Недели за две до рождения щенят у Ведьмы как будто снова началась течка: Распутин ходил за ней следом, и они несколько раз спаривались. Мы не знаем, отчего самка гиеновой собаки становится в это время привлекательной для самцов; насколько мне известно, это чрезвычайно редкое явление среди млекопитающих. Гиеновые собаки обычно проводят, жизнь в скитаниях по необозримым просторам, и самцам трудно усидеть на месте несколько недель подряд, дожидаясь появления щенков. Вероятно, будущей матери необходим ещё какой-то способ удержать стаю возле себя. В таком случае «ложная течка», привлекающая доминирующего самца, вполне достигает цели. Одно бесспорно — и Жёлтый Дьявол и третий самец в это время были очень привязаны к Ведьме, подолгу оставались возле неё, а иногда вообще не отходили от неё ни на шаг. Какой бы ни была причина, но это явление часто отмечалось среди щенных самок гиеновых собак — мы своими глазами наблюдали ещё два подобных случая.
Глава третья
Однажды вечером, когда догорел алый закат, собаки, как обычно, поднялись и приступили к обряду приветствия — они щебетали, как птицы, лизали и покусывали друг другу губы, виляли хвостами, прижимали уши. Чаще всего это означает, что стая собирается на охоту.
Случается, что несколько особенно нетерпеливых собак начинают будоражить других, пока те ещё мирно отдыхают. В таких случаях все собаки вовлекаются в общую суету, но через некоторое время снова ложатся и продолжают прерванный отдых. Нетерпеливые собаки иногда даже уходят, по возвращаются, увидев, что стая за ними не пошла. Немного позже они вновь повторяют свою попытку.
Однако в этот вечер нам казалось, что всей стае не терпится поскорее выступить в поход, и когда экстаз приветствий прошёл, собаки тронулись рысью и исчезли в наступающих сумерках. Но две из них остались на месте — Ведьма и Жёлтый Дьявол. Стоя бок о бок и негромко поскуливая, они смотрели вслед убегающей стае. Густые кусты скрывали располневший живот Ведьмы. Вдруг она опустила голову к земле и несколько раз позвала на помощь.
Стая уже отбежала метров на сто, и в полутьме собаки были едва различимы. Ведьма снова опустила голову, и её зов далеко разнёсся в вечерней тишине. В бинокль я видел, как Фея оглянулась. Но другие собаки, на секунду приостановившись, побежали дальше, и Фея, чуть-чуть помедлив, последовала за ними.
Ведьма в сопровождении Жёлтого Дьявола направилась было за стаей, по, не пробежав и десяти метров, остановилась и вновь позвала. На этот раз задержалась вся стая — собаки повернули головы в сторону норы. Ведьма некоторое время смотрела на них, затем тяжело поплелась к будущей детской. У входа она обернулась и стала пристально глядеть вслед стае.
Целый час ни Ведьма, ни стая не могли принять окончательное решение. Немного пройдя в сторону собак, Ведьма, за которой неизменно следовал Жёлтый Дьявол, каждый раз возвращалась к логову. Стая тоже время от времени прибегала назад, и некоторые собаки даже ложились. Вскоре какая-нибудь из них поднималась и решительно отправлялась в путь, а вслед за ней — и вся стая. Но отойдя на небольшое расстояние, собаки останавливались и оглядывались. Наконец они растворились в темноте, оставив Ведьму и Жёлтого Дьявола в одиночестве. Те молча стояли у входа в нору, всматриваясь в ночную тьму. Потом легли, и заросли содомского паслёна скрыли их от наших глаз.
Ночь была безлунная, и хотя звезды сияли ярко, их свет был слишком слаб, чтобы можно было что-либо разобрать. Через некоторое время я услышал, как кто-то тяжело протопал мимо машины, а потом стал с сопением принюхиваться. Я включил фары. Две гиены, толкая друг друга толстыми боками, стояли, засунув морды в нору.
Внезапно они с дикими, напоминающими истерическое хихиканье воплями, поджав хвосты, бросились одна за другой прочь от норы. Этот «хохот» выдал их страх — Жёлтый Дьявол совершенно беззвучно бросился на гиен и, быстрый, словно молния, стал кусать их за толстые зады. Только пыль взвилась в лучах фар, когда одинокий пёс бросился на врагов, и его рычание и щебет доносились до меня вместе с рёвом и хихикающими воплями гиен. Иногда слышалось лязганье зубов. У Жёлтого Дьявола было несомненное преимущество в скорости, но всё же он был один против двоих — Ведьма оставалась в норе.
Гиены, громадные самки, на этот раз оказались необычайно упорными. Я стал опасаться, что шум битвы привлечёт других гиен, во множестве водившихся в этих местах.
Внезапно в свете фар возникла одна тень, за ней другая. Мне показалось, что оправдываются мои худшие опасения и к двум гиенам подходит подкрепление. Но в круг света, возмущённо щебеча, вступали все новые и новые тени и сразу же бросались на гиен. Это вернулась стая Чингиза, и обе гиены с ужасным рёвом, поджав хвосты, дали стрекача, а собаки преследовали их и то и дело хватали за ляжки.
Утром Ведьма вышла из норы уже похудевшая. Она ощенилась ночью, может быть даже под аккомпанемент визгливого хохота и грызни. Мы знали, что её щенята — беспомощные существа с громадными ушами, ещё свёрнутыми и скомканными, как в чрево матери,— покажутся из норы не раньше чем через месяц.
Первые две недели Ведьма почти всё время проводила в норе.
Пока остальные собаки находились поблизости, она иногда выходила наружу, но не больше чем на пять минут — видимо, чувствовала потребность защищать своих беспомощных детёнышей. Подъехав поближе, мы иногда слышали слабые звуки, издаваемые малышами; взрослые собаки время от времени стояли у норы, насторожив уши и не сводя глаз с тёмного отверстия. Наверное, они тоже слышали попискивание новых живых существ.
Когда щенкам было два дня, мы увидели, что к норе осторожно подбирается Фея. Это нас удивило. В прошлом году Фея и Ведьма были связаны тесной дружбой, но теперь, когда четыре недели назад мы встретили стаю, нам стало ясно, что дружба сменилась ненавистью — по крайней мере со стороны Ведьмы. Доминирующая сука неотступно преследовала Фею, а та всё больше пресмыкалась перед ней. Часто она ложилась в сорока-пятидесяти метрах от стаи и даже на охоте старалась держаться подальше от Ведьмы.
И вот теперь Фея не только подошла к норе, но и забралась в неё! Это было тем более поразительно, что после появления щенков в нору осмелилась войти только одна собака — это был Распутин, доминирующий самец.
За своё вторжение Фея дорого расплатилась. Едва успев скрыться под землёй, она кубарем выкатилась обратно, а вслед за ней вылетела разгневанная мамаша. Выскочив, Ведьма набросилась на Фею и стала кусать её. Через некоторое время Фея вырвалась, отбежала метров на пять и распростёрлась на земле, всем своим видом выказывая крайнюю покорность.
Но это не остановило Ведьму. Она вновь напала на Фею, укусила её, та завизжала, на шум прибежали другие собаки и всем скопом набросились на подчинённую самку. Как только Фее удалось вырваться, она удрала от мучителей и метрах в ста улеглась зализывать раны. Пострадала она, по-видимому, не очень, но была сильно перепугана.
После этого Ведьма стала ещё чаще нападать на Фею. Выходя из норы, она, как нам казалось, смотрела, нет ли поблизости Феи, и, заметив её, тут же гналась за ней, а иногда и кусала. Фея же всё больше пресмыкалась перед Ведьмой, она просто из кожи вон лезла, демонстрируя покорность, как только поблизости оказывалась доминирующая самка, но все ухищрения были напрасны и не спасали её от нападений. Нередко и остальные собаки, примыкая к своей предводительнице, дружно нападали на Фею. Брут и ещё один самец, Потрошитель, как будто пытались иногда выручить Фею, но оба они стояли на нижних ступенях иерархической лестницы, и их попытки ничего не меняли. Фея ложилась ещё дальше от логова и ещё реже общалась с остальными собаками.
Примерно раз в сутки стая уходила на охоту. Вместе со всеми, не считая первого вечера, уходил и Жёлтый Дьявол, а Ведьма в одиночестве сторожила своих малышей. Время, которое стал проводила на охоте, зависело от того, насколько быстро ей удавалось загнать добычу. Иногда собаки возвращались с набитыми животами через какой-нибудь час. Но бывало, что они пропадали всю ночь и появлялись только утром. В этих случаях Ведьма обычно ложилась у входа в нору и, завидев собак, бросалась к ним навстречу. Последние пятьдесят метров до норы охотники пробегали, виляя хвостами, и, подбежав ближе, прижимали уши и опускали головы к земле. Ведьма, повизгивая, бегала от одной собаки к другой и лизала их в губы. Как правило, каждая собака в ответ быстро отрыгивала мясо для кормящей матери. Равнины вокруг логова всё ещё изобиловали добычей, и Ведьма, несмотря на своё вынужденное дежурство возле логова, оставалась гладкой и упитанной. Её тяжёлые, набухшие соски низко отвисали, и мы не сомневались, что её малышам всегда хватало хорошего, полноценного молока.
Когда щенкам было три недели, они словно магнитом стали притягивать некоторых взрослых собак — те часто по нескольку минут кряду стояли у входа, уставясь в темноту норы. Иногда по положению ушей и хвостов этих собак я догадывался, что щенята подбирались к самому выходу и посетители могли их разглядеть. Случалось, особенно после возвращения стаи с удачной охоты, что одна из собак отрыгивала мясо прямо в пору, так что щенки могли попробовать его на вкус ещё до того, как в первый раз вышли из норы.
Брут, самец, сопровождавший Фею, когда у неё была течка, почти не отходил от логова и, как видно, был совершенно очарован щенятами. Жёлтый Дьявол тоже часто лежал возле норы — должно быть, из-за старой дружбы с Ведьмой. Но больше всех в тёмную глубину норы вглядывался один из семёрки годовалых щенков, которые оставались в стае, несмотря на то что матери с ними уже не было. Это была самка по имени Иезавель.
В одно прекрасное утро из отверстия поры осторожно высунулась маленькая чёрная головёнка. Наведя бинокль, я разглядел большие свёрнутые уши и глаза, казалось, бессмысленно взиравшие на мир. Лоб щенка был изборождён глубокими морщинами, которые придавали его мордочке озадаченный вид. Иезавель, лежавшая возле норы, сразу заметила его и подошла. Напуганный щенок мигом скрылся под землёй, и Иезавель, постояв и поскулив возле входа, улеглась рядом. Она вся напряглась и не сводила глаз с отверстия норы. Через десять минут щенок — тот же самый или другой — неуверенно выглянул из норы, но когда Иезавель потянулась его обнюхать, малыш тут же скатился вниз.