— Будем стоять у колодца и забрасывать камнями любого, кто оттуда высунется.
— У них ружья.
— И мой револьвер. Да… Наше ружьё осталось внизу…
— Долго мы тут не продержимся.
— Ну почему? Вода тут есть. От жажды не умрём. А без еды недельку-другую протянем. Будем ловить змей или пауков.
— Фу-у, — поморщилась Марина Викторовна.
— А в итоге всё равно умрём или сдадимся, — вздохнул Тюрин. — Нагибины могут караулить нас хоть до осени. У них-то с едой проблем нет.
— Да… Значит, будем надеяться на Джамбула.
— Он один.
— Их двое, — поправил Артём.
— Неважно.
— А Нагибиных осталось четверо. Шансы чуточку уравнялись.
— Да… — Марина Викторовна качнула головой. — Уже два племянника Бэлигмы погибли.
— Туда им и дорога, — повторил Сергей Николаевич и сплюнул на камни.
Тоннель сузился. Свод опустился, и теперь можно было рассмотреть его короткие сталактиты. Солнечный свет усилился.
Сергей Николаевич по-прежнему осматривал стены, надеясь встретить хоть какое-то ответвление или указание на близость золота, но ничего не находил.
Тоннель оканчивался проёмом, через который светило солнце. Поначалу он выглядел слишком узким, чтобы через него пролезть, но, приблизившись, путники увидели, что скальный пролом — не меньше трёх метров в ширину и только весь загорожен густым переплетением ветвей.
Сергей Николаевич заторопился вперёд. Следом пошёл Тюрин. Потом — Марина Викторовна. Артём помог маме продраться через кусты. В последний раз оглянулся. Вздохнул, вспомнив о Чагдаре.
— Артём! — тихо, испуганно позвала мама.
Юноша, встрепенувшись, кинулся в кусты. С такой скоростью вырвался из них, что чуть не полетел вниз, под откос. Сергей Николаевич и Тюрин едва успели обхватить его руками.
Экспедиция, отправившаяся по следам Корчагина, теперь стояла на узком скальном уступе. Отгораживаясь от солнца рукой, юноша посмотрел вперёд.
— Не может быть, — прошептал он.
Перед путниками открылась зелёная долина — огромный, многокилометровый котлован с бугристым заросшим дном, огороженный кручами высоких, будто белоснежных гор. Тысячи лет назад тут был кратер вулкана, который давно потух, расселся и превратился в просторную кальдеру[44]. Кипящие лавовые озёра успокоились, затвердели. Их занесло землёй, а потом затянуло лесом.
Путники всматривались в открывшиеся им просторы. Овальное дно кальдеры так густо заросло деревьями, что не удавалось разглядеть там ни одной прогалины. Почти в самом её центре стоял единственный великан-останец.
Вокруг дна шло чуть приподнятое кольцо холмов, где уже виднелись коричневые и зелёные проплешины. Между холмов блестели речки и продолговатые озёра.
Следующее кольцо было прерывистым. Оно сужалось голыми полянами, расширялось высокими перелесками. От него по невысоким обрывам к первому кольцу текли водопады.
Наконец, третье кольцо было самым широким. В нём перемешались леса, каменные осыпи, глыбы останцев, мелкие, соединённые протоками озёра. Окраина третьего кольца захватывала основания гор — там кусты и деревья росли среди курумов.
Дальше поднимались кручи, лишь местами испачканные зелёными оазисами глубоких террас, а в целом — выкрашенные в белое.
В горах напротив того места, где вышли путники, вздымалась глубокая покатая седловина. В других местах кальдеру окружили непроходимые хребты. Укромный, спрятанный в Саянах мирок. Скалами защищённый от случайных посетителей. Дикий и первозданный.
Но путников сейчас интересовали совсем не красота открывшейся долины, не удивительные контрастность и разнообразие её внутренних колец, не диковинный белый окрас отрогов. Их внимание было сосредоточено на окраине второго кольца, на вершине одного из холмов. Оттуда поднималась серая струйка дыма. Она была почти прозрачной, взгляд то и дело терял её, приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть её вновь. Поначалу Артём даже сомневался, видит ли эту струйку на самом деле или только обманывается из-за слепящего солнца. Но вскоре не осталось никаких сомнений. Это был дым от костра.
— Дедушка… — взволнованно прошептал юноша.
Часть третьяБелая гора
Глава первая
— Нашёл, о чём думать.
— А что? Мысли — они галдят себе, и пусть, кушать не просят.
— Ну да… Им только дай волю — всего тебя сожрут без остатка.
— Дослушай!
— Ну.
— Так вот. Пьяницу ругать много ума не нужно. Лежит в грязи, кряхтит, тут всё понятно. А с другим сложнее. И мужик хороший. И дело у него идёт. Дом стоит, машина есть. Детей, жену почти не бьёт. А пьёт, бывает. Ну, квасит себе. Приползёт домой, проспится — и опять нормальный. С чего бы такого мужика ругать? У нас, считай, таких берут за лучших.
— Будешь совсем трезвый — жена тебя первая не поймёт.
— Ну да! Ей ведь тоже хочется власть показать: поругать тебя, а потом простить.
— Есть такое.
— Ну да я не об этом. Суть вот в чём. Жить вечно не будешь, всех денег не заработаешь. Значит, дело не в богатстве. Зачем вкалывать, суетиться с утра до ночи, если разница в итоге будет не такая уж большая? Ну, надстроишь третий этаж, ну, купишь пятую машину. И ради этого убиваться? Нет. Раз уж нет ни старта, ни финиша, так и гнаться некуда. Был бы там какой финиш, где все очки подсчитывают и потом счастье на вес выдают, так я бы первый побежал, последние силы отдал.
— Как в картах. Последней хвалью набрал штуку — и сразу счастье.
— Ну да! Вот. Ну а если явной цели нет, значит, нужно брать удовольствие от процесса. Сделал себе комфортно, чтобы покушать, поспать, а там — не торопись. Расслабься, побалагурь.
— Ну и?
— Что?
— Чего спорим-то? Я не против.
— В том-то и суть: я так не могу! Думать-то думаю и соглашаюсь с собой, а не могу. Человек так не должен. Я ведь не животное. Вот кабарга. Ходит себе по лесу, траву щиплет, под солнцем греет спину. У неё счастье — под ногами, сейчас, в эту секунду. А человеку нужен результат. Нужно к чему-то стремиться. Понимаешь? У всего есть своя конкретная, вполне понятная цель, а тут вдруг — иди, наслаждайся процессом.
— Ладно, Слав, надоел уже. — Юра от досады ковырнул землю ботинком. Культёй мизинца стал тереть уголки глаз, иногда останавливаясь и внимательно осматривая культю, будто мог увидеть на ней что-то неожиданное. — Я думал, что-то путное скажешь, а ты опять…
— Да я же так, размышляю.
— Размышлять не всегда полезно. Если мысли кривые, так лучше семечки щёлкать — спокойнее будет. И тебе, и другим.
Слава пожал плечами. Поправил отросшую за последние недели чёлку. Ему казалось, что удастся сформулировать что-то важное, объяснить это брату и понять самому, но он вновь остался ни с чем.
Фёдор Кузьмич разговора сыновей не слышал — поглядывал в сторону, куда ушёл Очир. Следопыта не было уже три часа.
Очир брёл в обход старого курунга. Знал, что нужно возвращаться. Договорились с егерем о краткой разведке. Но следопыт не мог остановиться. Увидел человеческие следы и решил во что бы то ни стало выяснить, куда они ведут.
Это были следы от ботинок со странной подошвой — широкой, гладкой. Они петляли среди елей, спускались в овраги, пересекали речки, а теперь ушли под бурелом заросшего курунга. Тут когда-то горела тайга. Всё опало, осыпалось мёртвыми углями. Поверх гари вырос свежий лес, но корни новых деревьев держались слабо и при сильном урагане вырывались наружу. Так собралась непролазная чаща. Её обвило ивняком, черёмухой. Валежины и выворотни преграждали путь, складывались массивными крестами, шлагбаумами. Сплетения подлеска между ними тянулись витками колючей проволоки. В такую кутерьму даже медведь не сунется. Но странные следы ушли именно в этот бурелом и там затерялись. Очира тянуло вперёд любопытство. Ему не нравилось это место. Заросшая тайгой кальдера томила его дурным предчувствием, и неожиданная загадка для следопыта была замечательной возможностью отвлечься.
— Смотри, какая! — Слава, дождавшись брата, указал ему на птицу.
Небольшой упитанный рябчик носился возле кустов. Приближался к мужчинам, показывал светлую спинку, потом вдруг припадал к земле и как-то неловко, медленно ковылял в сторону.
— Птенцы рядом, — лениво промолвил Юра.
— Ну да, — согласился Слава, со свистом посмеиваясь в приплюснутый нос.
Рябчик выставлял охотникам пятнистые бока. Весь краповый, с серыми и коричневыми полосами, он и в траве был малозаметен, а на гальке со мхом вовсе пропал бы. Только брови были широко и неестественно подведены красным.
— Актриса, — хохотнул Слава.
Рябчик всеми силами изображал подранка. Надеялся, что охотники прельстятся лёгкой добычей и побегут за ним. Хотел увести от птенцов — минуту назад они беззаботно бегали по лужайке, пищали, а теперь попрятались по кустам.
Юра, заскучав, отошёл к пологому спуску. Он, как и отец, всё чаще поглядывал в чащобу, куда на разведку отправился Очир. Прошло уже четыре часа, а новостей от него не было.
Охотники стояли на границе, отделявшей густо заросшее дно кальдеры от первого холмистого кольца. Вчера днём, выйдя из пещеры, они заметили дым костра. Беглецы явно жгли сухие дрова, надеясь, что Нагибины их не заметят. Напрасно. Дымок был слабый, почти прозрачный, но для зоркого глаза различимый за много километров.
Нужно было скорее нагнать Переваловых. Вся эта погоня начинала утомлять. Смерть двоюродных братьев, Тензина и Чагдара, не расстроила Юру, однако он понимал, что поймать беглецов теперь будет сложнее. К тому же было неизвестно, куда подевался монгол со своей девчонкой. Очир заверял, что возле водопада их следов не было. Да и надпись на берегу озера была свежей. Значит, Джамбул бродил где-то по тайге и в любой момент мог прийти со спины. При этом Слава ночью божился, что видел в зарослях силуэт монгола. Ему никто не поверил. Конечно, гиганта Джамбула трудно с кем-то перепутать, но едва ли он прошёл бы из пещеры незамеченным, там караулил Очир.