ежду ними, не находила ни ила, ни земли. Значит, зыбун был глубоким.
Сама клетка по углам была зажата между четырёх столбов — сколоченных и обтянутых цепями сосновых брёвен, по три в каждом столбе. Они поднимались на два метра над поверхностью болота.
Вокруг клетки тянулись узкие дощатые мостки. От них к берегу вёл дощатый перешеек, также поставленный на сосновые столбы. На перешеек из клетки можно было выйти через дверку, висевшую на петлях из цепей и сейчас закрытую на амбарный замок.
Берег болота пустовал. Там не было ни людей, ни строений. Только дикое разнотравье и начинающийся невдалеке перелесок. Будто тюрьма здесь оказалась по какой-то ошибке или глупой шутке.
Юра, увязший в липкой тине, заметался у стенки. Стал дёргать её, пытался развести брёвна.
— Бесполезно, — отозвался Сергей Николаевич. — Пробовали. Тут всё крепко. Да и какой смысл тратить силы, пока мы на виду. За нами следят. Дождёмся ночи.
— Думаешь, тут не нашлось никого умнее? — Юра резко обернулся. — Сейчас мы на виду. Правильно. Так почему не показать свою слабость?
Сказав это, Юра замер. Осознал, что не понимает, кто и зачем поймал их в эту ловушку. Переваловы сидели вместе с ними, значит, и они тут жертвы. Тогда кто хищник в этой игре? Или это уловка? Переваловы поймали их, а теперь притворяются, сидят с ними, чтобы… Что? Юра мотнул головой. Совсем запутался в мыслях. Болело темя. Его неплохо расшибло.
— Предлагаешь показать, что мы в отчаянии? — оживился Сергей Николаевич. — Дёргать клетку, но не вкладывать всю силу. А что? В этом есть соль. Увидят нашу слабость и уже будут не так внимательно сторожить ночью. Ну так давай, чего ждём?
Сергей Николаевич начал вполсилы трясти стенку.
— Ну? — позвал он остальных.
Откликнулись только Артём и Слава.
Марина Викторовна молча следила за Юрой. Тот растерянно смотрел в пустоту. Его голову осаждали сотни мыслей, ни одну из которых он не признавал годной. Ни одна из них не объясняла их положение.
— Да успокойся ты, — Юра отдёрнул Славу от бревён. Тот ухнул в болото, раскидав тину по всей клетке. — Хватит! — Юра хотел отдёрнуть и Сергея Николаевича, но тот увернулся:
— Полегче. Мы теперь в одной лодке. Как в старые добрые времена. Дружная экспедиция в поисках сокровищ Дёмина и великого открытия доктора Корчагина.
Марина Викторовна, обняв прутья клетки, повисла на них. Юра заметил, как от слёз опухло её лицо. Артём стоял возле мамы и с подозрением поглядывал на Нагибиных. Только профессор Тюрин, всё это время державшийся в углу, выглядел довольным. Однако его довольство отдавало безумием. Глаза беспокойно бегали за грязными стёклами очков. Он что-то бормотал, тихо посмеивался. Иногда хватался за один из кармашков своей вымокшей жилетки, будто надеялся найти там что-то важное.
Пленников беспокоил гнус. Комары жадно летели в клетку, надеясь на лёгкую добычу. Приходилось постоянно отмахиваться, вышлёпывать себя по голове и рукам, а потом в раздражении окунаться в зловонную воду зыбуна, обмазывать себя тиной — после этого гнус на какое-то время отступал.
— Кто это сделал? — наконец выдавил Юра.
— Как? — делано удивился Сергей Николаевич. — Наш мудрый капитан ещё не понял?
— Отвечай.
— Тебя терзает страх неизвестности?
— Отвечай! — гаркнул Юра. Кинулся было с кулаками к Сергею Николаевичу, но сам себя успокоил: — Ты правильно сказал, мы в одной лодке. Не будем её расшатывать. Будем думать о том, как безопасно причалить к берегу.
— Такой подход мне нравится, — согласился Сергей Николаевич.
— Пусть всё будет как раньше. Как в старые добрые времена, — оскалился Юра. — Сейчас глупо что-то утаивать. Поделитесь тем, что вам известно. И мы вместе прикинем, что с этим делать.
— Говоришь как отец, — усмехнулся Слава.
— Ну, известно не так уж много… — признался Сергей Николаевич. — Нас самих сюда бросили пару часов назад. Правда, вам больше досталось. Нас хоть не лупили по голове. А мирно проводили сюда.
— Кто?
— Ещё не догадался?
— Нет.
— Это всё открытие нашего любимого Виктора Каюмовича. О котором он не удосужился сказать в записях. А мог бы хоть словечком обмолвиться, — Сергей Николаевич посмотрел на жену, будто она была виновата во всём случившемся.
— Говори ясней, — поторопил Юра.
— Ты лучше у профессора спрашивай. Он тебе объяснит во всех подробностях. Только это не поможет. Ну, давай, Мишаня, не стесняйся. Кажется, у тебя появились благодарные слушатели. Вы тут развлекайтесь, трепитесь, а я пока подумаю, как нам выбираться.
Юра успокоился. Почувствовал, что Сергей Николаевич, как бы он ни хорохорился, сам перепуган до дрожи. Чужой страх успокаивал.
Пришлось растолкать Тюрина, прежде чем тот понял, что к нему обращаются. Посмеиваясь, закусывая губу, профессор прошептал:
Всё это духи горные нам дали —
в тайге они нам нечто показали,
что дом имеет скрытый, земляной,
что спит зимой в постели моховой,
что, увидав, никак нельзя узнать,
а, застрелив, никак нельзя поднять.
— Что это?
— Загадка. Старая тофаларская загадка. Ничего особенного, правда?
— И какая тут отгадка?
В ответ Тюрин громче засмеялся. Даже прослезился — до того уморительным ему казался стишок. Протерев пальцами глаза, вздохнул. Повторил Нагибиным то, что уже успел коротко рассказать Переваловым. Из его слов стало понятно следующее.
В те годы, когда Восточный Саян не знал инородных завоевателей, здесь жило древнее племя карагасов. Их современных потомков принято называть тофами. Они и сейчас живут в северных пределах бывшей Тофаларии — богатого горного края. Настоящих тофов осталось не больше пары сотен. Да и эти люди едва напоминают своих прадедов.
Среди карагасов было несколько племён. Мирные кочевники, торговцы пушниной. Лишь изредка воевали с хакасами, да и то коротко, без особой крови. Почти все они покорились сначала китайцам, а потом русским, согласились выплачивать им дань. Так началось увядание карагасов. Завоеватели считали их дикарями. На то были свои основания. Те не знали ни скотоводства, ни земледелия. Жили охотой и дарами леса. Ясак[47] русскому царю выплачивали соболиными шкурками, другого спроса с них не было.
К восемнадцатому веку говорили о пяти главных улусах: Сарыккаш, Хаш-Тар, Кара-Чогду, Чептей и Чогду. Перечисляя их, Тюрин поочерёдно загибал пальцы левой руки. Заговорщицки посмотрел на Юру и не спеша продолжал:
— О шестом племени не знали даже самые дотошные шуленги[49]. Забыли. А ведь оно было самое сильное и самое развитое из всех карагасских племён. Наследники рода Чёрных медведей. Урух-Далх, — последнее название профессор произнёс с особенным удовольствием. — Они ушли из пределов Тофаларии задолго до того, как был построен Покровский острог — на том месте, где теперь стоит Нижнеудинск. А это был тысяча шестьсот сорок восьмой год. Понимали, что с русскими завоевателями им не совладать, и предпочли спрятаться. У них на это были свои особые причины…
С царской властью в Тофаларию пришли страшные болезни, о которых прежде карагасы даже не слышали. Больше всего жизней покосило не бремя ясака, а натуральная оспа. Прелестный подарок от новой власти. К середине девятнадцатого века от карагасов осталось только пятьсот душ. Потомки Чёрных медведей не зря ушли. Их бы постигла та же участь.
О том, какими были люди из племени Урух-Далх, почти ничего неизвестно. Только в китайских источниках остались краткие и малоинтересные описания. Гладкие чёрные волосы, карие глаза, круглое смуглое лицо, необычайная лёгкость всего тела из-за тонких и ломких костей. Жили в юртах, которые покрывали берёстой и лосиной кожей. Носили серебряные серьги, ожерелья из бисера. В пищу употребляли оленье мясо и совсем не ловили рыбу. Ели хлеб из сараны, пили травяной чай с жиром и солью. Ничего исключительного. То же можно сказать почти про всех карагасов. Единственной их особенностью было наличие своей письменности. Впрочем, в китайском источнике о ней упоминалось мало. Там приводилась лишь одна урухская запись — легенда о том, как медведь перевоплотился в человека.
Урух-Далх считались хранителями Книги судеб. Той самой, о которой так много написано в тюрко-монгольском эпосе. По легенде, они получили её от одной из увядающих ветвей тувинцев-тоджинцев. А те, в свою очередь, нашли Книгу «на самой глубине Небесного дна».
— Понимаешь, о чём это? Сибирские народы считали, что наше небо — это опрокинутая богами чаша. Она покрывает нас, словно купол. Любопытно, да? То есть «на самой глубине Небесного дна» может означать только одно — высоко в горах.
Я ведь тогда благодаря этой записи и заинтересовался урухами. И в Монголии, и в Туве, и в Китае Книга судеб всегда определялась как магический свиток, в котором можно прочитать о своём будущем. Герои эпосов хранили её в голове, в голени, в печени, даже в пятке, а когда требовалось — доставали, читали предсказания и пользовались ими. А тут — совсем другая картина.
Оживившись, Тюрин вдруг приблизился к Юре. Вцепился в его руку. Юра хотел оттолкнуть профессора, но, помедлив, смирился. Внимательно слушал дальше.
— Чёрные медведи называли себя хранителями Книги судеб. Но говорили, что в ней рассказывается о далёком прошлом, которое может повлиять на ещё более далёкое будущее. Чувствуешь разницу? Интересно, правда? И книга эта была записана на выделанных медвежьих шкурах. Это была большая книга. Такую в голень или в печёнку не запихнёшь. Она состояла из множества отдельных глав. Каждая глава — огромный том. Томов было так много, что для их хранения построили целый посёлок. Своеобразная библиотека, спрятанная где-то в горах. Любопытно, да?
Тюрин отпустил Юру. Задумавшись о чём-то, замолчал. Вернулся в свой угол, продолжил совсем тихо. Юре приходилось напрягать слух, чтобы разобрать его слова: