тли. Я ждал, что если не парни, то девушка попросит оставить ее в живых, но она не проронила ни слова. Тела казненных долго не снимали, затем бросили в одну из воронок, которых не счесть, забросали мерзлой землей. Чтобы противник узнал о гибели своих разведчиков и прекратил посылать на явную смерть новых агентов, отпечатали, распространили листовку об акте на Дар-горе. В целях недопущения проникновения к нам шпионов, потребовал усилить бдительность, тщательно проверять каждого выдающего себя за беженца, ищущего родственников, желающего разжиться продуктами питания, не имеющего аусвайса со специальной в нем отметкой. Радует, что мои хозяева оценили успехи руководителя города по пресечению враждебных действий противника[162].
31
Забот у бургомистра стало выше головы, с каждым днем они увеличивались. Самым сложным для выполнения оставалось проведение мобилизации трудоспособного населения для расчистки дорог, завалов, руин. Выгонять на работу удавалось от силы два десятка сталинградцев.
Дьяков отчитывал нерадивых сотрудников за невыполнение поручений, бездеятельность, работу спустя рукава, подписывал различные приказы, отчеты, униженно просил коменданта не выключать в общежитии по ночам свет, увеличить выдачу бензина для потрепанной легковой автомашины.
Линник отказывал, ссылался на нехватку топлива, необходимость экономить его и электроэнергию или игнорировал ходатайства, не отвечал на них. Много времени отнимали организация ремонта, то и дело выходящего из строя котла бани, рейды по изъятию у населения трех подконтрольных районов города[163] продуктов, снабжение гарнизона водой из источника (вода в реке стала непригодна для питья — в Волге разлагались трупы), уничтожение завшивевшего обмундирования или дезинфекция его. К неотложным делам относились и контроль над деятельностью полиции, принятие новыми сотрудниками присяги, чей текст поступил из Берлина:
Клянусь перед Богом святой клятвой, что в борьбе с большевистским врагом моей родины буду беспрекословно подчиняться верховному главнокомандующему всеми вооруженными силами Адольфу Гитлеру и в любое время готов отдать свою жизнь.
Вторую присягу — более эмоциональную, сочинил атаман Петр Краснов:
Обещаю и клянусь Всемогущим Богом, перед Святым Евангелием, что буду верно служить вождю новой Европы и германского народа Адольфу Гитлеру, бороться с большевизмом, не щадя своей жизни до последней капли крови.
После изрядно затянувшихся рабочих дней Дьяков, еле передвигая ноги, возвращался в узкую, как пенал, комнатушку, валился на койку и тотчас засыпал. Из ночи в ночь снилось одно и то же — вздернутый политрук, раскачивающиеся на ледяном ветру три разведчика. Просыпался, как от толчка в бок. Чтобы успокоиться, вспоминал приятное, например казачку, которая безропотно отдалась, при уходе прижимала к высокой, колыхающейся при ходьбе груди банки тушеной говядины, яблочного джема-конфитюра, буханку хлеба.
«Зовут Клава. Проживает в Калаче, точнее, за станицей в хуторе, с выданным пропуском вернулась под родную крышу. Если бы имел свободный от службы денек, заехал к ней, как говорится, на чаек, понятно, не с пустыми руками».
Долго предаваться воспоминаниям не удавалось — требовали немедленного исполнения неотложные дела — проведение в управе занятия по изучению германской библии «Моя борьба» Гитлера, получение на вещевом складе и раздача служащим зимней одежды, поиск типографской машины и рулона бумаги для печатания постановлений, проверка работы тюремных стражников, очистка берега реки от всплывающих и разлагающихся трупов.
До позднего зимой рассвета лежал с открытыми глазами.
Очередной день принес знакомство со ставшим известным всей Германии асом, капитаном Германом Графом[164], сбившим в воздушном бою 20 советских самолетов, награжденным лично фюрером бриллиантами к «Рыцарскому кресту». Национальному герою устроили пышный прием. Летчик вел себя скромно. Стоило Дьякову начать говорить в его адрес хвалебные слова, перебил, предложил чокнуться бокалами, принялся расспрашивать о водящейся в Волге рыбе. В тот вечер стало известно, что Главное управление сухопутных войск (ОКВ) приказало 6-й армии готовиться к долгосрочной обороне. Гитлер учел горький урок минувшей зимы, позволял Паулюсу отсидеться в городском тепле и с приходом весны завершить Восточную кампанию, поставить СССР на колени.
Установленный на Ладожской улице у комендатуры громкоговоритель оглушал район бравурными маршами, в их числе «Поднимем выше наш флаг» на слова возведенного в ранг святого мученика, погибшего в уличной драке в 1930 году Хорста Весселя.
Напротив Илиодорова монастыря[165] порывы ветра рвали закрывающий пролом разрушенного дома транспарант, пропагандирующий войска СС.
Из труб землянок в низкое небо тянулись дымки.
На элеваторе в поисках горелого, перемешенного с землей зерна копались старики, дети.
На площади им. 9 Января в доте румыны жарили конину.
В лазарет поступали обмороженные, проклинающие русскую зиму солдаты.
На заброшенном Алексеевском кладбище росло число свежих захоронений (могилы православных покойников теснили евангелисты, католики), на могилы скончавшихся от ран ставили наспех сколоченные кресты с фамилиями, именами, званиями, вешали каски.
В пополнения несущих оборону частей направлялись необстрелянные, плохо или совсем не обученные воевать конюхи, шоферы, снабженцы-интенданты, писари, повара, которые для сохранения жизни сдавались в плен. Чтобы прекратить этот позор, Паулюс подписал приказ:
Все мы знаем, что если армия прекратит сопротивление — большинство ждет верная смерть от вражеской пули либо от голода и страданий в сибирском плену. Тот, кто сдастся в плен, никогда не увидит своих близких. У нас только один выход — бороться до последнего патрона, несмотря на усиливающиеся холода и голод.
Командующий благоразумно умолчал о резком сокращении рациона питания — теперь в сутки военнослужащие получали 50 грамм хлеба, литр бобового супа без жиров, пару сигарет из эрзац-табака.
32
Наступившее полуголодное существование ничуть не беспокоило
Дьякова. Предвидя это, он предусмотрительно припрятал продукты, которые при длительном хранении не теряли вкусовых качеств, не портились. Как и многие в армии, верил, что гарнизон и части на линии фронта будут регулярно снабжаться продовольствием по железной дороге или воздушным путем, залог тому обещание фюрера не бросить в беде свою героическую 6-ю. В возникших трудностях бургомистр винил зиму с ее трескучими морозами, снегопадами.
«Немцы не привыкли к нашим холодам, когда плевок замерзает налету. Паулюс обнадежил, что Красная Армия выдохлась и уже не будет сражаться с прежним ожесточением. Напомнил, что Гитлер назвал 6-ю армию крепостью на Волге, это обязывает каждого пресекать любые попытки противника вернуть себе утраченное. Для того чтобы прекратить гуляющие среди военнослужащих разговоры о готовящемся русскими штурма Сталинграда, его окружения, перевел свой штаб в центр города в здание универмага».
После решения вопроса о запасе продуктов для личного употребления, Дьяков стал думать о сохранении ценностей, которые собрал за время службы, и зашил золотые ювелирные украшения, червонцы дореволюционной чеканки под подкладку тулупа. Вернулся к исполнению своих обязанностей — обеспечение штаба, казарм, лазарета теплом, использование пленных и перебежчиков в заготовке топлива — рубке деревьев, сборе поломанной мебели для сжигания в печурках в блиндажах, забой отощавших лошадей, передача конины полевым кухням, контроль за шитьем маскировочных халатов из парашютного шелка, ремонт движков радиостанций. Вместе с медперсоналом провел дезинфекцию по уничтожению расплодившихся у военнослужащих насекомых-паразитов, заставлял население расчищать от снега дороги, убирать сугробы у дотов, универмага. Закрывал глаза на пропажу домашних животных, догадываясь, что собак и кошек употребили в пищу. Ежедневно, даже ежечасно ожидал вызова с отчетом к командующему.
«Не хвастаясь, доложу об успешной подготовке к зиме, которая по народным приметам ожидается затяжной, суровой. Попрошу увеличить штат сотрудников магистрата из числа изъявивших желание служить новой власти пленных».
Пожалел, что фюрер не внял просьбе Паулюса увести армию от Волги, двинуться к крайне необходимым рейху богатейшим запасам нефти, и с приходом весны исправить досадную неудачу минувшего сорок первого, войти в Москву.
«Прими к исполнению здравый совет нашего командующего, и в новом году я гулял бы под пальмами цветущей Абхазии, вдыхал соленый запах Черного моря, объедался плодам субтропиков, на набережной Баку слушал прибой волн Каспия».
Понимал, что это мечты, и сильнее ненавидел Сталинград, где вынужден зимовать среди руин.
«Если бы город не переименовали, он остался Царицыном, Сталин не потребовал бы его удержать любой ценой, во что бы то ни стало, вцепиться зубами за кромку берега, не посылал армии на убой. Усатый грузин, точнее, осетин, не смирился, что противник захватил носящий его имя крупнейший на Нижней Волге город. Для Гитлера взятие Сталинграда — главная победа в войне. Посему один вождь станет упрямо пытаться вернуть утраченное, другой не выпустит его из своих рук. Оба властелина из тщеславия согласны потерять свои армии, лишь бы не проиграть. Стоит двум диктаторам столкнуться лбами, и — извержение Везувия, даже всемирный потоп покажутся шутками. — Позавидовал предусмотрительно покинувшему город Мюффке: — Сейчас не мерзнет, не испытывает никаких трудностей, блаженствует в кругу семьи, в нейтральной Швейцарии на берегу Женевского озера. И я бы мог оказаться вдали от войны, проститься с позорной, унизительной ролью шавки, которая вынуждена ходить перед хозяевами на задних лапах, сбыл бы ценности, приобрел виллу, стал хозяином поместья».