– Охренеть можно. Народу битком. Все в какое-то тряпье замотаны. На столах еда, но никто не ест. Чего-то ждут. И гробовая тишина. Как на поминках.
– Полуночные поминки в «Макдоналдсе». Отличный сюжет для дебильного голливудского фильма ужасов.
– Не веришь – сходи посмотри.
– Да мне и здесь хорошо, – куснув бигмак пару раз, Терентьев наконец добрался до котлеты. – А бутерброд очень даже ничего. С обеда не ел с этими чертовыми убийствами. Пока все оформил – день прошел. Утром на рынке еще четыре трупа обнаружили. Тут не патрули укреплять надо, а внутренние войска подтягивать.
– Смотри, смотри! Вон еще мумия, – Шилов толкнул его локтем и показал пальцем в боковое стекло. Закутанный в тряпки человек исчез за дверью забегаловки.
– Беженцы, – Терентьев покачал головой и достал из кармана пачку «Винстона».
– Я тоже так думал, пока с Юрой из паспортного стола не поговорил. С его слов единственным иностранцем, посетившим Сольск за последние пять лет, если не считать узбеков и цыган, был тот негр. Так что эти мумии местные. Ислам шагает по миру семимильными шагами.
– Кстати, напомнил про негра, – Шилов вытер жирные пальцы об салфетку и полез в бардачок. – Эту штуковину я под его кроватью нашел. Может, тоже для дела пригодится. От бижутерии что ли?
Терентьев взял из пальцев Шилова блестящий кружок размером с десятикопеечную монету. Вещица показалась ему даже более чем интересной. Таких штук на свете конечно были миллиарды. Но ему, Терентьеву, они попадались не чаще, чем негры. А если точнее, еще реже.
Часть пятаяНепослушные руки
Идет смерть по улице, несет блины на блюдце.
Кому станется – тому и сбудется.
Скоро сбудется. Не минуется.
Он рос, в сто тысячный раз переживая собственное младенчество. Есть, пить, спать, набираться сил и расти. По возможности тихо и незаметно.
Общее представление о новой среде обитания он получил еще двести лет назад, но в этом пробуждении удалось серьезно уточнить информацию.
Двадцать восемь процентов форм не заполнялись вообще. ДНК вируса моментально распознавались и уничтожались иммунной системой носителя. И все равно аборигены были идеальной питательной средой. Немного усложняло дело их неравномерное территориальное распределение. Впрочем, и это было нормально.
Связь терялась, если расстояние между формами превышала километр. Он уже проник в близлежащие к Сольску деревни – Мамино и Красново. На том дело и стало. Можно было попробовать переехать в большой город всей колонией. Но такая масштабная миграция неизбежно вызовет у многих интерес, равно как и внезапно опустевший Сольск. Они быстро вспомнят о странной инфекции, сводящей с ума и загоняющей под землю. Достаточно будет поднять архивы полувековой давности. Да что там архивы, многие из свидетелей его предыдущего пробуждения все еще живы. Сообщат, куда следует. А там наверху примут меры. Это уже было. Так не годится. К открытому противостоянию он совсем не готов. Те, что уже сбежали из города, не представляли опасности. Их вывела оттуда интуиция. Никаких фактов. И ноль понимания к происходящему.
А вот оставшиеся – те, которых невозможно заполнить, – это совсем другое. Они тоже не понимают происходящего, но видят, что оно давно зашло за черту забавных странностей. Сотни фотографий пустынных улиц, закрытых магазинов и парикмахерских. Тысячи постов «Наш город вымирает на глазах», «Подскажите, что происходит», «Неужели, кроме меня, этого никто не видит? Куда смотрят власти?». Сотни тысяч телефонных разговоров на тему пропаж людей. Если не предпринять меры, все это может здорово усложнить ему жизнь. Настало время заткнуть рты паникерам.
Легче всего уничтожить системные источники информации. Администрация, полиция, различные учреждения и т. д. и т. п. Одна-две заполненные формы, желательно наверху служебной лестницы, будут блокировать десятки опасных ресурсов. А вот с частными обращениями, постами в Интернете, телефонными переговорами будет намного сложнее.
Отключить телефоны было бы просто, если бы он решил отключить их все (всего-то обесточить антенны МТС, «Мегафона» и «Билайна»). Но выпавшие вдруг из эфира десятки тысяч людей вызовут подозрения. Телефоны должны перестать работать только у вредоносных абонентов, не вошедших в команду, и только когда потенциальный вред от их переговоров перевесит опасность подозрений. Он удалит все их лицевые счета у провайдеров и закроет все пункты подключения к связи. А несколько сотен его форм будут заниматься поиском и исправлением компрометирующих сообщений.
И главное: информационная война не должна продолжаться долго. Необходимо уничтожить источники вредоносной информации физически.
Впервые за минувшие полгода он, вернувшись домой, услышал, как клацнула защелка. Телевизор не работал. Снова отключили свет? Он нажал на выключатель, и на потолке загорелась лампа. Может, ушла в магазин. Либо… От оставшегося объяснения на затылке затопорщились волосы.
Не разувшись, заглянув по пути в пустой зал, он вошел в спальню.
В комнате было сумрачно. Сквозняк из открытой форточки шевелил задернутыми занавесками. Она неподвижно лежала на кровати лицом вверх. Если бы не голова, ее истощенное тело легко могло бы потеряться в складках покрывала.
Он открыл дверь чуть шире – и свет из прихожей упал на подушку. Она вдруг вздрогнула и сдвинулась в тень.
– Мам? Ты не спишь? – он присел на край кровати. Рядом на полу валялся скомканный халат, и ему стало не по себе от мысли, что она лежит под покрывалом голая.
– Привет. Как дела?
– Неважно.
Глаза привыкли к полумраку, и он смог разглядеть ее высохшее морщинистое лицо. На прошлой неделе ей исполнилось пятьдесят восемь, а выглядит она на восемьдесят пять. Катаракта на левом глазу закрыла зрачок целиком. Правый, не моргая, смотрел куда-то сквозь него. Черты лица заострились, а глаза провалились еще глубже. Наверное, именно так она будет выглядеть в гробу. Точно не хуже. Потому что хуже уже некуда.
– Снова давление?
– И давление тоже.
Неполные ответы и продолжительное молчание. Как в тот день, когда ей поставили диагноз. Неделю она не разговаривала. Потом сломалась, разрыдалась на кухне и не могла успокоиться до утра. А что случилось теперь? Почему сегодня она забилась в темную комнату и задернула занавески? Может, снова из-за таблеток? Он читал о возможности возникновения депрессий и подавленных состояний в инструкции к болеутоляющим.
– Тебе чего-нибудь принести?
Она дернула головой в знак отказа. И этот жест показался ему тоже каким-то резким и ломаным. Возможно, рак подбирался к двигательным центрам. Воображение расписало перспективы неподвижности. Утка – ладно, но как он будет ее купать? Нет. Придется просить соседку. Обратиться в службу социальной поддержки. Вызвать тетку из Брянска.
Да что угодно. Не может же он купать собственную мать.
– Хочешь, я посижу с тобой?
– Это ни к чему. Иди, занимайся своими делами. Валя приподнялся с кровати и застыл, не зная, как поступить.
А вдруг она умрет? Вот так тихо и буднично. В полумраке пустой комнаты. Одна. А он в это время будет пить чай у телевизора. Может быть, это последняя возможность поговорить с ней. И что сказать? Утешить глупостями вроде «не бойся, все будет хорошо»? Просто посидеть в тишине? Чушь! Он не должен навязывать ей себя, только потому, что боится бросить ее одну в комнате.
– Не переживай. Мне уже лучше.
– Точно?
– Да. Просто хочу немного полежать.
Он все навыдумывал. Какая только ерунда ни лезет в голову с недосыпу. Она просто устала и хочет отдохнуть. Больные быстро утомляются. Это нормально. Плюс опять же таблетки.
Из-под одеяла высунулся острый сбитый до крови локоть. Он не помнил, чтобы она рассказывала, как упала.
– Может, все-таки чаю?
– Не хочу. Я спать буду.
– Ладно, как хочешь. Если что, зови. Она кивнула.
Валя успел сделать два шага к кухне, когда услышал голос за спиной.
– Закрой дверь. Мне так лучше.
В кухне по полу был разлит борщ. Широкая жирная полоса уходила в прихожую и терялась на середине ковровой дорожки. Кое-где на линолеуме виднелись отпечатки ладоней. Она разлила борщ, начала вытирать, и вдруг ей стало плохо. Но зачем тогда было растягивать жирное пятно до самой прихожей?
Тряпка в ванной оказалась не только чистой, но и сухой. Он вспомнил скомканный халат у кровати. Если его развернуть, он наверняка окажется в жирных пятнах с кусочками капусты и картошки. Что ей взбрело в голову?
В холодильнике стояли непролитые остатки борща и кусок вареной колбасы.
Он разогрел борщ, отрезал колбасы и достал компьютер.
В разделе «Происшествия» местного сайта новостей было сорок восемь новых сообщений за неделю: Мэр города поздравил аграриев с завершением уборки зерновых. На улице Кирова открыли новый магазин обуви «Шаг». Детский сад номер восемь закрыли на карантин в связи с вспышкой гриппа. И т. д. и т. п.
Он открыл дверку под мойкой, чтобы выбросить колбасные шкурки. В мусорном ведре лежала коробка с логотипом «Толстого самурая» и чек от сегодняшнего числа. «Сет “Кальмар”. 680 рублей. Время: 11:02. Спасибо за покупку. Телефон службы доставки: 92-56-10». Валя покрутил чек перед глазами и положил обратно в ведро. Маленький подарок самой себе? Хорошо. Никто не против. Но почему это вдруг стало секретом?
У ворот гаража стоял знакомый мерседес и еще с десяток автомобилей. Витька, одетый в чистую майку и джинсы, сидел на перевернутом ведре и крутил в руках пачку «Лаки Страйк».
– Давно сидишь?
Бетон вокруг был усеян окурками, сгоревшими под фильтр.
– Второй день ни одного клиента.
– А эти готовы? – Валя кивнул в сторону стоянки.
– Ага. Ключи вешать некуда.
Ключи от машин Витька хранил на гвозде под календарем «Пирелли» на дальней стене гаража. Бросив туда взгляд, Валя вспомнил гвоздь на работе, на который он насаживал накладные.