост у логова и увязаться за стаей. Ведьма охотно убегала, а Фея с удовольствием оставалась присматривать за щенками. Она делала важное дело: с тех пор как Ведьма принесла щенков, не проходило ночи, чтобы одна или несколько гиен не шатались возле логова. Как-то ночью все щенята сидели в норе, а Фея спала снаружи, у входа. В кустах послышался лёгкий шорох. Постепенно он становился громче. Показалась гиена — опустив морду, она обнюхивала землю: по-видимому, выискивала объедки или какие-то другие деликатесы, валявшиеся вокруг логова. Фея не пошевелилась, хотя казалось почти невероятным, чтобы она не слышала шаги и громкое сопение гиены. Гиена подходила всё ближе к норе и наконец сунула туда голову. Фея по-прежнему не шевелилась, а раньше она в таких случаях вскакивала и вцеплялась в круп непрошеной гостье. Должно быть, спала, как убитая.
Но гиена и не пыталась забираться в нору. Она подняла голову и стояла, оглядываясь по сторонам. Несколько секунд она не сводила глаз со спящей собаки, потом медленно двинулась к ней, согнув лапы так, что брюхом едва не задевала землю. Она подползала всё ближе и ближе, пока её нос не оказался у самого крупа Феи. И вдруг, до отказа вытянув шею, гиена высунула язык и лизнула её под хвостом. Собака молнией взметнулась вверх и, извернувшись, бросилась кусать за круп удирающую гиену. С хохотом гиена поскакала прочь, сохраняя полусидячую позу, чтобы защитить свои чувствительные ляжки от укусов Феи. Отогнав гиену метров на двадцать, Фея остановилась, посмотрела вслед убегающему зверю, потом вернулась к норе и легла.
Помёт гиеновых собак — редкостное лакомство для гиен, и они готовы на всё, чтобы отведать этот деликатес. Возможно, именно это привлекает гиен-мародёров к норам гиеновых собак, хотя они, несомненно, не упускают и возможности схватить беззащитного щенка.
Глава восьмая
По мере того как сухой сезон вступал в свои права, гиены всё больше досаждали собакам стаи Чингиз-хана. Пока на равнинах с низкой травой паслись громадные мигрирующие стада, гиены каждый день наедались до отвала, как и все остальные хищники. Но вот трава засохла, зебры, гну и основная масса газелей ушли дальше, и хищникам стало гораздо труднее добывать себе пропитание. Многие гиены, охотящиеся на равнинах, перемещаются следом за своей мигрирующей добычей, они приходят в эти места за стадами и вместе с ними исчезают накануне сухого сезона; но есть гиены, которые ведут оседлый образ жизни, и им приходится вступать в напряжённую борьбу за существование в условиях жестокого бесплодия равнин в разгар сухого сезона.