Почти весь день Иезавель оставалась у входа в логово, а щенок то и дело выглядывал наружу, но стоило ей пошевелиться, как он немедленно исчезал. Однако мало-помалу малыши привыкли к Иезавели, и на следующий день, когда они вышли из норы, молодой самке удалось даже дотронуться до одного щенка, ковылявшего ей навстречу. Скуля и повизгивая, она облизала щенка с ног до головы. Почувствовав её язык на своей мордочке, щенок закрыл глаза и так скривился, что многочисленные морщины стали ещё глубже и можно было подумать, что он ужасно страдает.
Взвизгивание и щебетание Иезавели, тоненькие голоса щенков насторожили и других собак. К Иезавели присоединились трос однопомётников, правда, щенки при их приближении удрали в безопасное место, но вскоре вылезли обратно, и четверо подростков стали возиться с ними и вылизывать их. Фея, лежавшая далеко в стороне, вскочила и жадным взглядом следила за этой вознёй. Несомненно, ей очень хотелось принять участие в игре, но она не смела. Она постояла минут десять, насторожив уши, без умолку скуля и не спуская глаз с норы, и снова легла.
Следующим у норы появился Брут. В прошлом году Брут больше чем кто-либо из самцов проявлял привязанность по отношению к щенкам. Он терпеливо лежал, а щенята играли вокруг него и частенько кувыркались на спину, когда он принимался энергично вылизывать их. Но теперь, увидев, что он потихоньку подходит к щенкам, Иезавель бросилась навстречу, норовя вцепиться ему в шею. И пёс, который был старше и сильнее, так растерялся, что отскочил назад. Иезавель погналась за ним, оскалив зубы. А когда к ней на помощь подоспели однопомётники, Брут поспешил убраться подальше.
Во время этой стычки щенки, разумеется, попрятались в нору, но скоро вылезли, и четверо подростков продолжали вылизывать их. Потом трое из них отошли в сторону, предоставив Иезавели заниматься малышами.
Со временем стало ясно, что Иезавель так же очарована щенками, как Фея в прошлом году. Как и Фея, она прилагала все усилия, чтобы никого к ним не подпускать. Но если Фея делала это тактично, стараясь скрыть малыша, с которым играла, при приближении другой собаки, то Иезавель не признавала никаких церемоний. Она просто-напросто бросалась на каждую собаку, которая подходила чересчур близко, а иногда и кусала — всех, кроме Ведьмы и трёх своих сестёр. Но вскоре она получила первый урок. У неё хватило глупости броситься на доминирующего самца — Распутина. Он был настолько огорошен, что стал отступать перед ней. Неужели эта дерзкая молодая самка прогонит даже самого главного самца? Но секунду спустя Распутин рванулся вперёд, и Иезавель кувырком покатилась от него.
После этого случая она научилась уважать старших, и вскоре её поведение стало напоминать поведение Феи. Иезавель становилась между щенком и приближающейся собакой, иногда она даже ложилась на малыша, и он почти совсем скрывался из виду. Порой она понемногу, как бы совершенно случайно, оттирала плечом другую собаку.
Однопомётники Иезавели, хоть и не столь привязанные к малышам, много времени проводили у норы. Этот интерес к щенкам, безусловно, полезен молодым собакам — он даёт им возможность ознакомиться с приёмами воспитания, свойственными их виду. Молодой самке нужно много упражняться, чтобы научиться аккуратно носить щенка в зубах. Щенки Ведьмы служили «морскими свинками» не только для Иезавели и её сестёр, но и для некоторых молодых самцов, которые пытались ухватить щенят за лапы, за уши, даже за хвостики. И хотя щенки как будто не очень возражали против такого обращения, подростки постоянно попадали впросак: их ноша то тащилась по земле, а то и вовсе выскальзывала из зубов. Обучение подвигалось туго, и прошло больше двух месяцев, прежде чем годовалые собаки стали носить щенят более умело и ловко.
Я впервые увидел, как Иезавель пытается нести щенка, когда малышам было примерно четыре недели и Ведьма переводила их в другую нору. Для гиеновых собак, как и для шакалов и гиен,— это обычное дело. И причин тут может быть несколько: либо воздух в норе становится слишком тяжёлым, либо она оказывается тесной для подрастающего потомства. На этот раз Ведьма выбрала и расчистила нору, находившуюся всего в двадцати метрах от первой, хотя обычно перебираются по меньшей мере метров на пятьдесят.
Переселение началось ранним утром. Ведьма прихватила щенка за шкурку на пояснице и понесла. Дойдя до второй норы, она сунула его внутрь и пошла обратно. Щенок впервые в своей ещё очень короткой, лишённой всяких опасностей жизни оказался совершенно один. Он выкарабкался из незнакомой норы, растерянно огляделся и завопил. Ведьма была на полпути между норами. Она остановилась, послушала и несколько неуверенно продолжала идти вперёд. Покинутый щенок звал на помощь всё громче и отчаянней, и собаки, отдыхавшие поблизости, вскочили и стали смотреть на него. Фея, стоявшая в сотне метров от крайних собак, рванулась, готовая бежать к малышу, но поглядела на Ведьму, остановилась и заскулила. Тут Ведьма, словно не в силах выносить вопли щенка, повернулась, бросилась к нему, подхватила и отнесла к остальным. И почти сразу же схватила за загривок другого щенка и понесла его в новую нору. Стоит ли удивляться, что повторилось всё то же самое. Ещё полчаса мать таскала одного щенка за другим в новое логово только для того, чтобы перенести предыдущего обратно в родную нору, когда у неё уже не хватало терпения слушать его отчаянные вопли.
Но в конце концов у Ведьмы как будто выработалась устойчивость к этим призывам на помощь. Впервые она не обратила внимания на крики одинокого щенка, несущиеся из нового логова, пока не подхватила следующего у старой норы. Вопли щенка стали ещё громче. В этот момент и вмешалась Иезавель. Она слонялась вокруг с самого начала переселения, не решаясь соваться к Ведьме с щенками. Но тут она понеслась к визжащему щенку, схватила его за ухо и наполовину понесла, наполовину поволокла к родной норе. По дороге она встретила Ведьму, которая несла другого щенка. И снова, когда Ведьма положила свою ношу, у норы оказался один-единственный щенок. Ведьма продолжала оставаться глухой к его воплям, пока подбирала следующего щенка, и опять Иезавель явилась на помощь. Но на этот раз она оказалась ещё более неловкой. Когда она попыталась взять в зубы щенка, он каким-то образом вывернулся и упал обратно в нору. А когда Иезавель примеривалась в третий раз, к норе подошла Ведьма с очередным щенком. Теперь у норы было два щенка, они перестали вопить и принялись, ковыляя, исследовать новую обстановку. Иезавель осталась с ними — дополнительное утешение, нечто знакомое в незнакомых условиях.
В то время мы ещё точно не знали, сколько у Ведьмы щенков: они никогда не выходили все сразу, не отходили от входа в нору и кормились по-прежнему в её тёмной глубине. По нашим соображениям, их там было не меньше восьми, но возможно, что и больше. Наконец-то нам представилась блестящая возможность пересчитать их всех, одного за другим, когда Ведьма терпеливо перетаскивала их в новый дом.
Десять… одиннадцать… двенадцать… тринадцать… четырнадцать… Вот это помёт! Мы ожидали одиннадцати, ну самое большее двенадцати штук. А в старой норе всё ещё виднелись маленькие чёрные щенята. Потрясающе! Семнадцать… Восемнадцать… Послушайте, да это же невозможно! У меня проснулись подозрения. А когда получилось, что Ведьма несёт тридцать третьего щенка, я понял, что меня одурачили. Возможно, Ведьма и сама попала впросак. Ясно, что старая и новая норы были связаны под землёй. И как только один щенок случайно пробрался обратно в старую нору, он оставил отмеченную запахом дорожку для остальных, и они поползли за ним. Щенки выбирались на поверхность у старой норы, а мать, увидев, что нужно переносить следующего щенка, хватала его и старательно переправляла в новую нору.
Перенеся щенка через заросли содомского паслёна в девяностый раз, она то ли была уже не в силах продолжать, то ли просто решила, что всему есть предел. Но так или иначе, в этот день она щенят больше не таскала.
После того как Ведьма в последний раз перетащила щенка, она словно впервые заметила Фею. Казалось, какая-то неодолимая сила влечёт подчинённую самку всё ближе и ближе к тому месту, где происходило переселение. Почти неприметно она подобралась к центру этой деятельности. Ведьма, поглощённая материнскими заботами, как будто ничего не замечала. Но теперь, хотя Фея уже успела отойти и улечься метрах в тридцати, Ведьма вдруг замерла, уставилась на неё и неторопливо двинулась вперёд. Фея увидела приближающуюся Ведьму и распласталась в зелёных зарослях. Ведьма продолжала подходить очень медленно и в полном молчании. Она двигалась, слегка согнув лапы и аккуратно, спокойно ставя каждую лапу между кустиками паслёна. Подбираясь всё ближе, Ведьма, казалось, скрадывает какую-то добычу, а её красные глаза так и сверкали под чёрными надбровьями. Внезапно она кинулась вперёд и вцепилась зубами в спину Феи. Та с громким визгом бросилась бежать. Ведьма выплюнула клок шерсти, посмотрела на убегающую Фею и вернулась к своим щенкам.
К этому времени беременность Феи уже сильно бросалась в глаза — и вправду, ей предстояло стать матерью в ближайшие дни. Поначалу она выбрала пору в трёхстах метрах от норы Ведьмы и много часов подряд возилась там, убирая и готовя жилье для будущих щенят. На следующий день после неудавшегося переселения Ведьмы Фея ушла со стаей на утреннюю охоту.
Но на этот раз собакам не повезло. Равнины с каждым днём становились суше, и травоядных животных попадалось всё меньше. Дважды стая бросалась в погоню за газелями Гранта, но оба раза легконогие молодые самцы оказывались резвее собак.
Собаки отдыхали, когда Фея вдруг вскочила и решительно побежала в сторону, время от времени оглядываясь через плечо. Я подумал, что она отправилась на поиски новой добычи; возможно, так показалось и некоторым собакам. Как бы то ни было, они побежали следом за ней. Фея повела собак к небольшому содовому озеру, возле которого росли две акации, бросавшие прохладную тень, а кустики содомского паслёна были сочными и зелёными. Некоторое время она бродила, принюхиваясь, а потом нырнула в нору. Из-под земли донеслось ворчание — беременная самка очень часто ворчит, приготавливая логово для своих щенят. Но ведь эта нора находилась в пяти километрах от логова Ведьмы. Неужели Фея пренебрегла этим?