Бывший подъесаул поперхнулся.
— Как законопослушный, верноподданный, верующий спешу сообщить, что без всякого сомнения вас сильно заинтересует. Имею адреса мамаши двух красноармейцев и сотрудника облисполкома, а также местонахождение картин местного музея. За оказанную услугу позвольте открыть комиссионный магазин по скупке у населения ювелирных цацек, продаже их господам немецким, румынским офицерам.
Дьяков хмыкнул:
«Вряд ли немцы станут тратить свои дойчмарки. За понравившиеся им вещи не заплатят ни пфеннига, на правах победителей заберут в качестве трофеев».
Строго приказал:
— Не торгуйся, мы не на базаре! Садись и пиши согласие на сотрудничество с полицией, исполнение всех ее поручений.
— Вербуете в агенты?
— В наше время ничего не дается дешево, тем более бесплатно, за все надо платить. Станешь хорошо служить, получишь разрешение на открытие лавочки.
Бывший подъесаул нацарапал расписку, вывел свою фамилию и, как после непосильной работы, вытер вспотевший лоб.
— Напишешь адреса, фамилии всех известных врагов рейха. Чтобы не засветиться, не выдать сотрудничества, не сметь являться в полицию, найдем иной способ связи, — приказал при прощании Дьяков.
В конце дня произошла еще одна встреча — не спрашивая у секретаря позволения, в кабинет ввалилась грузная, тяжело дышащая дама.
— Вы тут главный?
— Угадали, — подтвердил Дьяков.
— Верится с трудом, слишком молоды.
— Начальников назначают не по возрасту, а за умение руководить.
Дамочка плюхнулась на стул и затараторила как заведенная:
— Не могла усидеть в своих чудом уцелевших стенах — в тело точно впилась сотня иголок. Все два с лишним десятилетия, начиная с вероломного захвата бандой Ленина власти в Петрограде и затем во всей империи, не теряла надежды, что низвергнут бесовскую советскую власть. И дождалась.
Посетительница могла говорить долго, даже бесконечно, пришлось Дьякову перебить:
— С чем явились?
Дама пропустила вопрос мимо ушей.
— Ожидая немцев, лишилась сна, извелась вся. Как увидела первого освободителя расцвела, от неописуемой радости чуть не пустилась в пляс. Мысленно поблагодарила покойную мутер за то, что произвела на свет.
Терпению начальника полиции пришел конец, Дьяков встал, ударил кулаком по крышке стола, это подействовало — дамочка заговорила о цели прихода.
— Требую выделить благоустроенную, непременно трехкомнатную квартиру в центре города, с ванной, балконом, кладовкой, паровым отоплением. Не помешает наличие лифта. Обязательно с телефоном. Осточертело ютиться в коммуналке с пьющими соседями, общей кухней, желаю жить по-человечески.
— А дворец не желаете? — не мог не съехидничать Дьяков. — Позавидуешь вашему аппетиту.
— Я заслужила комфорт.
— Чем?
— Перенесенными мучениями, вынужденным скрыванием своего происхождения, принадлежности к германскому роду баронов, уходящему корнями в Средневековье.
— Фольксдойч?[158] — уточнил Дьяков.
— Точно так, герр начальник. Жила с русской фамилией покойного мужа. А родилась Шлосберг, чем горжусь. Назвали Мартой, но благоразумно сменила имя на Марию.
— Родители живы?
— К сожалению, нет. Первым преставился отец, следом мать, урожденная Шварцкопф. Оба похоронены на лютеранском кладбище под Саратовом, в бывшей Покровской слободе, ставшей столицей «Республики Немцев Поволжья» Энгельсом. Без всякого перехода баронесса спросила: — Когда выпишут ордер на новую в центре города квартиру?
— Обратились не по адресу. Раздача жилплощади не входит в компетенцию полиции, к тому же жилой фонд города сильно сократился.
Шлосберг (по паспорту Федорова) с открытым ртом уставилась на начальника полиции и после затянувшейся паузы потребовала назначить ее главным врачом областной больницы.
— Вы доктор? — спросил Дьяков и получил ответ:
— Младший медперсонал, точнее, санитарка.
Дьяков усмехнулся.
— В скромности вас не обвинить, нахальства, самомнения избыток. Требуйте уж сразу пост главы горздрава.
Претендентка на многокомнатную со всеми удобствами квартиру и должность главврача больничного комплекса подскочила точно ужаленная. Обожгла Дьякова ненавидящим взглядом и прошипела сквозь сжатую вставную челюсть:
— Буду жаловаться генералу Паулюсу!
И пулей вылетела из кабинета.
18
Низкорослый, с непропорционально большой головой полицай переминался на кривоватых ногах, покашливал, не знал, куда деть руки, глаза бегали по сторонам. Дьяков не вспомнил фамилию стоящего перед ним, про себя назвал «Лопоухим».
— Что надо?
Полицай невнятно, точно рот был забит едой, произнес:
— Стало быть…
— Рождай быстрее! — потребовал Дьяков.
От окрика Лопоухий вздрогнул, окончательно потерял дар речи, положил на край стола пару сережек, цепочку с кулоном, браслет с бирюзовыми камешками, пачку сторублевых ассигнаций.
— Что это?
Лопоухий набрал полную грудь воздуха, выдохнул:
— Посчитал долгом, обязанностью!
Дьяков перебрал ювелирные изделия.
«Не стоит спрашивать, где взял, ясно, что прикарманил при обыске. Наиболее ценное наверняка утаил. Если как следует потрясти, на свет явятся золотые монеты дореволюционной чеканки, еще кой-чего. Опасался, что за не включение в протокол изъятия взгрею, и решил сдать мелочь. Деньгам грош цена — у нас они не в ходу, другое дело золотишко, оно всегда и везде в цене. — Смахнул принесенное в ящик стола. — Видно, ограбил не одну квартиру, забрал то, что горожане берегли на черный день. Ругать не стану — испокон веку победители набивали себе карманы».
«Лопоухий» вновь стал топтаться, и Дьяков спросил:
— Есть еще что доложить?
— Ага, то есть точно так. Как прикажете поступать? Снова приносить, что найду?
— Приноси, за исключением денег.
— Только вещички?
— Ерунду оставляй себе.
— Чашки-тарелки с гербами на донышках — ерунда?
— Дорогой антиквариат после бомбежек превратился в черепки. — По недоуменному выражению на лице полицая Дьяков понял, что слово «антиквариат» тот услышал впервые. — Ищи цацки, какие дамочки на себя навешивали, понятно, не из самоварного золота.
— Слушаюсь.
— Свободен.
«Лопоухий» помялся.
— Это самое… Возле сберкассы, вернее, что от нее осталось, лежит целехоньким железный ящик размером со шкаф.
Дьяков напрягся. Лопоухий это заметил, продолжил:
— Сильно тяжелый — с места не сдвинуть. Попытался открыть, но понял, что самому не справиться.
— Где сейф?
— Чего?
— Шкаф где?
— Близохенько, почитай рядом. Чтобы никто не унес, закидал сором.
Дьяков подошел к полицаю и, четко выговаривая каждое слово, чтобы они врезались в голову подчиненного, произнес:
— О шкафе молчок, никому ни слова. Держать язык за зубами, рот на замке. Как стемнеет, отведешь к находке.
— К чему ждать ночи? Идемте сейчас.
— Днем вокруг любопытные глаза.
С трудом ждал наступления сумерек. Не в силах усидеть, мерил кабинет шагами, стоило смежить веки, словно наяву видел искрящуюся россыпь драгоценных камней, колец, золотых часов, брошей. Знал, что в банках (быть может, и в сберкассах) хранятся не только деньги, а и украшения из драгметалла для их продажи в магазинах Ювелирторга.
Стоило Сталинграду погрузиться в темноту, «Лопоухий» повел Дьякова и прежде неоднократно судимого секретаря управления полиции (утверждающего, что для него вскрыть любой сейф равносильно открытию консервной банки) к развалинам. По пути «медвежатник» похвастался, как обчистил в Москве торговое представительство Мексики:
— На дворе тогда тоже была ночь. На посту у особняка позевывал мильтон. Стукнул его по темечку и беспрепятственно проник в здание. За считаные минуты набил карманы валютой разных стран, и был таков — ищи ветра в поле. Для меня брать сейфы раз плюнуть.
— Много награбастал, богатым был улов? — поинтересовался «Лопоухий».
Специалист по вскрытию сейфов ушел от ответа, не признался, что не воспользовался похищенным, не потратил ни цента, франка, лиры, марки, так как был арестован, пришлось тянуть новый срок. В очередном на пути завале Дьяков наступил на доску с торчащими гвоздями и чуть не пропорол себе ногу. Трехэтажно (чему научился в тюрьме и исправительной колонии) выругался.
— Тут, — наконец обрадовал «Лопоухий» и вместе со специалистом по вскрытию сейфов принялся разгребать битый кирпич. Дьяков молча наблюдал, как пыхтят двое. Вперед шагнул, лишь когда под ботинками полицаев раздался глухой звон. Включил фонарик, присел на корточки, коснулся дрогнувшей рукой стенки несгораемого шкафа с эмблемой завода-изготовителя, медной ручкой на дверце.
— Показывай, на что способен, — потребовал начальник полиции.
«Медвежатник» приступил к знакомому ему делу, Дьяков с нетерпением ожидал, когда откроется чугунный шкаф весом чуть ли не в тонну, и не скрыл радости, когда услышал:
— Принимайте работенку.
Дверца неслышно отворилась, Дьяков нащупал на полке пачку лощеной бумаги. «Неужели одни обесцененные советские деньги?»
Луч фонарика осветил облигации, на которые подписывались все трудящиеся, билеты лотереи Осовиахима, марки профсоюзных взносов Дьяков не поверил в крах своей надежды разбогатеть, чуть ли не с головой влез в сейф и вытащил пудреницу, тюбик помады…
19
Из рапорта коменданту Сталинграда генералу Линнику (перевод с немецкого)
…Так же считаю необходимым доложить, что с 23 октября по 3 ноября сего 1942 г. городская полиция успешно осуществила ряд важнейших операций по сохранению надлежащего порядка, пресечению преступлений, как похищений военного имущества, краж личной собственности, антигерманских выступлений лиц местного населения.
За минувший период: оштрафовано 43 горожанина, арестовано сроком до 2 суток за нарушения комендантского часа, застрелено за попытки изб