Юноша растерянно посмотрел на отца. Сергей Николаевич сам был поражён такими размышлениями и подсказать ничего не мог.
— Не знаю, — наконец выдавил Артём. — Может, её и не было никогда.
— Понятно… — Фёдор Кузьмич резко отстранился. Достал из кармана энцефалитки чёрную, скрученную по краям шапку, прикрыл ею макушку бритой головы. — Ну что же, ждём от вас четвёртую примету. Останется всего две. Разгадка всех тайн близка, не так ли?
Как только Очир закрыл вход в палатку, Артём стал торопливо нашёптывать маме о ночном появлении Солонго, о побеге, который она обещала устроить, о прорехе, через которую они должны были бежать, наконец о плане, который он вчера придумал.
— Это безумие! — шёпотом вскрикнула Марина Викторовна.
— Мама, умоляю! Всё будет хорошо.
— Я так не могу.
— Иначе мы тут все погибнем. Сама подумай, что будет, когда Нагибины найдут золото.
Мама вздохнула. Она понимала, что сын всё говорит правильно, но надеялась, что его план — не единственный путь.
— Я думала, ты доверяешь этому своему егерю.
— Доверяю, — кивнул Артём. — На свой манер. А вот его сыновьям не доверяю ни на грамм. Ты же видела, как они убили Ринчиму, видела, как Юра бил папу. Пожалуйста! Дорога́ каждая минута.
Марина Викторовна кивнула. У неё больше не было сил противиться. Теперь ей оставалось только рисовать, — точно и быстро.
Глава третья
К вечеру лагерь окунулся в облако комаров. Только что их не было, все спокойно сидели у костров, а тут принялись самозабвенно хлестать себя по щекам и голым щиколоткам. Больше всех страдал Джамбул, ведь ему связали руки. Марина Викторовна кормила монгола с ложки, попутно отгоняла комаров, но её саму так кусали, что невозможно было стоять на месте, приходилось дёргаться в странном, угловатом танце.
Появилась мошка́ — крохотные зловредные создания. Они были меньше комаров, но всё их тело, кажется, представляло собой обезумевшие от голода челюсти. Комар втискивал под кожу острый хоботок и довольствовался этим, а мошка выгрызала кусочки кожи, прежде чем прильнуть к сладкому соку капилляров. «Факт», — кивнул своим размышлениям Артём, торопливо расчёсывая укусы.
Здешний гнус был не чета городскому. В Иркутске привередливый комар ещё долго летает над человеком, присматривает себе удобное местечко для посадки. Потом разгуливает по коже, прощупывает участок, отлетает, если недоволен выбором, чтобы потом повторить попытку. В тайге всё иначе. Тут комар пикировал без разбора — с ходу впивался в кожу и начинал жадно, до остервенения напористо пить кровь. Казалось, он только присел, не прошло и двух секунд, а, прихлопнув его, Артём с удивлением обнаруживал красное пятно. Одним ударом он убивал до семи комаров и ещё больше мошки́.
Терпеть не было сил. Измучив себя пощёчинами, члены экспедиции разбежались по палаткам. Даже не стали тушить костры и доедать кашу с мясом кабарги.
Гнус успел набиться в палатку. Артём с мамой настойчиво убивали его — размазывали по тряпичным стенкам.
Легли в спальники и ещё долго расчёсывали следы укусов. Артём поглядывал на Чагдара. Охотник спокойно сидел у выхода в тамбур. Его, кажется, совсем не беспокоило нашествие гнуса. Толстая, загрубевшая на ветру кожа у бурята давно стала крепкой бронёй, которую даже таёжной мошке прокусить было непросто.
Артём прислушался. Шумела река, но это был не единственный звук. Прошла минута, прежде чем юноша различил гул. Тихий гул проводов. Шелест воды под напором в трубах. Далёкое соревнование тысячи сковородок, жаривших картошку. Это рокотало облако гнуса. Оно заполонило лагерь до отказа и теперь бесновалось, упустив добычу, не зная, как к ней пробраться.
Из соседней палатки прибежал Слава. В эту ночь ему было назначено сменить в карауле Чагдара. Артём до последнего надеялся, что Нагибины ослабят охрану, дадут себе и своим охотникам выспаться. В этом случае можно было бы отказаться от задуманного плана и не рисковать, но всё указывало на то, что он — единственная возможность сбежать.
Спали беспокойно. Марина Викторовна трогала сына за плечо, будто опасалась, что он исчез, оставил её одну. Ей так и не удалось переговорить с мужем. Оставалось во всём положиться на Джамбула.
В этот раз юноша лёг спать в одежде. Закрепил на поясе нож. Его отобрали в первый день плена, но сегодня за ужином вернули — Фёдор Кузьмич хотел подтвердить взаимное доверие. Артёму одному из всех пленников было доверено оружие, но с условием, что он его никому не передаст.
— Свой нож никому не отдавай, — улыбнувшись, промолвил егерь, — и нигде его не оставляй, разве что в теле противника. А пока что — режь мясо, ты же не зверь, чтобы грызть его, как твой отец.
Юноша понимал, что Нагибины не ждут от него угрозы, и хотел доказать им, что они неправы.
Начался дождь. Артём был уверен, что влага отпугнёт гнус, но комариный гул не прекратился. Вскоре юноша догадался, что это гудели комары, забившиеся под внешний тент. Остальные, конечно, улетели.
Вчетвером в палатке было тесно, и Слава ушёл спать у костра. Пока что сторожил Чагдар. При двух зажжённых светильниках он полудремал, смотрел в пол тяжёлым взглядом тёмных глаз.
Артём по-прежнему ждал сигнала от Солонго. Надеялся, что дождь усилится и опять скроет её следы. Но сигнала не было.
Сменился караул. Слава, в отличие от Чагдара, спокойно сидеть не мог. Укладывался на спальник, ворочался, чему-то тихо посмеивался, наконец снова садился. Подносил свечку к лицу Марины Викторовны, долго смотрел, что-то пришёптывал. Марину Викторовну пробирала дрожь от такого внимания, но она притворялась спящей.
Артём уже задремал, когда кто-то больно ткнул его в бок. Открыл глаза. На карауле Слава. Сидит с прикрытыми глазами, чуть покачивается. Мама спит. «Который час?» Не было никаких сомнений, что юношу ткнула Солонго — через палатку. Это был сигнал. Сонливость разом сошла.
— Хочу в туалет, — громко сказал Артём.
— Что? — всполошился Слава. Схватил ружьё. Нахмурился, понимая, что задремал на посту.
— Мне надо в туалет.
— Да что такое? — Слава, потягиваясь, весь скривился, захрустел суставами. — Спи давай, скоро рассвет.
— Мне надо в туалет! — ещё громче, с отчаянием заявил юноша.
— Да что ты заладил! — Слава выругался, потом тихо рассмеялся. — Ладно, не хватало ещё, чтоб наш проводник обделался.
На улице моросило. Слава растолкал спавшего под тентом Чагдара, отправил его сторожить палатку. Тот нехотя подчинился.
— Только без шуток. Вон кусты. Идём.
Юноша, пряча под куртку фотоаппарат, быстро зашагал вперёд.
Лагерь был хорошо освещён двумя кострами. Возле одного только что лежал охотник. Возле другого сейчас спал Юра Нагибин. Все четыре палатки были на виду. В дальней лежал Фёдор Кузьмич. В самой маленькой, двухместной палатке спал Тюрин. Его никто не сторожил. Храп профессора был лучшей гарантией того, что он не принесёт проблем.
Лошади, привязанные к деревьям, прятались выше по пригорку, отсюда можно было различить только их силуэты. Там должен был ночевать следопыт Очир, но его костёр отчего-то погас, а быть может, спрятался от стороннего взора.
Всё было спокойно. Артём на мгновение усомнился и в своём плане, и в том, что его разбудила именно Солонго. В конце концов, это мог быть только сон, а значит, своей неловкой попыткой он всё испортит. Да и что мог сделать четырнадцатилетний мальчик против взрослых охотников?
Остановившись за кустами, Артём ещё сомневался.
— Ну, долго ты там? — зевал Слава.
Решение никак не давалось. Юноша вновь и вновь судорожно обдумывал своё положение. Ловил последние секунды. В голову лезли глупые мысли об уютной кровати в иркутской квартире. О школьных друзьях, о футбольных матчах во дворе. Как же всё это было далеко и неправдоподобно!
— Да что ты возишься? — Слава толкнул Артёма в плечо.
Юноша улыбнулся в ответ. Мысли прекратились. Осталась только решимость. Сняв с шеи фотоаппарат, он промолвил:
— Лови.
Размахнувшись, со всей силы бросил камеру в прибрежный ёрник.
Слава оторопел. На мгновение схватил Артёма за плечо. Сжал его до боли, выругался.
— Ну ты дурак…
Хохотнув, бросился вперёд. План пришёл в действие. У Артёма было несколько минут. Найти камеру в зарослях карликовой берёзы ночью, без фонаря будет трудно.
Юноша бесшумно, сгорбившись, побежал к палатке. Малейшая оплошность могла всё погубить. Оставалось надеяться, что Сол сделает обещанное и поможет бежать остальным.
Артём вырвал колышки с той стороны, где лежала Марина Викторовна. Одним из колышков ткнул маму — сильнее, чем это требовалось. Мама чуть вскрикнула от неожиданности.
— Ты чего? — буркнул Чагдар и этим выдал своё точное положение.
От ёрника донёсся крик. Слава ещё не нашёл фотоаппарат, но сообразил, что тот был брошен неспроста, что его обманули. Понимал, что приметы важнее мальчишки, но всё же додумался разбудить остальных — закричал во весь голос. И, должно быть, вспомнил, что карту памяти юноша хранил отдельно.
Ни секунды промедления. Артём обежал вокруг палатки, вырвал дуги из креплений и всем весом обрушился на тент — в том месте, где слышал голос охотника. Хотел прыгнуть с ножом — ударить, проткнуть, вскрыть шею, вспороть, выпотрошить, — но не смог. Руки не послушались. Всё закрутилось, зашумело. Юноша не заметил, как отлетел в сторону — Чагдар почти мгновенно вскочил. Артём, не понимая, что делает, опять бросился на него. Охотник с яростным сопением махал руками, но этим лишь запутывал себя в ткани внутренней палатки. Марина Викторовна пальцами разорвала зашитую брешь в стенке и выбралась наружу.
Повторно закричал Слава, одновременно с ним завыл Чагдар. Грохнул выстрел. Юра, всё это время спавший у костра, вскочил на ноги. В палатке Фёдора Кузьмича загорелся свет. Это было последнее, что видел Артём в лагере. Схватив маму за руку, он помчался к воде.
Солонго просила бежать на свет луны, но в предгрозовой темноте не было видно даже звёзд. Артём и не думал об этом. Только бежал. Слышал, как колотится сердце, как горло рвётся от натужного дыхания. Боялся, что мама споткнётся и упадёт. Не знал, остановится ли, чтобы помочь ей. Ругал себя за эти сомнения. В голове разом проснулись все дремавшие мысли. Под шум побега и речной рокот они завопили на сотни глоток. Спорили, призывали убегать несмотря ни на что и помогать родителям издалека, как это делала Сол. «Только бы самому оказаться в безопасности». Ругались, кр