«Ее телефон лежит на кухонном столе. Вызовешь такси. Снова обернешься в пленку и поедешь домой. Ключи от квартиры будут лежать в почтовом ящике. Не спрашивай меня, каким образом они там окажутся. Просто поверь. И живее. У нас почти не осталось времени».
За всю свою жизнь Терентьев видел трех негров (те, что по телевизору, не в счет). Двоих, живых, – в Москве шесть лет назад в командировке. А третий сейчас лежал перед ним на диване. Третий негр был мертв.
Негр лежал в расправленной кровати, раскинув руки широко в стороны. Простыня под ним напоминала японский флаг, где роль солнца выполняло круглое с ровными краями пятно крови.
Судя по всему, смерть он встретил во сне. Три удара ножом: один в грудь и два в шею. Терентьеву не требовалось заключения патологоанатома, чтобы сказать, который удар был первым. Мгновенная смерть от кровоизлияния в сердце. В противном случае покойный успел бы спрыгнуть, упасть с кровати, ну, или, как минимум, скомкать пастельное белье под собой.
Шилов ушел за понятыми, и у Терентьева было десять минут на то, чтобы заглянуть в шкаф и пошарить по карманам погибшего.
В шкафу не было ни коробочек, ни сумочек, ни кошельков. Стопки мужского нижнего белья, маек и носков. Холостяк. Под стопками было пусто.
В пиджаке лежала пластиковая карточка «Виза» и свернутая пополам пачка банкнот. Сотки пятисотки и тысячные. Карточку он положил обратно, а наличные себе в карман. Негру на диване они уже вряд ли понадобятся. В кожаной куртке, висевшей у входа, он нашел немецкий паспорт, две обертки от карамели, еще несколько тысячных купюр и чек из «Спорт-мастера» на спортивные штаны «Пума», видимо, те самые, что висели на стуле у кровати.
Улов был, прямо скажем, не богат.
Услышав шаги по лестнице, Терентьев отступил от вешалки и повернулся к пустому проему в конце коридора. Замок открыть не сумели. Металлическую дверь болгаркой спилили с навесов и поставили рядом с лифтом.
На пороге появились четверо. Старичок, две женщины и Шилов. По одному, заложив руки за спину, словно под конвоем, они вошли в квартиру.
– Хозяин квартиры и понятые, – представил Шилов.
Когда все расселись Терентьев достал из папки пачку бланков и протянул их Шилову – бумажная волокита, составлявшая основную часть его работы, вызывала стойкую неприязнь.
– Ручка есть? Давай экспозицию, – он протянул Шилову паспорт убитого.
– Мудреная ксива. Иностранная что ли?
– Да парень-то, судя по цвету кожи, тоже не местный.
Старичок оказался хозяином квартиры. Убитый снимал у него жилье уже четвертый месяц и планировал прожить здесь еще два. Жилец – теперь уже во всех отношениях бывший – вел себя вполне прилично. Соседи на него не жаловались. Квартплату отдавал за месяц вперед, коммуналку платил вовремя. Зачем он приехал в город и чем занимается, старичок не знал.
– Только вот в последнее время вел он себя как-то странно. Как будто смерть свою чуял. Новые замки в дверь вставил, занавески с окон поснимал. Я не возражал. Платил он очень хорошо. За такого квартиранта надо держаться. Последний раз я его видел две недели назад, когда он деньги за июль отдавал. Сам он выглядел совсем неважно. Какой-то сонный и усталый. И встречу назначил на самом солнцепеке. Я ему говорю: “Давай в тень отойдем”, а он – нет, не хочет и все назад оглядывается.
– Слежки боялся, – предположил Шилов. Терентьев в компании старика-хозяина обошел квартиру. Заглянул в туалет и в ванную. Похлопал дверцами кухонного шкафа и открыл дверь в кладовую, где вместо четырех квадратных метров подсобного помещения перед ним открылся вход в просторный коридор.
– А это что за фигня? Старичок занервничал.
– Здесь когда-то мусоропровод был. Но он ни дня не работал. Я с управдомом все согласовал, и соседи тоже не возражали.
Хозяин убрал заднюю стену кладовой, соединив таким образом квартиру с изолированной частью лестничной клетки, которая некогда была коридором и площадкой мусоропровода. Вряд ли такая перепланировка была одобрена БТИ.
Терентьев нащупал на стене выключатель. Помещение озарил холодный свет люминесцентных ламп. Насколько мог судить Терентьев, это была лаборатория. Узкий, шириной не более полуметра, верстак был завален колбами, пробирками, подставками и грязными резиновыми перчатками. Из стены торчал водяной кран. Рядом шумно гудел измазанный чем-то похожим на солидол старинный холодильник «Орск».
– Ну ни хрена себе!
– Что там? Еще один труп? – донесся недовольный голос Шилова из коридора.
– Да нет. Это я так. Не ожидал просто. Ты пиши, не отвлекайся.
Становилось ясно, почему иностранный гость не остановился в гостинице. Похоже, черномазый собирался помочь Аллаху покарать неверных, но по какой-то причине вознесся сам.
– Ну-ка, папаша, пока постой здесь. Терентьев посмотрел под ноги. Чисто. Ни лески, ни веревки. По-хорошему следовало бы вызвать саперов, но их ждать будешь до полуночи, а торчать тут он не хотел.
Аккуратно ступая, Терентьев прошел вглубь комнаты.
Невероятно, но так хорошо, как сейчас, ему не работалось никогда. И в молодости, и в зрелые годы все время что-то отвлекало. Сначала – друзья и женщины, потом – семья и быт. Только теперь, когда жена умерла, дочь вышла замуж, а немногие оставшиеся в живых друзья забыли о нем, он наконец мог сосредоточиться на работе.
Его больше не интересовала карьера и зарплата. Притупилось чувство жалости к больным, которое, кстати, чаще только мешало. Теперь в работе им двигало желание лечить само по себе. Остаток жизненных сил и многолетний опыт требовали применения. Сразиться с болезнью и победить ее. Все. Больше ничего не надо.
На столе лежали три белых журнала. Ашиев, Стасов и Фролов. Вообще-то, согласно инструкции, брать истории домой категорически запрещалось. Но наступили выходные, а ему нужно было все перечитать еще раз.
У этих троих было намного больше общего, чем могло показаться на первый взгляд. Ни один из них раньше не состоял на учете в диспансере и не обращался за помощью к специалистам. Все трое поступили в отделение с интервалом в семь-десять дней в бредовом бессознательном состоянии. У всех троих наблюдалось раздвоение личности. Ашиев и Фролов пытались скрывать это, Стасов, напротив, не делал из этого секрета. У всех троих острая фаза длилась не больше двух дней. Всех троих лечили совершенно разными препаратами (Фролову он давал витамины и плацебо). Все трое выздоровели, причем приблизительно в одинаковые сжатые сроки.
Это была либо химическая интоксикация неизвестным ему веществом, либо опять же неизвестная ему инфекция. Об инфекции говорил и загадочный темнокожий гость. После выхода на работу Перов трижды пытался дозвониться по номеру, который тот ему оставил. Бесполезно. А жаль. Встреча с ним, наверное, здорово помогла бы делу.
Анализы на микроорганизмы и содержание психотропных веществ пока не прояснили картину. Но он собирается копать глубже. Настолько жесткие психические отклонения не могли пройти бесследно. Они предполагали воспаления, кровотечения, атрофии, какие-то органические изменения в центральной нервной системе. Перов собирался заглянуть внутрь черепной коробки. Фролов и Стасов получили направление на МРТ. Немного огорчала очередь длиною в месяц. Но ничего. Он подождет. Следы все равно обязательно останутся.
И да – он не забыл вопрос негра о гастрономических предпочтениях инфицированных и специально за свои деньги заказывал суши. Любовь к имбирю у Стасова и Фролова подтвердились на все сто.
Внутри было зловеще тихо. Будто кто-то уже давно и терпеливо дожидался его прихода. Вдоль стены на подставках стояли три прямоугольных аквариума, литров по шестьдесят каждый.
В первом валялась дохлая крыса. Облезлая шкура тесно обтянула череп, глаза высохли, губы ссохлись, обнажив длинные желтые клыки. В блюдце лежали гранулы сухого корма для животных, а поилка была наполнена водой. Умер грызун в достатке.
Терентьев вспомнил недавний вопрос про труп. Сейчас он ответил бы утвердительно, и позвал бы Шилова взглянуть на тело. Но поезд ушел, хохма не состоялась. Терентьев шагнул ко второму стеклянному коробку.
Внутри был кусок трухлявого бревна, по которому бегали крупные рыжие муравьи (возможно, термиты) и пожелтевший изъеденный лист салата.
Наклонившись, он увидел на листе четырех сбившихся в кучку насекомых. Два передними лапками держали третьего, а еще один грыз его голову. Жертва отчаянно вырывалась и крутила головой, но численный перевес определил исход схватки.
Труп собрата убийцы потащили с собой в муравейник. Когда муравьи скрылись внутри, Терентьев обратил внимание на некоторые особенности их жилища. Муравейник был не холмиком, а пирамидой с четко обозначенными сторонами. Вершина была ровно усечена, отчего сооружение сильно напоминало постройки древних майя. Однако самой примечательной особенностью муравейника была не архитектура, а строительный материал. Стены сооружения состояли из трупов муравьев.
Терентьев наклонился поближе, чтобы внимательнее рассмотреть замысловатый муравейник, когда насекомые вдруг разом, словно по команде, развернули свои головы к стеклу и замерли, словно кто-то резко сбросил температуру в аквариуме градусов на сто вниз. Тысячи фасеточных глаз единым изучающим взглядом уставились на Терентьева. И этот взгляд был злым и холодным. Через мгновение все закончилось. Муравьи вернулись к своим делам и больше не обращали на Терентьева никакого внимания.
Что за черт? Теперь он не был уверен в том, что секундная пауза в броуновском движении вообще случилась.
Последний аквариум был на треть заполнен сушеными пчелами.
Негр явно готовил что-то экзотическое. Для изготовления тротила подопытные крысы и насекомые не требуются. Хорошо, если это какой-нибудь отравляющий газ, а если бактериологическое оружие?
Терентьев прикинул свои шансы подцепить в этой необыкновенной кладовке какую-нибудь заразу, вроде сибирской язвы. Такая возможность, безусловно, существовала. С другой стороны, удачная развязка истории могла привести ему еще пару звезд на погоны. Поимка сообщника по горячим следам и предотвращение теракта. Тут и до кресла начальника УВД рукой подать.