л на место.
К рассвету тучи стали рассеиваться. По небу растянулись светло-розовые бреши.
Появилась Солонго. Она принесла два ружья, коробку с патронами и топор. Спрашивать о том, как ей удалось выкрасть это из лагеря, не было времени. Джамбула ловкость дочери не удивила.
— Я-то думал, ты нам и лошадей раздобудешь, — улыбнулся Сергей Николаевич.
Девушка даже не посмотрела на него. Нужно было выдвигаться в путь. Все понимали, что погони им не миновать.
— И всё же мне интересно, где ты всему этому научилась? — не отставал Сергей Николаевич.
Солонго и в этот раз не ответила. О чём-то тихо переговорила с отцом, показала ему в сторону ближних скал и заторопилась назад.
— Ты куда? — удивилась Марина Викторовна.
— Идём дальше, — спокойно сказал Джамбул.
Артём на ходу всматривался в скалы, которые заинтересовали девушку. В рассветной мгле не замечал ничего интересно, а потом увидел. Один из камней вдруг развернулся и стал медленно удаляться. Юноша всё понял. Это был следопыт Очир. Он видел, куда направляются беглецы.
— Дело дрянь, — прошептал юноша.
Долго шли на подъём. Потом свернули на обсыпанный камнями гребень. Спустились в узкий распадок и опять стали подниматься.
— Постой! — Сергей Николаевич схватил сына за руку. — Где фотоаппарат?
— Я его выбросил.
— То есть как? — папа остановился.
— Идём, — поторопил их Джамбул.
— Нужно было отвлечь Славу. Иначе мы бы не убежали.
— Ты хоть понимаешь, что натворил! — крикнул Сергей Николаевич. — Как же приметы?!
— Нагибиным они не достанутся. Карта памяти у меня.
— А головным…
— Да, головным мозгом я подумал, — Артём отнял у папы руку.
— Что мы будем делать с твоей картой без фотоаппарата?! — не сдерживаясь, кричал Сергей Николаевич.
— Все приметы тут, — сурово сказала Марина Викторовна. Показала мужу свёрток с листками, который прятала под курткой. — И перестать кричать на сына. Он мне жизнь спас, а ты со своей статьёй.
— Марин, при чём тут статья…
— Это был наш план, — спокойно промолвил Артём. — Мама срисовала приметы. Все. Нагибины остались в дураках.
— Да, — кивнула Марина Викторовна. — Если б ты был чуть более внимательным, обратил бы внимание, что я на удивление долго рисовала для них четвёртую примету.
Юноша заметил, до чего пристально, почти злобно монгол посмотрел на рисунки в маминых руках. Взгляд был мимолётным, быстро сменился безразличием.
— Нельзя останавливаться, — Джамбул зашагал вперёд.
Все последовали за ним.
— Ты молодец, — Сергей Николаевич сдержанно потрепал сына по голове. — Надо было сразу сказать. Я уж думал, мы остались без примет.
Артём пожал плечами.
— Ладно тебе, не дуйся. Ты правда молодец. Мы должны найти золото Дёмина. Ради твоего дедушки. Ради твоей мамы. Нельзя же после всего случившегося возвращаться с пустыми руками, так и не узнав, что там нашёл наш Корчагин… У тебя был хороший план. Просто нужно было предупредить меня. Ты спас приметы. Я спас записи Корчагина. Вот, — Сергей Николаевич показал замотанные в пакет листки. — Правда, дневник остался у Нагибиных, ну так в нём ничего важного нет.
Папа хотел сказать что-то ещё, но в это мгновение их нагнала Солонго. Девушка повела Джамбула вперёд, по каменному хребту, остальные поторопились за ними.
Небо утратило чёрную тяжесть, но по-прежнему было затянуто облаками. Справа от хребта начинался спуск к реке, через которую этой ночью бежали пленники, а слева стыло настоящее море тумана. Его берег начинался у самых ног Артёма. Туман был молочно-белым и настолько густым, что не удавалось заглянуть в него даже на несколько шагов вперёд. Юноша не мог сказать, идёт ли там хребет на возвышение или так же, как справа, уходит вниз.
Солонго о чём-то спорила с отцом. Джамбул явно не соглашался с тем, что она говорила.
— О чём они? — Сергей Николаевич спросил Тюрина.
— Не знаю, — пожал плечами профессор.
— Ты ж у нас знаток монгольского!
— Они говорят не по-монгольски, — профессор на ходу пощупывал щетину, пучками поросшую у него на подбородке.
— На бурятском, что ли?
— Нет, не на бурятском.
— На каком же тогда?
— Не знаю, — как-то уж чересчур самодовольно отмахнулся Тюрин. — Но это интересный язык. Красивый…
— Ну тебя, — Сергей Николаевич в свою очередь махнул рукой, подумав, что профессор окончательно потерял рассудок.
Ветер донёс до беглецов обрывки слов и цокот копыт. Погоня уже была на этом берегу. Нагибины поймали коней и взяли след.
— Туда! — неожиданно скомандовала Солонго, указывая на туман.
Джамбул что-то строго сказал ей.
— Иначе нас всех схватят! Это единственный шанс! — девушка отвечала по-русски.
Когда цокот копыт и грубые окрики усилились, монгол кивнул:
— Идём.
Он первый вошёл в туман. Сразу утонул в нём по щиколотку, затем — по колено, наконец скрылся целиком. По эту сторону хребта тоже был спуск. Остальные последовали за ним. Старались идти поближе друг к другу, чтобы не потеряться.
Сумеречная мгла. Артём вытягивал руку и видел, как она тает. Не было ни гор, ни утреннего солнца. Только влажный туман. Всё стало воздушным, лишённым граней и точек опоры. Вечная свобода, в которой нет жизни — ей тут не за что зацепиться. В таком мире невозможно даже пари́ть. Здесь можно лишь падать. «Но о падении скоро забудешь, ведь никогда не упадёшь, не разобьёшься. Навсегда зависнешь в тумане, сам станешь туманом, — не то думал, не то шептал Артём. — Там, где нет граней, нет и человека. Такая марь пугает больше, чем замкнутый вид гор. Лучше видеть стены тюрьмы, в которую угодил, чем тонуть в мутной лживой свободе. Интересно, что бы дедушка сказал в ответ на такие мысли?»
Поначалу шли медленно. Нужно было привыкнуть к мгле. Артём держался за полы папиной куртки, папа не выпускал руки Марины Викторовны. Мама шла вслед за Джамбулом и Тюриным. Где была Сол, никто не знал. В следующее мгновение все замерли. Впереди, из самой глубины тумана, донёсся резкий, пронзительный крик.
— Что это? — со страхом прошептал Артём.
Ему никто не ответил.
Глава четвёртая
Идти в тумане было утомительно. Иногда он оседал холодным бусом[27], и тогда открывался вид на двадцать-тридцать метров, но затем туман густел, ограничивая обзор до десяти метров — всё, что находилось дальше, терялось в непроглядной дымке.
Под ботинками скрипели камни, ломались сухие корни. Начались останцы. Первые из них появились в тумане тёмными высокими глыбами. Одинокие колонны, расставленные по склону, будто руины древних дворцов или соборов. Когда-то они стояли гордо, осанисто, а теперь осыпались пыльной дресвой, расселись кряжистыми уродцами.
— Откуда они здесь? — прошептал Артём.
— Раньше тут лежало базальтовое поле. А потом выветрилось, промылось, — так же тихо ответила мама.
Говорить громко не хотелось, будто беглецы в самом деле шли по развалинам могучего храма.
Выходя к одиночному останцу, Джамбул знал, что его можно обогнуть с любой стороны. Вёл туда, где было меньше завалов. Всё это напоминало передвижение по шахматной доске — нужно было огибать чёрные клетки; с какой стороны ни пойдёшь, обязательно упрёшься в новый останец и вынужден будешь опять искать обход слева или справа.
В ясную погоду идти тут было бы несравнимо проще — поднимайся каждые полчаса на ближайшую скалу, изучай открывшийся вид, выбирай наименее извилистый путь. Но в тумане со скалы разглядеть что-либо было невозможно. Приходилось идти вслепую, не просчитывая шаги. Порой Джамбул в упор не замечал, что, свернув направо, направляется к завалу, в то время как слева можно было бы пройти по ровному откосу.
Чем дольше Артём всматривался в туман, тем больше его пугался. Ему начинали чудиться низкорослые люди, бегающие на четвереньках и неожиданно пропадающие, ныряющие в землю, как пловцы в воду.
Когда повторился крик, Артём замер. Прислушивался, пытаясь понять, откуда он донёсся.
— Что это? — спросил юноша.
— Ты чего? — отозвался Сергей Николаевич.
— Слышал крики?
— Да. Зверь какой-нибудь… Давай, не отставай.
Джамбул остановился. К нему из белёсой мглы вышла громадина тупика. Это был ребристый останец, горизонтально пересекавший путь беглецов. Он мог тянуться несколько километров, а потом и вовсе упереться в непроходимый гребень. Джамбул старался разглядеть обход, но и слева, и справа видел лишь тёмный силуэт стены. Выбрал путь наугад. Понимал, что ошибиться будет обидно — блуждать вдоль останца больше часа, когда с другой стороны есть короткий и не заваленный осколками обход.
Порой лучшим вариантом оказалось бы карабкаться наверх — перевалить через расселину в невысокой стене и спокойно идти дальше, — но в тумане невозможно было подгадать удачный подъём. Дважды монгол заводил беглецов на пыльную осыпь. Одолев сотню метров трудного перевала, упирался в вертикальный откос и вынужден был вести всех назад.
— Теперь понятно, почему Джамбул не хотел идти этим путём, — запыхавшись, сказал Сергей Николаевич.
— Если бы пошли по прямой, нас бы давно поймали, — ответила Марина Викторовна.
— Что правда, то правда. Поймали бы, напоили чаем и дали наконец поспать в тёплых спальниках, — пробурчал Тюрин.
— Очень смешно.
Ветер усилился, но остался почти бесшумным. В нём выкручивались липкие клубы тумана. Становилось холодно. Вымокшие на переправе беглецы начали зябнуть, несмотря на постоянное движение.
— На лошадях тут было бы проще, — вздохнул Артём.
— Лучше на оленях, — над самым ухом отозвалась Солонго. Юноша и не заметил, как она появилась.
— На оленях? — удивился профессор. — Странно слышать это от монголки. Тебе не кажется?
— На оленях тут действительно проще ходить, — вмешался Джамбул. — И в тайге на оленях проще. У них есть рога.
— И что?