— Сюда бы гончака[29], — пережёвывая мясо, говорил Сергей Николаевич. — Можно было бы сходить потрогать фазанов.
— Тут не бывает фазанов, — отозвался Тюрин, рукавом рубашки размазывая жир по щекам.
— Ну, тогда филинов.
— Филинов тоже нет.
— Да что ты докопался! Кто-то же здесь водится?!
— Куропатки, глухари, рябчики, — ответил профессор.
— Ну, значит, глухарей.
— Ты хоть отличишь обыкновенного фазана от глухаря? — усмехнулась Марина Викторовна.
— На вкус?
— На цвет!
Все рассмеялись. Настроение после вчерашней круговерти явно улучшилось. Лишь Сергей Николаевич жаловался на то, что остался без сигарет — последняя пачка вымокла на переправе.
— А ещё тут должен встречаться чёрный козёл. Та ещё громадина, — добавил профессор, с сожалением осматривая свои перепачканные ботинки. — Но охотиться на него сложно. Только патроны сгадишь.
— Да, с зайцем проще, — Сергей Николаевич, покончив с мясом, теперь жадно облизывал пальцы. — Его можно и самотопом поднять, никакой собаки не надо. Главное, целиться хорошо.
Марина Викторовна, не сдержавшись, рассмеялась в голос.
— Ты чего? — удивился муж.
— Да так. Охотнички сидят тут, болтают. А сами и стрелять-то толком не умеют.
— Во-первых, умеют, — Сергей Николаевич махнул рукой. — Во-вторых, в охоте разбираются. Не знаю, как Мишаня, а я с отцом на тяге вальдшнепов стрелял. И не раз.
— Помню-помню. Стрелять — стрелял, а домой вместо птицы принёс статью.
— Это уже детали.
— Так сказать, придирки, — уточнил Тюрин.
— И статья хорошая получилась.
— Главное, что сытная, — Марина Викторовна опять рассмеялась. Муж хотел возразить, но тоже рассмеялся.
— Нагибины? — коротко спросил Артём. Этот вопрос сразу ослабил общую весёлость.
— Сидят на острове, — ответила мама.
— Двое сидят, — пояснила Солонго.
Юноша понял, что девушка опять ходила в разведку.
— Один — Слава, другой — Чагдар.
— Остальные?
— Не знаю. Не видела.
— Может, утонули?
— Вряд ли, — вздохнул Сергей Николаевич. — Такое не тонет.
— Это точно, — кивнула Марина Викторовна.
— Сутки у нас точно есть, — заметил Джамбул. — Достаточно, чтобы оторваться и запутать следы. Если повезёт, двое суток.
После обеда вышли в путь. Идти, несмотря на боль в ногах, было приятно. Всех ободрило то, что Нагибины попались в ловушку. Больше всех радовался Сергей Николаевич, сказал, что обязательно опишет это в статье. Жалел только, что нет ни видеокамеры, ни фотоаппарата. Сказав это, покосился на сына.
До полудня шли по руслу реки, а к вечеру стали подниматься на перевал, который тут был единственным доступным выходом из долины. Все понимали, что искать приметы будет сложно, но пока что не хотели это обсуждать. О том, чтобы повернуть назад в надежде вернуться на знакомую тропу и постепенно выйти к Шаснуру, никто не заговаривал.
На ночь остановились в лесистом распадке. Джамбулу удалось подстрелить дикого кабана. Грохот выстрела далеко разлетелся по долине, но сейчас этого можно было не бояться. Эхо разорвалось на множество глухих звуков, разнеслось по всем направлениям, перепуталось, искажённым вернулось назад и затихло где-то в вышине.
Наутро погода была туманной. Солнце поднялось маслянистое, крепкое. О недавнем ливне напоминали только разбухшая река и располневшие пошворы[30] в низине.
Экспедиция, теперь состоявшая из шести человек, выдвинулась к седловине[31] перевала и вскоре поднялась в низко висящее облако — светлое, лёгкое, совсем не похожее на туман в тарбаганьем городке.
Вперёд просматривались десять-пятнадцать метров. Остальное пространство было затянуто дымкой. Подъём в пустоту. Иногда сверху проглядывал уступ. Казалось, что он и есть желанная седловина, но забравшись на него, путники быстро понимали, что это лишь очередная гигантская ступень горной лестницы. До перевала было далеко.
Тихо. Ни ветра, ни живности. Всё меньше травы. Твёрдая земля и камни.
Когда подъём становился слишком крутым, Джамбул вёл экспедицию серпантином. Следом за проводником шли Артём и Сергей Николаевич. Марина Викторовна и Тюрин — последние. Сзади их подгоняла Солонго.
Юноша останавливался, всматривался вглубь тумана, будто там могли появиться всадники. Никого не видел.
Вышли из облака. Слева проглянула гора. Ярко светило солнце. Стало жарко. Артём снял куртку, но уже через несколько минут должен был вновь надеть её — почувствовал, как мёрзнет влажная спина.
Юношу оглушали собственные шаги. Разговаривать на подъёме было сложно. Приходилось всё важное говорить в конце фразы. Поначалу папа или Джамбул слышали сам факт того, что Артём говорит, останавливались, прислушивались и как раз узнавали всё, что он хотел сказать. Если юноша начинал фразу с главного, то приходилось повторять. Поднимаясь на перевал, он думал об этом, выводил для себя идеальную формулу разговора в таких условиях, и это отвлекало от усталости.
Поднялись на очередной уступ. Теперь река виднелась далеко внизу, тоненькая, спокойная. Не верилось, что она могла стать для кого-то непреодолимым препятствием. Острова вовсе не было видно, его давно загородили скалы. Вокруг клубился туман, однако он не мешал, сторонился путников. Подул холодный ветер, пришлось застегнуть молнию до самого подбородка.
Седловина лежала близко, но теперь путь был засыпан камнями. Шли по осыпи. Даже самый крепкий валун пошатывался под весом Артёма. Шагать было неудобно. Юноша боялся упасть.
Гора слева играла с ним в прятки. То скрывалась в тумане, то выглядывала.
Артём будто шёл по размолотой в крошку пемзе. Ноги проваливались в мелкую гальку. Он часто останавливался перевести дух. На зубах скрипел песок. Тут было пыльно. Ветер задувал в лицо.
Оглянувшись, Артём увидел, что родители и профессор остались далеко внизу. Они теперь сидели, отдыхали. Солонго стояла рядом с ними, не отходила ни на шаг. Артём не хотел их ждать. Зашагал вверх, вслед за монголом.
Приятно было чувствовать силу, выносливость собственного тела. «Весь мир принадлежит мне: от снежной вершины Эвереста до тёмных глубин Марианской впадины», — с улыбкой думал он. Счастливый, прикрывал глаза и видел земной шар, весь раскрашенный яркими цветами. На нём не было ни серых, ни чёрных пятен. Даже Сирия с Палестиной посветлели жёлтыми оттенками. «Ведь там тоже есть горы».
«Настоящее счастье — это когда твой мир тебе принадлежит», — подумал юноша и смутился, не зная, слышал ли эту фразу от дедушки или сформулировал её сам.
Наконец поднялись на седловину. Не меньше часа ждали отставших. Потом ещё полчаса отдыхали с ними.
— Нужно идти, — промолвил Джамбул.
Остальные покорно кивнули. Даже у взмыленного, раскрасневшегося Тюрина не был сил спорить и просить о дополнительных минутах привала.
Спуск был долгим. Артём с опаской наступал на осыпа́вшиеся глыбы. Они шатались, ломались. Иногда приходилось передвигаться ползком. По мелкой гальке шагать было приятнее. Юноша скользил через неё, как через песок: не поднимая ног, продвигал их вперёд, спускался быстро и шумно.
Ветер холодил шею. Артём набросил капюшон. Ветер задувал в него, гудел так, будто рядом работала лесопилка или заводили трактор.
Юноша обнаружил, что у него отекли кисти рук. Распухли пальцы.
— Это от высоты, — сказала мама, теперь не отстававшая от сына.
Спуск закончился задолго до заката. Экспедиция оказалась на покатой границе очередной долины — просторной, лишь с двух сторон окружённой высокими горами, а в остальном стеснённой лишь лысыми макушками гольцов.
— Смотри! — Марина Викторовна схватила мужа за руку.
— Что там?
— Да смотри, — она указывала куда-то вперёд, в сторону одной из гор. — Ну конечно, ты же не видел! — Она поспешно достала из кармана целлофановый свёрток, в котором были спрятаны рисунки.
Артём уже понял, что привлекло мамино внимание. Гора с двумя волнистыми вершинами, глубокой, будто клином выбитой седловиной и заросшее лесом плато. Перед горой, словно ступеньки, выточенные для атлантов, спускались уступы скал. Это была пятая примета Дёмина.
— Так, значит… — не веря рисунку, проговорил Сергей Николаевич.
— Ну конечно! — Марина Викторовна, забыв об усталости, подпрыгнула и захлопала в ладоши. — Мы обошли сразу две приметы и вышли напрямик к пятой.
— Но как такое возможно…
— Ты здесь уже был? — Артём спросил у Джамбула.
— Нет. Так далеко я не заходил.
Юноша был уверен, что монгол ответит именно это.
— Странно… — прошептал Тюрин. — Какое совпадение.
— Да что вы все нахмурились-то! — обиделась Марина Викторовна.
— Значит, до тайны Корчагина осталась какая-то одна вшивая примета? — оживился Сергей Николаевич.
— Ну конечно! Мы уже близко!
— Ничего удивительного, — заключил профессор. — Перевал, по которому мы шли, был единственным в той долине. Дёмин, как и мы, выбирал оптимальный путь.
— Значит, и Нагибины пойдут по нему.
— Это да, — вздохнула Марина Викторовна.
Радость от неожиданной близости последней, шестой приметы, а затем и страх перед преследователями отвлекли всех от изначальных сомнений. И только Артём с подозрением косился на Джамбула. Видел, что монгол ничуть не удивлён тем, что они так быстро выбрались именно сюда, на площадку, откуда открывался зарисованный Дёминым вид.
Глава шестая
— Значит, осталась одна примета?
— Одна.
— Дай-ка посмотрю, что тут у нас.
Сергей Николаевич взял в руки последний рисунок.
— Так… Какое-то озеро.
— Необычное озеро, — добавила Марина Викторовна.
Озеро и в самом деле было необычное. В форме почти ровного овала, оно лежало, будто проткнутое посередине острой конической скалой. На вершине скалы, не меньше чем на десять метров поднимавшейся над поверхностью воды, была небольшая площадка. На площадке стояли два округлых валуна, из расщелины между ними вытягивалась берёза. Её ствол рос не прямо, а с небольшим отклонением, и пышная кудрявая крона нависала над озером — будто волосы девушки, искупавшейся в горной прохладе.