Чем теперь мне плохо жить,
Удалось глаза добыть.
Век слепой — осине быть…
Услышав эту песню, осина пустилась бежать за лисой. Но так как глаз у неё не было, ей удалось лишь на миг схватить лису за хвост.
С этого дня у лисы кончик хвоста белый. А осина так сердится на воровку, что её листья ещё и поныне дрожат от гнева.
ЛИСА И ВОЛК
Однажды лиса в поисках съестного забрела на хутор. Поглядела она сквозь изгородь и видит: во дворе на скамейке стоит кадушка со сметаной — хозяйка её сюда принесла и совсем про неё забыла. И так как злой Крантс уже давно лаял на коров в поле, она проворно юркнула в щель, подбежала к кадушке и подумала:
— Потерпи, потерпи, животик… подожди, подожди, пузатенький!
Но вот беда: горло у кадушки было узкое, голова никак не хотела пролезать в него!. Лишь после долгих усилий лиса достала языком немного сметаны, вымазавшись при этом до ушей. После этого она, усталая, побрела в кусты, прилегла отдохнуть на солнышке.
Вдруг лиса слышит — мох шуршит, бежит кто-то. Она уж вскочила было, чтоб убежать со всех ног, но вскоре увидела, что это идёт волк, её добрый сосед. Лиса лишь повернулась на другой бок и сказала:
— Куда, волк, путь держишь?
— На охоту, на охоту, — ответил волк, подошёл к лисе, сел в тени под деревом. Увидел он, что у лисы голова вся белая, и спросил:
— Что с тобой случилось, куроедка? Гляжу-гляжу, не пойму.
Лиса вздохнула и ответила:
— Беда случилась, беда. Пошла я к здешнему петушку в гости, а он принялся голосить и прибежал хозяин. Так меня треснул дубиной, что башка загудела. Смазала вот ушибленное место сметанной мазью, чтоб опухоль немного спала.
— Ой-ой-ой, — сказал волк. — Да, так бывает в жизни нашего брата. Я ведь тоже не совсем здоров — пустое брюхо так и болит от голода.
Лиса послушала некоторое время его жалобы и, наконец, сказала, что знает место, где еды вдоволь. Не будет ли сосед так добр — посадит её на спину и отнесёт от этого березняка подальше, — тут слишком близко к хутору, как бы злые собаки не напали на них.
Волк тотчас выбил пепел из трубки и сделал то, что просила лиса. Некоторое время они двигались молча, потом лиса стала петь для препровождения времени:
— Ох, насмешили всех до слёз — больной здорового понёс! Ох, насмешили всех до слёз — больной здорового понёс!
Волк послушал, послушал, оглянулся и спросил:
— Что ты там бормочешь, говори так, чтоб я мог разобрать слова.
— Ничего я не бормочу. Это я бредила, разум от побоев помутился. Смотри, ещё спрыгну и совсем удеру, — вздохнула лиса.
— Держись крепче за мою шерсть, тогда никуда не убежишь, — научил её волк.
Наконец, друзья прибыли на двор хутора. Лиса тотчас подвела волка к кадушке со сметаной, сказала:
— Поешь, поешь, золотко! Поешь, поешь, миленький. Я пока отдохну и постерегу, чтоб никто тебе, голубчику, не помешал.
Волк почуял запах сметаны — потекли у него слюнки, он тотчас попробовал засунуть голову в кадушку. Но у волка голова ещё больше, чем у лисы: не влезает, да и всё! А когда наконец влезла, опять беда: не может больше волк вытащить голову из кадки — тянет-тянет, ничего не выходит!
Лиса только этого и ждала. Она принялась носиться по двору и кричать изо всех сил:
— Друг погибает, помогите!
Вот уж показался в дверях хозяин — вышел взглянуть, что за шум. Остановился на пороге, посмотрел кругом, увидел странного зверя: сам похож на собаку, а голова как кадушка. Он принял волка не то за злого колдуна, не то за домового, даже в избу не догадался войти — встал как столб, руки-ноги от страха растопырил.
Лиса сразу удрала. Волк хотел побежать за ней, но глаза у бедняги закрыты кадушкой — не видят, куда идти. Наконец, побежал он и ткнулся сослепу прямо хозяину в ноги.
Хозяин споткнулся и упал на волка, а тот завыл и, с хозяином на спине, кинулся к лесу. Тут хозяин ещё больше перепугался и крикнул жене, которая тоже появилась в дверях:
— Прощайте, дорогие домочадцы! Теперь мне дорога прямо в ад.
Только на пастбище волк освободился от сметанной кадушки, сбросил на бугре хозяина и умчался как ветер.
Перепуганный хозяин, благодаря судьбу, поспешил домой: спасся-таки от злого домового.
А волк отправился разыскивать коварную лису, чтобы отплатить ей с лихвой.
ЛИСЬИ ДЕНЬГИ
Однажды у лисы наступило страшное безденежье. Делать было нечего — пришлось прибегнуть к хитрости, чтоб помочь беде. Набрала тогда лиса в мешок из-под картофеля костей доверху, влезла на высокий камень и, сидя на нём, начала их дробить.
Под вечер проезжала мимо этого камня тётка Кадри на белой лошади.
— Ты что там, куроедка, делаешь? — с любопытством спросила баба.
Лиса и виду не подала, что её обидело прозвище, ответила ласково:
— Деньги считаю, матушка.
Тётка Кадри остановила лошадь, спросила:
— Где ж ты добыла сразу столько денег?
— Нашла клад в яме, помчалась туда и набрала доверху несколько мешочков. Смотрю теперь — смогу ли зараз взвалить всю ношу на плечи и домой отнести… — объяснила лиса. — Или, может, ты, матушка, так добра, что захочешь облегчить моё бремя?
— Чем же я могу, милая соседка, облегчить твоё бремя… — сказала баба, ни на миг не сводя, впрочем, глаз с большого лисьего мешка.
Наконец они столковались: лиса получает белую лошадь тётки Кадри и в уплату за это отдаёт всё своё богатство.
Баба сразу взвалила мешок на спину и почти бегом пустилась в деревню. Лиса ей крикнула вслед:
— Ты, однако, раньше времени не снимай со спины ношу. Как только сделаешь это, все деньги словно в воду канут.
Одним духом донесла тётка Кадри мешок до дому. Войдя в ворота, она сразу же закричала во всё горло:
— Михкель, Михкель, муженёк… Помоги своей Кадри деньги сосчитать. У нас их теперь столько, что хоть тащи сюда все меры и лукошки.
Но старик не захотел этому поверить, засмеялся и сказал:
— Ты у меня, матушка, всегда любила болтать. Кто знает, что за мусор ты там притащила.
Обозлилась тут тётка Кадри.
— Ух ты, неверная душа, — обругала она мужа. — Здесь целый мешок золота, а ты ещё ворчишь на меня.
Вот Михкель и принёс из амбара меру и лукошко. Развязала баба верёвку, запустила руки в мешок: кости как кости! Михкель чуть не надорвался от смеха, обеими руками за живот держался.
— Сразу, — говорит, — видать мою Кадри. Ну, уноси теперь скорее своё невиданное золото к обманщику и получай назад мою белую лошадь.
И пошла тётка Кадри, плача, искать белую лошадь.
Коли до сих пор не вернулась, значит, всё ищет её.
ЛИСА, ВОЛК И МЕДВЕДЬ
Незадолго до Иванова дня лиса, волк и медведь решили наворовать масла. Подошли они потихоньку к крестьянскому погребу, вырыли под стеной нору, вытащили две кадушки масла. Одну кадушку сразу съели, другую отложили до праздника.
На следующее утро лиса отправилась побродить по лесу, но вскоре вернулась и сказала:
— Встретила сейчас своего племянника. Принёс весть, что меня на крестины ждут… Делать нечего, придётся пойти — нельзя ведь обижать родственников.
И пошла.
Только пошла она не на крестины, а отправилась к тайнику с кадушкой, поела сверху масла.
Когда она вечером вернулась домой, друзья спросили:
— Как назвали ребёнка?
— Верхушкой, — ответила лиса.
— Чудные имена стали давать детям в наше время! — удивились волк и медведь.
На следующее утро лиса опять пошла побродить по лесу, скоро, однако, вернулась и сказала:
— Встретила сейчас свою двоюродную сестрицу. Не странно ли — у них тоже крошка в семье появилась. Позвала она меня на крестины, сказала, чтоб обязательно приходила. Делать нечего, придётся идти. Уж так заведено у родственников, не то рассердиться могут.
И пошла.
Только и в этот раз пошла лиса не на крестины, а опять к тайнику с кадушкой, съела половину масла. Когда она вернулась вечером домой, друзья, как и вчера, спросили:
— Как назвали ребёнка?
— Половинкой, — ответила лиса.
— Ну и чудные имена стали давать детям в наше время! — опять удивились волк и медведь.
И на третий день пошла лиса бродить по лесу, а вернувшись, сказала:
— Встретила нынче свою дорогую крёстную, от неё тоже получила
приглашение на крестины. Делать нечего, придётся, верно, и это приглашение принять.
— Придётся, придётся, — поддержали её волк и медведь.
В этот раз лиса опустошила всю кадушку. Волку и медведю, которые, как и прежде, спросили имя ребёнка, она со вздохом ответила:
— Пустышка, пустышка, братцы… Пустышка… Пустышка!
И она тотчас завалилась спать и проспала три дня и три ночи подряд: хорошо ей было с брюхом, набитым маслом.
Наконец наступил Иванов день. Лиса слезла с тёплой печки и объявила, что теперь нужно всем вместе отправиться к тайнику и честно разделить между собой добычу.
— Верно, это следовало бы сделать, — согласились волк и медведь.
Пошли они все вместе и вырыли из земли кадушку. И видят: кадушка пустым-пуста! Когда все вдоволь поудивлялись и покачали головами, лиса сказала:
— Сомнений нет — кто-нибудь из нас виноват. Уляжемся рядом поспать на солнышке, задерём морды кверху. У кого залоснится, тот — вор.
Волк и медведь ничего не возразили, лишь посмотрели исподлобья друг на друга, каждый считал другого преступником.
Медведь сразу захрапел. Когда лиса притворилась, будто и её сон сморил, волк потихоньку встал, сунул в песок пучок мха и как следует оттёр свой нос: боялся, что на жарком солнце он и без масла залоснится. Вернувшись на своё место, он сразу же спокойно уснул, как тот, у кого совесть чиста.
Теперь лиса открыла глаза и огляделась, встала в свой черёд, подошла к пустой кадушке, соскребла со дна остатки масла и намазала ими волчий нос. Солнце пекло вовсю, и вскоре волчья морда заблестела от рта до ушей.