На третий день мальчик пошёл пасти оставшуюся овцу. Сразу вышел из-за кустов седой дед, поздоровался и сказал:
— Дай мне, хозяин, и эту последнюю овцу — получишь ещё третью собаку.
— Нет! — ответил мальчик. — Эта овца останется у нас, а то мы скоро не сможем и чулочка на ногу надеть.
— Глуп ты! — воскликнул седой дед. — Если у тебя будут три собаки, можешь загнать себе в дом каких хочешь животных. Стоит только сказать первой собаке: «Кусай!», второй: «Бери!», третьей: «Неси!» — и они принесут тебе хоть старого медведя из лесной берлоги. Тут и мать тебя больше не забранит, не накажет, а похвалит и по головке погладит.
Поменял мальчик свою последнюю овцу на собаку. И сразу приказал собакам поймать хорошего жирного оленя и принести домой. Не успел оглянуться, как олень уже дома — освежёван, чистый, только клади его в кадку и соли.
Нет, бобылка не бранила больше своего маленького сына. Ведь с той поры они не знали нужды и никого не боялись.
ПОМЕЩИЧЬЯ ЛОШАДЬ И КРЕСТЬЯНСКАЯ
Помещичья лошадь и крестьянская были большими друзьями — где бы ни встретились, всегда вежливо здоровались, а если позволяло время, то присаживались и говорили всласть. Но однажды помещичья лошадь зачванилась и сказала крестьянской:
— Ты всё же, сестрица, больно низкого происхождения. Возишь телегу, волочишь плуг, тянешь борону — вся потом провоняла. Посмотри, как я живу, бери пример с меня: я ем чистый овёс, вожу лишь важных господ. Видишь, какие у меня тонкие и красивые ноги! Видишь, какие у меня чудные и чистые копыта! Видишь, как блестит моя шерсть, как выгибается моя шея, и белая звёздочка сверкает на моём лбу! Разве я не прекрасна рядом с тобой?
— Прекрасна, прекрасна, — закивала головой крестьянская лошадь.
— Знаю. Об этом и говорить нечего! — воскликнула помещичья лошадь и ещё сильней загордилась… — А если бы ты увидела, какой у меня прекрасный шаг, когда я бегу рысью! И как я быстра! Земля просто уходит из-под моих благородных ног, когда я мчусь, как ветер, перед лёгкой коляской. А ты, наверно, не очень шибко бегаешь, сестрица?
— Не очень, не очень.
— Я знаю. Нечего и говорить об этом. Ты, наверно, и жалкой улитки не обогнала бы, если б побежала с ней наперегонки.
— Улитку, может, и не обогнала бы, а тебя обгоню.
Такой дерзкий ответ страшно рассердил помещичью лошадь. Она презрительно фыркнула, затопала ногами. И тут же предложила:
— Померяемся силами.
— Померяемся, — согласилась крестьянская лошадь.
Они пошли на выгон и сговорились — бегать вокруг выгона до тех пор, пока не устанут. Кто раньше выдохнется, тот проиграл, кто продержится дольше, тот победил.
Помещичья лошадь закинула голову назад и вихрем помчалась вскачь. Вскоре она уже прошла первый круг, догнала крестьянскую лошадь, пронеслась мимо неё. Она громко заржала и насмешливо крикнула:
— Вот так чудо! Ты всё бежишь без остановки. Не отдыхала ещё?
— Пока нет, пока нет, — ответила крестьянская лошадь.
Вскоре помещичья лошадь сделала и второй круг, вновь нагнала крестьянскую лошадь, вновь пронеслась мимо. Вновь громко заржала и насмешливо крикнула:
— Вот так чудо! Ты всё ещё бежишь без передышки. И не отдыхала?
— Пока нет, пока нет, — ответила крестьянская лошадь.
Догнав крестьянскую лошадь после третьего круга и проскакав мимо неё галопом, помещичья лошадь заржала чуточку потише. Но по-прежнему, высмеивая подругу, она воскликнула:
— Вот так чудо! Ты… всё… бежишь… ещё… не… остановилась… на отдых…
— Пока нет, пока нет, — ответила крестьянская лошадь и спросила: — А отчего ты, кума, стала задыхаться?
— Стукнулась сейчас о бугор копытом, — ответила помещичья лошадь.
После четвёртого круга помещичья лошадь ничего не сказала, пробежала мимо крестьянской тихо и скромно. Крестьянская лошадь спросила:
— Ты что так кряхтишь, кума?
— Споткнулась только что о пенёк, — сказала помещичья лошадь.
На пятом и шестом круге помещичья лошадь уже не могла догнать
крестьянской. А на седьмом круге крестьянская лошадь догнала помещичью. Догнала, проскакала мимо и спросила:
— Что это ты, дорогая кума, пропускаешь меня вперёд?
— Мне пришла в голову одна мысль, хочу её обдумать как следует, — ответила помещичья лошадь.
А после восьмого круга помещичья лошадь свернула с беговой дорожки, бросилась наземь и принялась усердно валяться.
Крестьянская лошадь спросила:
— Что-нибудь плохое случилось?
— Овод замешался в комариный рой — так больно ужалил, что до костей пробрало. Вот прогоню его, тогда опять побегу — времени хватит.
— В этом ты права, времени хватит, — кивнула головой крестьянская лошадь и побежала дальше.
Весь девятый круг помещичья лошадь прозевала — она стыдливо бродила в кустах, щипала траву.
— Разве настало уже время обеда, благородная подруга? — спросила крестьянская лошадь.
— Да, туман поднимается, живот начало подводить. Передохни и ты, сестрица, до утра успеем кончить, — сказала помещичья лошадь.
— Погоди, погоди чуточку. Вот я сделаю кругов с десяток, а потом ещё с дюжину — я ведь ещё и не согрелась по-настоящему, — ответила крестьянская лошадь.
С того вечера помещичья лошадь перестала хвастаться через меру.
ПОЧЕМУ СОБАКИ НЕ ЛЮБЯТ КОЗУЛЬ
Козуля нашла зимой на дороге пучок клевера и сразу же принялась его есть. Случайно той же дорогой шёл охотник. Увидел он козулю, жевавшую траву, хотел её застрелить.
Козуля ужасно испугалась, стала жалобным голосом просить охотника:
— Охотник, золотко, не стреляй в меня!
— Ничего не поделаешь, придётся застрелить, — ответил охотник.
— Не стреляй, ведь молода я ещё!
— Молода ты или стара, всё равно не спасёшься.
Но сердце охотника не было таким уж злым. Жаль ему стало козули, не застрелил он её. И козуля в великой радости тотчас помчалась в лес, только хвост замелькал меж кустов и деревьев.
Но собаки охотника были гораздо злее самого охотника — с досадой
они увидели, что добыча уходит, покрались следом. В чаще схватили они козулю, повалили её и собрались загрызть. Рычат сами и говорят: — Никуда ты не уйдёшь, козуля. Для нас ты предназначена, нам ты и достанешься!
Козуля снова стала просить:
— Милые собаки, дорогие собаки, не загрызайте меня!
— Ничего не поделаешь, придётся загрызть, — ответили собаки.
— Не загрызайте, я ведь ещё молода.
— Молода ты или стара, всё равно не спасёшься.
Увидела козуля, что дело плохо, собрала всю свою небольшую хитрость, сказала:
— Если вы подарите мне жизнь, я покажу вам волчью берлогу. Горд, очень горд волк, который живёт там — говорит всем, будто он никого не боится.
Собаки сразу рассердились, начали спорить:
— Но-но, не боится! Вот как мы к нему наведаемся, тогда посмотрим, боится он кого-нибудь или нет.
— Совершенно верно, наведайтесь к нему. А я вам дорогу покажу. Ведь загрызть меня и съесть вы всегда успеете, торопиться некуда, — сказала козуля.
Подумали собаки, посоветовались между собой и пришли к тому же выводу: что верно, то верно — загрызть и съесть козулю они успеют, торопиться некуда. И они тотчас отправились к волчьей берлоге: впереди — козуля вприпрыжку, следом за ней — собаки, обнюхивая землю.
Но козуля была хитра — она повела злых собак в такое место, где жил не один волк, а десять, все к тому же большие и сильные. Отвела она их в такое место, а потом умчалась сама, как ветер, только хвост мелькнул меж кустов и деревьев.
А злые охотничьи собаки попали в большую переделку, пришлось беднягам потрудиться, спасаясь от десятка волков.
С этого времени собаки даже вида козуль не выносят.
КОШКА, СОБАКА И МЫШЬ
Было время, когда кошка с собакой жили в большой дружбе и кошка не обижала мышей. Встретятся, бывало, в чулане или в амбаре, усядутся и заведут долгий-предолгий разговор. В важных случаях они ходили друг к другу в гости: кошка на собачьих крестинах пила хмельное домашнее пиво, мыши на свадьбе юной кошачьей дочери отплясывали свой мышиный танец.
Но тут произошла неприятная история: собаки стали обижать других животных — зайцев, кур, белок и ягнят. И тогда пришлось подать на них жалобу Лесному Отцу.
Лесной Отец тотчас призвал собак в суд — ответ держать. Собаки не стали отговариваться, выпятили грудь, пошли. Но они всячески пытались отрицать свою вину и оправдывались тем, что их постиг якобы жестокий голод. Однако Лесной Отец нашёл их всё же виновными и впредь разрешил им питаться лишь мясом тех зверей, которые сами падают наземь.
Собаки попросили протокол решения суда и получили его. Долго они ломали голову, куда положить важную грамоту. И, наконец, решили, что её должен взять на хранение усердный и заботливый Крантс-дворняжка.
Крантс ничего против этого не имел — взял бумагу на хранение. Но с такой важной грамотой ему было очень неудобно бегать за стадом; поэтому он пошёл к кошке, своей старой приятельнице, и сказал:
— Ты, Нурр-Нурр, больше дома хозяйничаешь — будь добра, побереги собачью грамоту.
— Отчего же не поберечь, поберегу, — ответила кошка, взяла важную бумагу и спрятала её на печи.
Немного погодя собаки повстречали лошадь, которая легла на землю, чтобы поваляться. Недолго думая, они набросились на соседку и загрызли её. Наелись до отвала и расхаживали потом, как ни в чём не бывало.
Но к Лесному Отцу тотчас поступили жалобы: собаки не соблюдают закона, собаки опять запрет нарушили. Эта весть очень рассердила Лесного Отца, и он дал слово жестоко наказать собак.
Собак вновь призвали держать ответ перед судом. Не отпирались они и в этот раз — выпятили грудь, пошли. А в суде гордо заявили, что им никто ничего не может сделать: они поступили точно так, как им было предписано самим Лесным Отцом, когда они в первый раз были в суде, — что само упадёт наземь, то идёт им в пищу! На лошадь, упавшую при них, они только тогда и набросились, когда она задрала кверху ноги. Ведь Лесной Отец ни слова не сказал им о том, что упавший должен быть обязательно мёртвым, да и в грамоте об этом ничего нет.